Читать книгу "Эшли Белл - Дин Кунц"

– И что вы хотите узнать о мисс Биби Блэр? – подмигнув Пэкстону голубым глазом, поинтересовалась она. – Находились ли ее родители под действием алкоголя, наркотиков, или они просто страдают дешевым снобизмом, поэтому решили дать своей дочери такое глупое имя? Ладно, извините. Это вы пришли сюда задавать мне вопросы, а не наоборот.

Пэкстона поразило, как быстро и легко профессорша сделала далеко идущие выводы, исходя из его татуировки морских котиков, а потом поверила, что они явились сюда с официальной миссией в качестве представителей правоохранительных органов. Пожалуй, времена, когда преподаватели колледжей строили лекции по своей дисциплине, исходя из уважения к логике и здравому смыслу, остались в далеком прошлом. Судя по всему, сегодняшние профессора не особенно уважают эту самую пресловутую логику.

– Ну, – начал Пэкс, – как вы, должно быть, понимаете, мы здесь потому, что нас интересуют обстоятельства исключения мисс Блэр из университета.

Приподняв брови, Сейнт-Круа произнесла:

– Нигде в письменной форме не указано, что ее выгнали из университета. Она сама ушла по доброй воле из-за того, что программа обучения показалась ей слишком трудной, а царящая у нас атмосфера не отвечала ее вкусам. Кто, кроме нее, может лучше знать об этом?

Улыбнувшись, Пэкстон покачал головой.

– Поверьте нам на слово, доктор Сейнт-Круа, мы провели достаточно дотошную следственную работу. Из различных источников нам стало известно, что за всей этой историей должно таиться кое-что еще. Мы подозреваем, действия, ставшие причиной ее исключения из университета, могут иметь ту же природу, что и поведение, вызвавшее наш интерес к этой особе.

– Вот именно, – сказал Пого, который, похоже, обеспокоился тем, что его излишняя молчаливость покажется профессорше подозрительной.

Внимание Сейнт-Круа тем временем скорее занимали формочки для пирожных, чем Пэкстон с Пого.

– Я задала им написать сочинение. Студенты должны были выбрать знакомого, в доме которого ни разу не бывали. Человек мог быть другим студентом, сотрудником университета либо кем-то из преподавателей. Это была проверка их наблюдательности и способности к аналитическим рассуждениям. Я хотела проверить их склонность к составлению правильного психологического портрета другого человека, а также силу их воображения. Каждый должен был составить подробный, яркий, живой рассказ, вполне убедительный, соответствующий психологии выбранного студентом лица, вне зависимости от того, живет ли знакомый в комнате общежития, квартире или частном доме. Мисс Блэр решила сделать героиней своего сочинения меня.

– Вас это задело?

– Нет. Я сама позволила студентам писать о себе. Я предполагала, что те из них, кто выберет меня, не удержатся от того, чтобы немного не пройтись по моей персоне. Ничего страшного. Я не тонкокожа. Когда мисс Блэр во всех подробностях описала первый и второй этажи моего дома, меня это не удивило. Здесь проходили вечеринки, на которых собирались преподаватели и студенты прошлых годов. Я устраивала замечательные приемы, создавая уникальную атмосферу, в ней непринужденность соседствовала с высокоинтеллектуальными беседами. Меня не удивило, но огорчило то, что мисс Блэр отыскала этих людей, а потом выведала у них полную информацию о планировке дома, внутреннем дизайне, мебели и малейших штришках личного во всем. Сочинение должно было стать плодом воображения автора, а не журналистским репортажем с места события. Описания Блэр были великолепными, стиль необычайно ярким и утонченным для человека ее возраста, но все же это сочинение попахивало не совсем честным подходом к получению исходного материала. Я продолжила чтение и была шокирована, осознав, что мисс Блэр не просто повела себя бесчестно, она совершила преступление.

Запала тишина. Сейнт-Круа продолжала раскладывать тесто в формочки. Пэкстон догадался, что профессорша занимает руки лишь для того, чтобы не дать бушевавшему в ней гневу вырваться на свободу. Если бы она дала волю своей злости, то сразу же стала бы в их глазах казаться куда старше и менее привлекательной, чем сейчас.

– Какое преступление вы имеете в виду? – поинтересовался Пэкс.

Закончив с пятой формочкой, профессорша ответила:

– Взлом… ну, не совсем взлом. В конечном счете она ничего, насколько я знаю, в доме не украла. Кажется, это называется незаконным проникновением. Она без приглашения вошла в мой дом, когда меня там не было, обшарила каждый уголок, побывала даже на третьем этаже, куда я ни разу не допускала моих гостей, разве что самых близких. Ее поступок – грубое нарушение моего права на частную жизнь. Третий этаж – это мое святилище.

Пэкстон знал, что Биби на такое просто не способна, но выступать в ее защиту он, разумеется, не спешил. Он бросил на Пого еще один предостерегающий взгляд.

– Почему старшин причисляют к младшему командному составу, а не к настоящим офицерам? – спросила Сейнт-Круа, взглянув на Пэкстона. – Глядя на вас, я не замечаю ничего «младшего».

– Так уж заведено на флоте. Полагается делать четкое разграничение между офицерами и младшим командным составом, чтобы мы не забывали наше место в иерархии.

– Слишком не задавались, – произнес Пого, доказав, что ему не хватает ни хитрости, ни таланта к выведыванию у человека нужной информации.

Пэкстон боялся, как бы слова Пого не заставили ее удивиться тому обстоятельству, что военнослужащих в низком звании отправляют с официальным заданием, к тому же имеющим отношение к гражданской жизни, но потом он понял по ее полуулыбке и смотрящим прямо на него глазам, что женщина дает знать: ее дверь открыта для любых, в том числе личных, разговоров и ко всему тому, что может за этим последовать.

– А как мисс Блэр могла незаконно проникнуть к вам? Она что, разбила окно или взломала замок?

– Понятия не имею, – призналась профессорша. – Как раз это меня больше всего вывело из себя. Она должна была иметь ключ от одного из замков в доме. Ума не приложу, как она все это провернула. После случившегося я поменяла все замки.

– Вы уверены в том, что у нее был ключ?

Еще раз отхлебнув из своего бокала, Сейнт-Круа вновь занялась тестом и формочками.

– Я сильная и многогранная женщина, главный старшина, – не глядя собеседнику в глаза, продолжала профессорша. – У меня много сущностей, как сказал один поэт. Мне пришлось стать многогранной и многоликой, чтобы добиться успеха и признания в разрываемом борьбой мире высшей школы и литературы, где принцип «ты – мне, я – тебе» уступает в популярности только преднамеренной клевете.

Она снова умолкла, но Пэкстон знал, что лучше сейчас ее не подстегивать. Закончив наполнять шестую формочку, женщина перешла к седьмой.

– Репутация – это все в том мире, где я обитаю. Я защищаю свою репутацию так же отчаянно, как другие свои семьи, богатства, свою честь, если верят в это. Я разработала и воплотила в жизнь самую успешную в нашей стране университетскую программу для будущих писателей. Люди верят, что у меня острый глаз на гениев и я умею растить таланты. Некоторые из моих бывших студентов теперь члены Американской академии искусств и литературы. Трое стали лауреатами премии ПЕН-Фолкнера в области литературы, двое – премии Национальной книжной ассоциации и еще два человека – пулитцеровскими лауреатами. Менее значимых наград столько, что я их просто не стану перечислять. Я создаю звезд. Ради занимаемого мной положения мне приходится поддерживать имидж спартанской отрешенности. Окружающие должны верить, что ради литературы я жертвую всем, в том числе своей личной жизнью. Репутация холодного безразличия ко всему, помимо литературы, является вполне желательной при данных обстоятельствах эксцентричностью. Для многих я стала иконой. Занимаемому мной положению не повредит даже то, если я публично признаю, что некоторые из моих наиболее маститых выпускников на поверку оказались не особо талантливыми, претенциозными глупцами. С другой стороны, кое-какие аспекты моей личной жизни вступают в острое противоречие с образом, создаваемым мной на публику. В случае разглашения подобная информация может существенно навредить мне, поэтому я стараюсь держать эти аспекты моей жизни в секрете от тех, кто может неправильно меня понять.