Читать книгу "Ангел Спартака - Андрей Валентинов"

(От Матфея святое благовествование. Глава 4, стихи 1—11.)

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ПОСЛЕ «СПАРТАКА»

Дорогой Читатель!

Это послесловие предназначено прежде всего для читавших оба «спартаковских» романа, для испытанных друзей — и столь же испытанных врагов. Но, конечно же, буду рад побеседовать со всеми, без малейшего исключения. Роман — дом, послесловие — кабачок-пристройка, где принимают «на посошок».

На посошок, дорогой Читатель?

1. МНОГО «СПАРТАКОВ», ХОРОШИХ И РАЗНЫХ

Свое обещание изваять второго «Спартака» я, как можно убедиться, выполнил, пусть и с некоторым опозданием. Спартаковская тема идет трудно, над первой книгой пришлось работать много дольше.

Каким получился второй роман, судить, конечно, не мне, а вам, Читатель. Могу лишь отметить, что на этот раз написался почти «старый добрый криптоисторический Валентинов». Это и радует (меня!), и немного смушает. Читавшие «Спартака» заметят, что кое в чем пришлось повториться (а куда деваться?), ведь автор тот же и тема та же. Но я все-таки старался затронуть те стороны Спартаковской войны, на которые в первой книге лишь намекнул.

Замысел не завершен. Теперь, после выхода второй книги, решусь им поделиться.

«Спартак» — это мой личный взгляд, взгляд человека XXI века, изучавшего Историю, но находящегося все же «вдалеке». Это взгляд из космоса, спектральный анализ света давно погасшей звезды, реконструированный (в общем, но не в конкретных деталях) образ Прошлого.

«Ангел Спартака» — попытка взглянуть на события глазами современника, человека той эпохи, пусть и не совсем обычного. Это взгляд «вблизи», почти глаза в глаза. Почти — потому что я сознательно «не позволил» моей героине много узнать о самом Спартаке. Едва ли реальная Папия Муцила имела бы такую возможность, вождю восставших было что скрывать. Не стал я также пересказывать весь ход войны, останавливаться на каждом сражении. Это уже сделано в первой книге.

Кроме того, «Ангел Спартака» — попытка понять и осветить мистический смысл случившегося. Сами римляне неоднократно пытались сделать это.

Блаженный Августин:

«Пусть скажут мне, какой помог им бог из состояния маленькой и презренной шайки перейти в состояние государства, которого пришлось страшиться римлянам со столькими их войсками и крепостями? Уж не скажут ли мне, что они не пользовались помощью Свыше?»

«Ангел Спартака» — несколько запоздалая попытка дать ответ на вопрос, заданный Августином пятнадцать веков назад.

2. ТРИ ЗАМЕЧАНИЯ - ТРИ ОТВЕТА

«Спартак» вызвал немало откликов. Всем, хвалившим и ругавшим, я очень благодарен. Спасибо! Это не просто реверанс — умная критика пусть не мед, но и не яд, а лекарство.

Отвечу на три замечания, встречавшиеся неоднократно.

1. Стиль и язык «Спартака», столь похожий на «ледокольного» Суворова. Не только похожий, дорогой Читатель! В «Спартаке» я пошел на сознательную стилизацию, желая включить пресловутый «подтекст», задеть за живое всех любителей и хулителей Виктора Резуна. Художественный прием вполне в духе постмодернизма, уж простите, нахулиганил слегка! Надеюсь, вы уже убедились, что я все-таки более осторожен и не столь беззастенчив, как автор «Ледокола».

Кроме того, признайте, что Виктор Суворов очень хорошо умеет объяснять даже самые сложные моменты. Я лишь старался, применяя его метод, не слишком упрощать, чем он порой изрядно грешит.

2. Мой «Спартак» и другие художественные произведения на эту тему. Один мой уважаемый враг долго объяснял всем желающим, что Валентинов — вульгарный плагиатор, пересказавший своими (суворовскими!) словами роман Кёстлера «Гладиаторы».

Признаюсь — не читал, даже в руках не держал. И читать не буду — пока не закончу весь «спартаковский» цикл. Причина понятна — не хочу вольно или невольно поддаться влиянию чужого текста, то есть впасть в грех, мне приписанный.

Сейчас изданы еще какие-то переводные романы о Спартаке. Не читал и не интересовался по той же причине. Не заглядывал я и в роман Джованьоли, читанный в последний раз лет двадцать назад. Пересмотрел я его уже после выхода моего «Спартака». Так что из художественных произведений о Спартаке я помнил лишь помянутого Джованьоли Вещего и повесть Яна, читанную в глубоком детстве.

3. Очень серьезным замечанием было преувеличение мною мистического момента в «Спартаке», в особенности темы Смерти. В данном случае я честно пытался проанализировать представление современников восстания. Тема Смерти очень волновала римлян, а гладиаторы считались Ее слугами. Не обратить на это внимания было бы ошибкой. Иное дело, как я уже упоминал в самом романе, я не во всем согласен с римлянами в этом вопросе.

В то же время я признаю мистический момент в Истории и считаю, что плоский вульгарный материализм чудовищно обедняет возможности Познания. При изучении узловых моментов Истории, к числу которых Спартаковская война явно относится, мистика особо заметна. Отворачиваться от очевидного нельзя. Преувеличил я ли? Думаю, напротив, преуменьшил, оставил на потом — в том числе и для «Ангела Спартака».

3. О ВСЕЗНАЮЩЕМ ФЭНЬЕ И СТРОГОМ ПРОФЕССОРЕ

Марк Твен в известной новелле писал, что узнал о себе много нового, лишь только рискнул избираться в губернаторы. Писателю такое предстоит после выхода каждой новой книги.

Послушав наше виртуальное фэнье, я усвоил, что:

— Ничего не понимаю в истории Древнего Рима.

— В особенности в римских реалиях.

— Совсем ничего не понимаю в римском военном деле.

— Если чего-то и понимаю, все равно нашим виртуальным знатокам не чета.

Соглашаюсь и посыпаю голову пеплом. Не чета... Посему оправдываться, пояснять свою позицию по каждому мечу и пилуму не стану. Оле мне, грешному! Позволю себе лишь скромную констатацию:

Вот чего, родные-двоюродные! Вы книги читаете — и я читаю. Вы в музеях бываете — и я бываю. Вы истфак по кафедре Древнего мира закончили, диссертацию защитили — и я с вами. Вы четверть века древности раскапываете — и я приложился. У вас сложилось вполне профессиональное мнение — и у меня сложилось. Останемся при своих.

Самым же, пожалуй, интересным было узнать, что:

1. Моя кафедра не давала согласия на публикацию «Спартака».

2. Некий Строгий Профессор занимается тем, что «выискивает» в тексте романа столь любимые нашим фэньем «ляпы».

Про кафедру — на сладкое, сперва о профессоре. Поскольку его фамилия была названа верно, более того, роман Строгий Профессор действительно читал (как прежде читал мои курсовые, диплом, статьи, диссертацию и некоторые художественные произведения), могу констатировать, что «звонивший», как говорится, в курсе. Но при разговоре со Строгим Профессором он явно не присутствовал, поэтому возьму на себя труд лично «озвучить» высказанные замечания.