Читать книгу "Египтолог - Артур Филлипс"

РИСУНОК 2. КАМЕРА ЖЕНЩИН АТУМ-ХАДУ

Возрождение в подземном мире подразумевает половую послежизнь, для чего мумии необходимо возбудиться. В этой камере есть все, что символически необходимо для акта. Вышитые бисером туфли некоей возлюбленной наложницы, разбросанные тут и там нежные разноцветные покрывала любимых танцовщиц, а также великолепные изображения на стенах: многообразие женщин всех мыслимых форм, они в различных позициях предаются различным занятиям, кои красноречиво описываются в «Назиданиях» как «наиболее приятные Атум-хаду». В тот миг, когда Атум-хаду умирает, одежды окажутся вдруг на очаровательных подругах, сопровождавших царя всю его жизнь. Настенные изображения набухнут, прорастут в третье округлое измерение и спрыгнут на пол; сверхъестественно лучезарные камеры странствующих покоев Атум-хаду наполнятся смешками и вздохами.

Кто рисовал этих женщин? Взгляни, читатель: та же рука, что украсила в былые дни Историческую Камеру. Запечатанный в своей гробнице, но еще живой, он собственной дланью Атума создал свиту, что проводит царя в подземный мир; положившись на собственный же неразвитый талант, он разрисовал неумолимые стены, запачкав краской пальцы, и лицо, и халат. В этой первой камере он будет веселиться, как только закончит прощаться с жизнью и, разбуженный прикосновением женских пальчиков, пересоздаст сам себя, переродится своим собственным ребенком.

Но чей лик встречается на этих стенах чаще остальных? Присмотримся к небольшой и замечательно сохранившейся статуэтке, помещенной прямо за ветхими туфельками. Красавица прикрыта лишь куском материи, ее глаза, хоть и выточены в камне, блестят, ее насмешливая улыбка манит и отвергает; ее образ здесь повсюду, она своим присутствием освящает камеру, ее руки изящны, всякий тонкий и длинный палец ее сочленен словно грациозный нарцисс, склоняющийся к воде, она охвачена дремотной истомой и запечатлена в любом положении тела: тут и портреты в полный рост, извлеченные из стенающей царской памяти, и силуэты, и наброски на скорую руку, и отдельные детали, над которыми он, стремясь заключить свою возлюбленную в красочный плен, корпел часами — ее вспышки энергии и остроумия; ее часы печали и томления; искра ярости в ее взгляде, пробежавшая, когда ей отказали в капризе; удовлетворение, испытываемое поначалу просто оттого, что ее царь с ней и любит ее. Куда бы ни сбежала она, где бы ни прожила оставшиеся до посмертия годы, вечность она проведет рядом с ним.

РИСУНОК 3. КАМЕРА ОТВЕТЧИКА

Центральные элементы Камеры Ответчика — кровавые следы и замечательный плоский прямоугольный пьедестал. На нем располагался «ушебти», или «ответчик». Схожая обличьем с Атум-хаду небольшая статуэтка с узнаваемой озорной ухмылкой стоит точно посреди длинного и тяжелого каменного пьедестала, она говорит от имени царя во время его путешествия в подземный мир, сражается за него (и при поддержке окровавленных воинов, чей строй символически представлен кровавыми следами). Окружают «ушебти» четыре шара окаменевшего навоза (возможно, верблюжьего или слоновьего), увенчанные резными жуками-скарабеями, символами перерождения египтян.

РИСУНОК 4. ТРИ ЦАРСКИХ ПРЕДКАМЕРЫ

В Трех Царских Предкамерах Атум-хаду поместил предметы, символизирующие его земную власть, а также орудия достижения бессмертия. Стены покрыты сценами празднеств, охоты, военных походов, изображениями предметов роскоши, сокровищ и одеяний. Я почти уверен, что эти наиболее художественно слабые рисунки завершались в последнюю очередь, когда царь был доведен до крайнего истощения. Все нарисованные предметы должны по смерти царя обратиться в реальные. Далее, на полу лежат следующие изумительные вещи:

• резной скипетр, изогнутый деревянный посох, на котором написаны пять царских имен Атум-хаду. Обструганный верхний конец его являет собой голову бога, возможно, самого Атума;

• прекрасный деревянный сундук, инкрустированный слоновой костью и хранящий полный текст «Назиданий», все восемьдесят стихотворений на листе папируса, размерами не превышающем лист с сорока восемью стихотворениями отрывка «С» (который сейчас при мне и который завтра, когда мы с Ч. К. Ф. поедем в Каир, я заберу с собой). Он исписан с обеих сторон: сорок восемь стихотворений на лицевой стороне (те же, что и в отрывке «С»), тридцать два — на оборотной;

• забрызганный кровью и краской халат — видимо, то самое одеяние, которое было на царе, когда он подготавливал гробницу;

• стебли тростника, баночки с красками, кисти и режущие инструменты, использованные царем при обработке гробничных стен и предметов обстановки.

Полный текст «Назиданий» — находка особенно значительная, она придает важность моей работе, что опередила время, — работе, посвященной всецело этому тексту и правлению Атум-хаду. Если в шестидесяти ранее обнаруженных стихотворениях царь Атум-хаду — властный человек, движимый лишь своими аппетитами, последние двадцать являют нам иную его сторону. В них он проницательно рассуждает о страдании и о сложных вопросах, которые ставит перед ним будущее. Царь сосредоточивается в том числе на затруднениях с пищеварением (катрены 38–41) и муках, причиняемых женщиной, не ответившей на его чувства (катрены 62 и 69). Я позволю себе привлечь внимание читателя к наиболее интересным из катренов: 68-му, который с любопытной точностью разъясняет значение имеющихся на теле Атум-хаду уникальных знаков; 34-му, в котором царь и поэт тоскует по «тому, кто возвернет», кто в возрожденном мире вознесет его имя на великую высоту (в традиционном истолковании это Осирис, однако я не могу отделаться от мысли, что получил привет от царя-собрата); 63-му, простые, нерифмованные строки коего составляют список царей поздней XIII династии, завершающийся Атум-хаду; 43-му, 64-му и 67-му, появляющимся на колоннах седьмой и восьмой; и 14-му, написанному на стенной панели «С» Исторической Камеры.

РИСУНОК 5.

ИСТОРИЧЕСКАЯ КАМЕРА И СВЯТИЛИЩЕ БАСТЕТ

Украсив Историческую Камеру хроникой своей жизни и правления, а также укороченным вариантом Текстов Саркофагов (обязательный путеводитель по подземному миру, о котором горемыка вспомнил, надо думать, в последний момент и воспроизвел по памяти, когда свободных поверхностей уже почти не было), царь утомился и перепачкался в красках. Но он должен был продолжать работу, невзирая на печаль, и поддерживало его лишь знание о том, что вскоре печаль прейдет. Однако в часы, когда царь приготовлял Святилище Бастет, он, несомненно, страдал. Нетрудно себе представить, как он плакал и взывал к глухому божеству, когда возлюбленное животное, подавившееся древней рыбьей косточкой, испускало дух у него на руках.

Впереди его ждало дело куда ужаснее. Должно быть, он затеял его несколькими днями ранее, когда, сидя на кровоточащих останках Владыки Щедрости, пришел в себя и вынужден был подумать о том, что делать дальше.