Читать книгу "Потопленная «Чайка» - Ордэ Соломонович Дгебуадзе"

отступничестве, — продолжал Аршак, — Ованеса и Парамзиму никто из тюрьмы не выпустит. — Аршак смотрел на Вагана снизу вверх, стараясь понять, как реагирует он на его слова. Ему показалось, что юноша растерян и колеблется. — Неужели ты не хочешь подумать о родных?

Ваган потер бледное лицо, прикрыл горящие глаза и тяжело вздохнул.

— Я думал, что ты умный человек, дядя, — он выпрямился в седле, взялся за уздцы, но Аршак не отпускал коня.

— Умный! — усмехнулся Аршак. — Теперь только такой умный человек, как я, и сумеет сохранить себя.

— Пусти! — крикнул юноша. Фероянц выпустил из рук удила, словно раскаленное железо.

Глава двадцать пятая

ТАК УМЕЕМ МЫ, ГРУЗИНЫ

Рассказ Арачемия поверг Дата в недоумение.

Что может быть общего у Марии и у Сигуа? С какой стати представитель особого отряда проявлял такую заинтересованность в судьбе девушки и ее друзей.

Нужно было ехать в Сухуми. И там, на месте, попытаться все выяснить. Если арестован комендант тюрьмы особого отряда, то, видно, дело это громкое и его друг, хозяин «Колхиды» Эсванджия, наверняка все знает, а если и не знает, то может узнать.

Дата решил идти.

Своим решением поделился с друзьями. Они не советовали, но, видя, что отговорить его не удастся, принялись готовиться и сами. Дата отказался брать с собой Бекве и лаза. Ему нужен был такой спутник, чтобы мог, не опасаясь ареста, ходить по городу. Выбор пал на Сесирква. За ним срочно послали.

Поздно ночью готовый к походу Сесирква явился в шалаш Дата.

Еще до рассвета три всадника отправились в путь.

Третьим был молодой пастух, которому предстояло проводить путников до Сухуми и вернуться с лошадьми назад.

Дата оделся так, чтобы его трудно было узнать. Серая, выцветшая от солнца черкеска, старый, видавший виды архалук. На голове — косматая папаха. Длинные, прокопченные пряди шерсти спускались с папахи на глаза. Бороду Дата сбрил. На пастушьи лапти натянул серые ноговицы. Огромный кинжал висел на грубом ремне без пряжки, за спиной — хурджин. За ремень были засунуты дорожная кружка из бараньей кожи и большой кисет из бычьего пузыря. В хурджине на всякий случай лежал парабеллум с запасными патронами.

Сесирква был одет в старую коричневую черкеску и выцветший архалук. Серый башлык, завязанный на два ушка. Ноговицы, отделанные позументом. Весь этот туалет нельзя было, конечно, назвать роскошным, но он не скрывал лица и стана широкоплечего, гибкого, как хворостинка, абхаза. С первого взгляда он оставлял впечатление молодого бездельника. Облачение пары было подобрано так, что постороннему глазу оно не могло показаться странным. У Сесирква под архалуком, за поясом тоже был припрятан револьвер.

Путешественники не спешили, вели коней медленным шагом, часто отдыхали. Наконец подошли к городу.

Дата узнал дорогу, по которой пришел тогда в Сухуми вместе с Титико, и горько вздохнул, вспомнив бедного парня, предательство, кровь, несчастную одинокую мать.

Миновали тропу, ведущую к дому приятеля Бекве. Заходить туда Дата не собирался. Если особоотрядчики не арестовали этого человека в ту же ночь, то наверняка сделали его своим осведомителем.

Сесирква вел Дата к своему знакомому. Это было надежное место и недалеко от города. Солнце уже наполовину окунулось в море. Сверху на город сползал легкий туман. Еще можно было различить клином врезавшуюся и бесшумно вливающуюся в море реку. Справа виднелся маяк, гигантским оком взирающий на необъятное синее пространство.

Всадники остановились передохнуть под раскидистой липой. Провожатый вынул из хурджина круглый мчади, молочный сулгуни. Нашлась и фляга водки. Выпили по чарке.

Вечерело. Проводник распрощался со своими попутчиками, сел на коня, остальных двух погнал впереди и двинулся в обратный путь, к пастбищам.

Дата и Сесирква нашли тропу и спустились с горы по направлению к маяку.

Дата очень надеялся на Эстатэ Эсванджия. Этот человек был его старым знакомым. Еще тогда, когда Букия плавал на судне Кара-Хасана, половину своего жалованья он оставлял в закусочной Эсванджия. Потом, когда дела Эстатэ пошли в гору и он вместо закусочной открыл небольшой ресторанчик, Дата со своими ребятами, как старые приятели, стали ходить к нему в «Колхиду».

Расчетливый Эсванджия всегда был расположен к молодому моряку с открытой душой и добрым сердцем. Кроме того, благодаря Дата, завсегдатаями его предприятия стали многие моряки. И из всех портов, куда только не заплывало судно Кара-Хасана, он получал доходный товар. Из Гудауты Дата всегда бесплатно привозил ему вино. А свои деньги отдавал на хранение хозяину ресторана и гостиницы. «Неужели он теперь ничего не захочет для меня сделать? — думал Дата. — А вдруг продаст? — мелькнуло у него подозрение. — Кто знает, может быть, соблазнится моими деньгами, которые я отдал ему на хранение. Трудно теперь довериться человеку, но другого выхода нет. В этом деле лучшего помощника, чем Эстатэ, я не знаю. Черт со мной! Будь, что будет», — отмахнулся он от тяжелых дум.

В доме, куда привел его Сесирква, их приняли с большой радостью. Хозяевам сказали, что Дата приехал в Сухуми лечиться.

К ужину накрыли стол, а потом устроили гостей на ночлег.

Как только наступило утро, Сесирква поспешил к «Колхиде», а «больного» оставил у хозяев, попросив, чтоб они до его прихода присмотрели за ним.

Сесирква застал хозяина гостиницы в его кабинете. Когда они остались наедине, сказал, что его прислал Дата. Хозяин поспешно запер двери на замок. Видно было, что известию он не очень обрадовался. Выслушав Сесирква, призадумался. Потом тихо сказал:

— Хорошо, понятно! Приходи в пять часов вечера, я тебя познакомлю с одним человеком... Надеюсь, мы все разузнаем.

— Прийти одному или с Дата?..

— Нет, приходи один! — испугался Эстатэ. — Дата пусть не показывается, не нужно.

Сесирква попрощался с хозяином и вышел из конторы.

Весь день он бродил по набережной и базару.

Ровно в пять часов снова явился к Эсванджия, и они заперлись в конторе.

Человек, которого ждал Эстатэ, оказался его родственником и служил начальником канцелярии особого отряда, был он человеком тщедушным и невзрачным, и лишь закрученные вверх усы и густая борода придавали ему некоторую степенность и серьезность. Красный горбатый нос выдавал склонность его к спиртным напиткам. Карие глаза смотрели сонно и бездумно. Одет он был в коричневые брюки и гимнастерку из английской шерсти. На поясе висел бурский маузер с прикладом.

— Слава богу, явился, — сказал Эстатэ и, выглянув в открытые двери, позвал кого-то, потом обратился к Сесирква:

—