Читать книгу "Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности - Майкл Поллан"

– Мне показалось, – рассказал он, – что первые десять или двадцать человек – это не люди, а растения, что они, должно быть, притворяются. Они говорили вещи вроде «Я понимаю, что любовь – самая мощная сила на планете» или «Я встретился со своим раком, этой черной тучей дыма». Люди совершали паломничества к самым ранним этапам своей жизни и возвращались оттуда с совершенно иным чувством, иным видением и новыми приоритетами. Люди, явно боявшиеся смерти, вдруг утратили свой страх. Тот факт, что препарат, даже однажды принятый, дает столь длительный эффект, является беспрецедентным открытием. В области психиатрии у нас никогда не было ничего подобного.

Именно тогда Тони Боссис впервые и рассказал мне о том, что он пережил, находясь в качестве дежурного терапевта при Патрике Меттесе, совершавшем путешествие в ту область сознания, где ему каким-то образом удалось снять осаду страха перед смертью.

– Представьте, что вы находитесь в этой же комнате, но в присутствии чего-то большого. Помню, как после двух часов молчания Патрик начал тихо плакать, а потом дважды произнес: «Рождение и смерть – это тяжкий труд». Это действует как смирительная рубашка. Это был самый запоминающийся день в моей карьере.

Как специалист по паллиативной медицинской помощи, Боссис проводит много времени с умирающими людьми. «Люди не понимают, как мало средств в арсенале психиатрии, чтобы преодолеть тревогу, вызванную коренными вопросами человеческого бытия». «Экзистенциальные муки», как называют этот синдром психологи, – это целый комплекс депрессий, тревог и страхов, общий для людей, которым поставлен смертельный диагноз. «Ксанакс – это не панацея». Панацея, считает Боссис, должна быть по природе более духовной, а не фармакологической.

– Так как же нам не исследовать это явление, – вопрошает он, – если оно способно перенастроить наше отношение к смерти и процессу умирания?

* * *

В апрельский понедельник 2010 года Патрик Меттес, 43-летний директор новостного отдела на одном из телевизионных каналов, страдавший от рака желчных протоков, прочитал на первой полосе газеты New York Times статью, которая изменила его отношение к смерти. Страшный диагноз был поставлен ему три года назад, вскоре после того, как его жена, Лайза Каллаган, заметила, что у него неожиданно пожелтели белки глаз. К 2010 году рак уже поразил легкие Патрика, и он просто загибался под тяжестью изнурительного режима химиотерапии и особенно под тяжестью назревшего осознания, что он обречен и болезнь ему не одолеть. В статье, озаглавленной «Галлюциногены заставляют врачей вновь воспрянуть духом», вкратце сообщалось о ведущихся в Нью-Йоркском университете исследованиях, где испытывался псилоцибин на предмет того, насколько он способен облегчить экзистенциальные муки у больных раком. По словам Лайзы, Патрик никогда не соприкасался с психоделиками, но, воодушевленный статьей, он твердо решил позвонить в Нью-Йоркский университет и предложить себя в качестве добровольца.

Лайза была против.

– Для него это слишком легкий выход, – сказала она мне. – Мне это было не по душе. Я хотела, чтобы он поборолся за свою жизнь.

Патрик, однако, все же позвонил и, заполнив несколько форм и ответив на длинный перечень вопросов, был допущен к испытаниям. Его прикрепили к Тони Боссису. Тони был примерно одного возраста с Патриком; кроме того, Тони – невероятно чуткий, душевный человек, исполненный необыкновенных теплоты и сострадания, так что эти двое сразу же поладили между собой.

На первом, ознакомительном свидании Боссис рассказал Патрику, что его ожидает. После трех или четырех подготовительных сеансов разговорной терапии Патрику назначили две дозировки: одна – это «активный плацебо» (большая доза ниацина, вызывающая ощущение покалывания), а вторая – капсула, заключавшая 25 миллиграммов псилоцибина. Оба сеанса проводились в том же процедурном кабинете, где происходила моя встреча с Боссисом и Россом. Во время сеансов, длившихся большую часть дня, Патрик лежал на кушетке, его глаза были прикрыты наглазниками, а на ушах были наушники, в которых звучала тщательно подобранная музыка – композиции Брайана Ино, Филиппа Гласса, Пата Метени и Рави Шанкара, так же как классические миниатюры и мелодии нью-эйдж. Кроме того, ему были приданы два дежурных терапевта – мужчина (Боссис) и женщина (Кристаллия Каллионци); они мало говорили, но постоянно находились при пациенте на тот случай, если у него возникнут какие-либо проблемы. В период подготовки они изложили Патрику «предполетные инструкции», написанные Биллом Ричардсом, исследователем из центра Хопкинса.

Боссис предложил Патрику в качестве путеводной мантры фразу «Доверься и отпусти» (доверься всему, что ни встретишь, и следуй за ним, куда бы это тебя ни привело). И посоветовал: «Поднимайтесь по лестницам, открывайте двери, исследуйте пути, птицей парите над ландшафтами». Но самый важный совет, данный им, – постоянно идти вперед, именно идти, а не бежать, а если встретится что-то страшное или опасное для жизни – смотреть ему прямо в глаза. «Не уступайте, проявите упрямство и спрашивайте: „Что ты делаешь в моем сознании?“ Или „Чему я могу у тебя научиться?“».

* * *

Мысль давать психоделический препарат умирающим впервые высказал не психотерапевт и не ученый, а писатель Олдос Хаксли в письме, адресованном Хамфри Озмонду, где он предложил идею исследовательского проекта, предусматривающего «применение ЛСД на конечных стадиях развития злокачественной опухоли в надежде, что он превратит умирание в более духовный и менее сугубо физиологический процесс». Инъекцию ЛСД Олдосу Хаксли сделала его жена, Лора, 22 ноября 1963 года, когда он лежал на смертном одре.

К этому времени идея Хаксли была опробована на множестве онкологических больных в Северной Америке. В 1965 году Сидни Коэн написал для журнала Harper's очерк («ЛСД и страх перед смертью»), посвященный потенциалу психоделиков и их способности кардинально «менять отношение к процессу умирания и смерти». Он описывает процесс лечения с помощью ЛСД как «терапию путем преодоления себя». В основе этого метода, по его словам, лежит та предпосылка, что владеющий нами страх перед смертью – это функция нашего эго, обременяющего нас чувством разобщенности, которое по мере приближения к концу становится все более непереносимым. «Мы рождаемся в мир, свободный от эго, – пишет Коэн, – но живем и умираем, заключенные в темницу собственного „я“».

Мысль, которую автор стремился выразить в статье, заключается в том, что, используя психоделики, можно вырваться из темницы своего «я». «Мы хотели создать пусть кратковременный, но четкий интервал полного отсутствия эго, чтобы показать тем самым, что целостность и сохранность личности не является абсолютно необходимым условием ее существования и что „где-то там“, вероятно, существует нечто большее, чем наши индивидуальные „я“», нечто, способное пережить нашу гибель. Коэн приводит слова одной пациентки по имени Дайна Бейзер, умиравшей от рака яичников, которая описывает перемену в своих взглядах на жизнь и смерть как следствие сеанса с ЛСД:

«Мое исчезновение в этот момент не имеет большого значения, даже для меня. Это всего лишь еще один виток в череде бытия и небытия. Мне кажется, к церкви или разговору о смерти это почти не имеет отношения. Полагаю, я просто отстранилась, то есть отошла от своего „я“, своей боли и своего угасания. Теперь я могу умереть спокойно – если уж мне так суждено. Я не призываю смерть, но и не отталкиваю ее».