Читать книгу "Его Величество - Владимир Васильев"

Николай Павлович не видел, как сидевший против него в зале князь Волконский бесшумно аплодировал ему каждый раз, когда император завершал очередное предложение, а находившийся рядом с ним Киселев кусал губы, то и дело покачивая головой.

— Между тем я повторяю, что все должно идти постепенно и не может и не должно быть сделано разом или вдруг. Проект содержит в себе одни главные начала и первые указания. Он открывает всякому, как я уже сказал, способ следовать, под защитой и при пособии закона, сердечному своему влечению. В ограждении интереса помещиков ставится добрая их воля и собственная заботливость, а интерес крестьян будет огражден через рассмотрение каждый раз условий не только местными властями, но и высшим правительством, с утверждения власти самодержавной.

Шум открываемых дверей отвлек императора. Николай Павлович оторвался от текста и увидел, как в зал неторопливо входит Михаил Павлович. Судя по его лицу, можно было догадаться, что великий князь все-таки услышал предназначенную для его слуха часть речи, — он улыбался.

— Идти теперь далее и вперед обнять все прочие, может статься, очень обширные и добрые развития этих главных начал — невозможно, — проводив брата до места, продолжал император, понимая, что и следующие фразы придут по душе Михаилу Павловичу. — Когда помещики, которые пожелают воспользоваться действием указа, представят проекты условий, основанные на местностях и на различных родах сельского хозяйства, тогда соображение этих условий тем же порядком, как теперь договоров со свободными хлебопашцами, укажет, по практическим их данным, что нужно и можно будет сделать в подробностях и чего в настоящее время, о подобной теории, со всей осторожностью и прозорливостью, никак вперед предусмотреть нельзя, но отлагать начинание, которого польза очевидна, и отлагать потому только, что некоторые вопросы с намерением оставляются неразрешенными и на первый раз предвидятся некоторые недоумения, — я не нахожу никакой причины. Невозможно ожидать, чтобы дело принялось вдруг и повсеместно. Это даже не соответствовало бы и нашим видам.

Судя по выражениям лиц членов Государственного совета, многие из них ожидали вовсе не такой скучный проект. По просочившейся к ним информации, государь намеревался предложить кардинальные меры, вплоть до освобождения крестьян по примеру западных стран. Некоторые из них провели бессонные ночи над составлением своих речей в защиту дворянства. И тут…

Государь говорил громко и выразительно. От него веяло мраморной холодностью. Ни одна черточка лица его не выдавала тех волнений, того отчаяния, с которыми ему приходилось бороться, когда он произносил против воли своей слова, вбивая их словно гвозди в крышку гроба крестьянской реформы.

Он отрывается от текста лишь для того, чтобы приложить руку к груди. Пробегавшее перед этим по залу волнение сразу стихает.

— Я люблю всегда правду, господа, и, полагаясь на вашу опытность и верноподданническое усердие, приглашаю вас теперь изъяснить ваши мысли со всей откровенностью, не стесняясь личных моих убеждений.137

Давно прозвучали последние слова речи императора, а все кругом него безмолвствовали в благоговейном удивлении.

Московский генерал-губернатор Дмитрий Владимирович Голицын взял первым слово:

— Если оставить договоры на волю дворян, то едва ли кто-нибудь станет их заключать. Лучше прямо ограничить власть помещиков инвентарями, взяв за основание указ императора Павла I о трехдневной барщине. Так что, на мой взгляд, предложенная государем мера будет иметь смысл, если перевод крестьян из крепостных в обязанные станет обязателен для помещиков.

Николай Павлович заметил:

— Я, конечно, самодержавный, самовластный, но на такую меру никогда не решусь, как не решусь и на то, чтобы приказывать помещикам заключать договоры; это должно быть делом их доброй воли, и только опыт укажет, в какой степени можно будет перейти от добровольного к обязательному.

Министр государственных имуществ Павел Дмитриевич Киселев выразился скромно:

— Закон будет предисловием или вступлением к чему-нибудь лучшему и обширнейшему впоследствии времени.

* * *

Через три дня, 2 апреля 1842 года, император подписал закон. 7 апреля он был опубликован в ряде газет: Сенатских, Санкт- Петербургских, Московских и губернских ведомостей. Редакция «Санкт-Петербургских полицейских ведомостей» по велению государя пустила номер в розничную продажу.

Толки об освобождении продолжались. Крестьяне не знали, что император Николай I и на этот раз отступил. Им было невдомек, что отступал он всякий раз, когда сталкивался с явно выраженным сопротивлением большинства членов Комитета, не считая возможным пойти на открытый конфликт с сановной аристократией.

На призыв императора к помещикам участвовать в переводе крестьян из крепостных в оброчные крестьяне, первым отозвался князь Михаил Семенович Воронцов. Он попытался заняться освобождением крепостных в одном из своих имений в Петербургской губернии, но встретил множество препятствий от местных учреждений, и вынужден был отказаться от такой затеи. Когда же при встрече с Киселевым он пожаловался об этом министру, то услышал раздраженный ответ: «Чего вы хотите? Мы еще варвары».

Совсем по-иному шла крестьянская реформа западной части России. Там император действовал смелее. Так, еще в марте 1840 года, на постановлении Комитета западных губерний Николай Павлович написал: «Полагаю, что можно решительно велеть ввести в помещичьих владениях те инвентари, которыми само правительство довольствуется в арендных имениях. Ежели от сего будет некоторое стеснение прав помещиков, то оно касается прямо блага их крепостных людей и не должно отнюдь останавливать благой цели правительства».

После выпуска постановления он предписал ввести инвентари в четырехмесячный срок. Исполнить повеление так скоро не удалось. Тогда в феврале 1841 года, за несколько дней до объявления Комитету об обязанных крестьянах, что увольнение крепостных основано на собственном желании помещиков, император в докладе Комитета западных губерний, заключающих, предположение о введении в этом крае обязательных инвентарей, написал: «Делом сим не медлить, я считаю, его особенно важным и ожидаю, от сей меры, большой пользы».138

Особое отношение императора к юго-западному краю России многие относили к заслугам энергичного генерал-губернатора Дмитрия Гавриловича Бибикова.

Чтобы успокоить общество, которое ожидало перемен, император пошел на издание закона об обязанных крестьянах. В соответствии с ним, крестьяне, получая с согласия владельцев личное освобождение, могли арендовать на определенных условиях помещичьи земли.

Государь давно хотел освободить дворовых людей. Для этого были созданы два секретных Комитета. В феврале 1840 года по записке председателя департамента законов Государственного совета Дмитрия Николаевича Блудова возник специальный Комитет 1840, обсуждавший проблему сокращения числа дворовых людей, которых тогда насчитывалось более чем ревизских душ. Включенный в Комитет граф Чернышев резко выступил против освобождения дворовых, считая, что всякие нововведения опасны. Николай Павлович наложил резолюцию: «Дело сие оставить впредь до удобного времени».139