Читать книгу "Звенья одной цепи - Вероника Иванова"

— Просители, говорите? Да тут они, прямо при доме, в гостевых комнатах проживать изволят. Дело-то дарственное, а не от скуки заведённое, вот нам высочайшим распоряжением и предписано в случае возникновения надобности…

— И где эти гостевые находятся? — спросил я, обрывая поток совершенно ненужных мне и неуместных сейчас сведений.

— В правом крыле. Вы как до самой первой развилки дойдёте, направо поверните. Только направо, как если бы через главный вход только что вошли!

Последнее указание он кричал уже в мою удаляющуюся спину. И кричал не зря: добравшись до искомого места, я чуть было не перепутал «лево» и «право».

В столичном Наблюдательном доме мне не припоминалось никаких комнат, предназначенных для просителей. Хотя если принять во внимание размеры и статус Литто, как небольшого, затерянного в провинции городка, в котором и гостевых домов может толком не быть, а вот людей, нуждающихся в обращении к дарственным службам, наоборот, предостаточно… Интересно только, из чьей казны платится за содержание этих комнат, потому что само по себе прошение каждый житель Дарствия имеет право подать совершенно без всякой оплаты. А вот получить внятный и желаемый ответ на него уже стоит денег. В зависимости от аппетитов чиновника.

Литтовские гостевые комнаты особым уютом не отличались. Хотя справедливости ради стоило признать, что и то место, где дремал после своего первого далёкого путешествия я, тоже не располагало к отдохновению. Но зато скупое казённое убранство оказалось невероятно удачным обрамлением для просительницы.

Когда я переступил порог, на меня подняла взгляд молодая некрасивая женщина. Такие встречаются нечасто. Обычно внешность впервые увиденного человека или нравится, или не нравится, и только потом начинаешь размышлять над причинами своего впечатления, а тут сразу бросалась в глаза именно некрасивость. Зато она не позволяла полюбить или возненавидеть незнакомку с первого взгляда.

Ничем не примечательные черты, резкие там, где требуется плавность, и наоборот. Маленькие круглые глаза, то ли зелёные, то ли серые. Гладко причёсанные и скрученные в тугой пучок длинные, но жалостливо тонкие, светлые, без единого золотистого оттенка волосы. Никаких румян, белил и прочих ухищрений, которые обычно используют женщины, чтобы утереть нос природе. Впрочем, я не смог бы представить незнакомку в раскраске столичной модницы. Стошнило бы. Зато так, простенько и живенько, можно было смотреть. А когда изучать лицо стало невмоготу — произошло это довольно быстро, я перевёл взгляд на одежду.

Вот так так! А ведь просительница явно прибыла не из захолустья. И не на последние монеты в кошельке. Дорожное платье из шерстяного сукна, выделанного не хуже шёлка, не вычурные, но дорогие, ослепительно-белые кружева, перчатки из тонкой тиснёной кожи. Украшений нет, зато за одну ажурную шаль уплачено по меньшей мере пятьдесят серебряных монет. Но хотя всё это женщина явно носила привычно и умело, я не смог отделаться от ощущения, что она вовсе не хозяйка своей жизни. И оказался прав.

— Вы испрашивали разрешения посетить Блаженный Дол. С какой целью?

Эрте Сиенн ответила. Но только после того, как я раздвинул полы накидки и показал глянцевую жучиную спинку, а до явления знака Смотрителя словно к чему-то прислушивалась, одновременно напряжённо вглядываясь в моё лицо.

— Я служу дому Мон.

Прозвучало довольно гордо и достаточно многозначительно, чтобы любой провинциальный олух мог сообразить: гостья важная.

— И что же нужно вашему дому в отданных под мою опеку краях?

Возможно, следовало спрашивать попроще, без вызова, но я слишком торопился, чтобы вести беседы издалека. Впрочем, женщина не обиделась на мою непочтительность и не разозлилась, а, кажется, напротив, услышала в моих словах что-то приятное для себя.

— Здесь изложено возмущение эрте Роханны, моей нанимательницы. — Она протянула мне запечатанный футляр. — Но если пожелаете, я могу пересказать. Вкратце.

— Если это возможно.

Сиенн посмотрела на меня с таким выражением в глазах, которому больше всего подходило словесное сопровождение вроде «для меня нет ничего невозможного, если просите вы».

— Эрте Роханна несколько лет пользовалась услугами мастера, проживающего в Блаженном Доле. Покупала мази и прочее для здоровья тела. Но последняя покупка оказалась худшей, нежели предыдущие. Не произвела нужного воздействия.

Понятно. Богатая старуха бодрилась-бодрилась и вдруг обнаружила, что прежние средства не помогают. Нет бы признать, что возраст берёт своё и с ним не справятся никакие притирания… М-да.

— Она желает получить назад свои деньги?

— И извинения. Либо объяснения, почему купленный товар оказался ненадлежащего качества.

Суть прошения понятна. Но стоит ли она того, чтобы приглашать эту женщину в Блаженный Дол?

— Я посмотрю, что можно сделать. И передам вам ответ. Если, конечно, вы не будете настаивать на личном общении с провинившимся мастером.

Женщина снова ответила не сразу, но теперь словно о чём-то глубоко задумалась, и мой вопрос оказался именно тем средством, что вывело её из оцепенения:

— Я всецело доверюсь вам, Смотритель. И буду ждать вас и ваше решение здесь. С нетерпением.

Если бы она была чуть попривлекательнее, я бы расценил её последние слова как приглашение к более близкому знакомству. Хотя а почему, спрашивается, дурнушкам нельзя мечтать о любви?

Когда я вернулся в комнату, где проводилась чистка, бритоголовой и худышки там уже не было, одна Ньяна по-прежнему лежала, вытянувшись во весь рост, на столе. Я снял с себя накидку и закутал в неё бывшую защитницу, ставшую чуть ли не втрое меньших объёмов. Кости, конечно, сохранили прежние размеры, но создавалось ощущение, что мяса на них почти не осталось. Да и до кожи было страшновато дотрагиваться: припухлости под слоем мази и потёков гноя ещё оставались. Наверное, Ньяну следовало обмыть, но это задержало бы нас в Литто ещё на какое-то время, а день давно перевалил за свою середину, и оставшегося времени едва хватало, чтобы добраться в Блаженный Дол засветло.

Я поднял лёгкое как пушинка тело, пошёл к дверям и тут только сообразил, что придётся возвращаться ещё раз, за кулём с одеждой и оружием. А может, попробовать унести всё сразу? В конце концов, защитница весит так мало…

Но пока я раздумывал, к кулю протянулась рука, не менее крепкая, чем моя. С рыжими волосками на тыльной стороне ладони.

— Заботься о своей ноше, а эту понесу я.

Звено седьмое

Где-то…

Бож милостивый, ну зачем, зачем, зачем?! Почему ты позволил своей половинке задурить голову этому… этому… Кретину!

Надо же было додуматься избавиться от защиты! Кто теперь будет заботиться о безопасности его тупой головы? Да и я хорош, нечего сказать! Всего одним глазком не углядел, и на тебе! Подарочек… И как можно было предположить, что он потащится в Литто не затем, чтобы исполнять свои прямые обязанности, а затем, чтобы собственноручно забить гвоздь в крышку своего гроба? Никак. Я думал, что у такого человека чувство самосохранения намного сильнее, чем у многих других. А оказалось, что его нет вовсе.