Читать книгу "Мы здесь - Майкл Маршалл Смит"

Да, это была книга, но книга другая. Не только в том смысле, насколько контрастно всегда смотрится первый, исходный черновик – эдакий полуфабрикат, первый блок, высеченный в каменоломне случайных слов и событий, которым затем придается форма за счет последующих черновиков, – но другая вообще. Тем не менее на ней всюду были пометки почерком Дэвида – где карандашом, где ручкой – сотни изменений и добавлений. Иной раз переправлены были не просто абзацы, а целые страницы. Но то, что было под ними, напечатанное, не говоря уже о самой писчей бумаге…

– Что это было, Дэвид? – спросила женщина. – Откуда оно?

Литератор слушал ее с вялым видом, безучастно скользя глазами по растущему за окном потоку машин (они уже доехали до Ньюарка). Он смотрел себе на руки. Руки, лежащие на коленях, руки, которые…

– Это моего отца, – выдавил он.

– Что?

– Городок, где я рос, очень отличался от Рокбриджа. Палмерстон, это в Пенсильвании. В девяностые он печально прославился какой-то там жуткой стрельбой, ну а так это был просто спокойный укромный городок. Родители прожили в нем всю свою жизнь. Они любили друг друга, но… спорили. И ссорились. Много. Жутко, со скандалами, рукоприкладством. Одним из их обычных предметов спора была комнатушка, которую мой отец использовал под кабинет. Это было его хобби. Он…

Закончить фразу Дэвид не мог. Да и не надо было. Доун уже все знала и сделала это за него:

– Он написал книгу, которую я нашла.

– Да.

– Но она была не закончена, – заметила учительница. – Там только с полромана, и проза, надо сказать, так себе. И…

– Он, кажется, на момент смерти все еще над ним работал. Возился годами. Может, и закончил бы, а может, и нет. Рукопись я нашел, когда паковал вещи для переезда в Рокбридж. Я уже давно о нем не вспоминал, но однажды подумал: а вдруг с ним что-то можно сделать. Сначала это было больше как дань памяти, попытка лучше его узнать, или… Только по мере работы над ним – всяких там исправлений, добавлений, выемок – я перестал рассматривать это как его работу и начал видеть как свою. А когда закончил и дал на ознакомление тебе, а ты сказала, что тебе понравилось… Я уже не хотел признавать, что у книги изначально был другой вид.

– Дэвид, ты мог бы мне об этом и сказать.

– Да знаю. Просто боялся облажаться. И… может, с этим как-то связан возврат Меджа в мою жизнь. Он столкнулся со мной ровно в тот день, когда мы очно познакомились с моими издателями. Это ведь не может быть простым совпадением?

– Дэвид, кто такой этот Медж?

– Он был первым, о чем я когда-либо написал. Моей первой большой мечтой. Как бы двойником. Просто, как видно, слишком уж внятно я его изобразил.

Глава 60

На подходе к бару Гользен заметил, что уличная дверь там открыта шире обычного. Вот как… Отчего-то его пронзила мысль, что теперь все пойдет по-иному: что-то сдвинулось, взгромоздилось на ноги. Может, даже, паче чаяния, нынешняя ночь окажется той самой, заветной. А значит, надо следовать знакам, пусть даже и неявным.

«Следовать знакам, пока не появится Джедбург».

За стойкой никого не было, только лампочки за бутылками источали холодный синий свет. Помечаем на манжетах: бизнес течет не в обычном порядке. Обычно в этот час татуированный персонал проверял холодильники с пивом – достаточен ли запас – или звенел, подсчитывая, бутылками с крепким пойлом на высоких полках. Через обширный пустой зал Гользен прошел в кабинет.

Райнхарт со сложенными на груди руками ждал за столом. Гользен сразу же обратил внимание, что беспроводная телефонная трубка не воткнута, как обычно, в аппарат, а раскидана возле стенки на полу в виде шести неравных кусков.

– Что с ней? – удивился он.

– Сломалась.

Райнхарт вел себя так, будто этот казус не имеет к нему никакого отношения, словно бы прибор перестал существовать не от его руки и по его воле, а сугубо по своей вине. Пусть и исподволь (в исполнении Райнхарта его посетитель видел и куда более жестокие номера в отношении своих врагов, как одушевленных, так и неодушевленных), но эта мысль вызвала у Гользена ощущение неуюта. Оно напоминало о мыслях, что иногда просачивались из его мглистого ума зыбучим холодком: нелегкая догадка, что все на свете есть не более чем игра, и чем темнее и кровавей она становится, тем забористей тебя пробирает. И нет в ней ни ответственности, ни вины, ни ущерба, ни правил. И никакого смысла, который принято вкладывать в завесу из слов.

– Кто это был? – поинтересовался Гользен.

– Церковник. Не знаю, как он раздобыл этот номер, но он нынче безумней, чем обычно. Как все равно что, мать твою, свихнулся.

– С час назад что-то случилось в Челси, на улице возле его церкви. Кто-то из его друзей самопроизвольно отбыл. Кое-кто весьма значимый. Очень многих это всколыхнуло. В том числе, получается, и его.

Гользен хотел было пробросить, что Лиззи была очень близка с Меджем, но не стал. Со времени своей позавчерашней с ним встречи Райнхарт о Медже не заговаривал, и его гостя это вполне устраивало.

– Как бы то ни было, церковник прошел точку невозврата. Им надо заняться.

– Он не единственная наша проблема, – заметил Гользен.

– Я понимаю, есть и другие, кто пытается сделать наш бизнес своим.

– А разве ими нам заняться не надо?

– Ими я займусь тоже. Можешь не сомневаться. Но прямой угрозы они не представляют.

Здесь было что-то не так. Впечатление создалось такое, будто Райнхарт активировал в себе какую-то часть. Причем часть довольно скверную.

– Для тебя – может быть. А для нас? – спросил его гость. – Эти люди знают, кто мы, знают, что мы такое. Они могут предпринять какие-то действия.

– Пускай. Когда надвигается враг, прозорливый стратег не отступает. Он даже не ввязывается в драку без абсолютной на то необходимости. И знаешь почему?

– Почему?

Райнхарт безмятежно улыбнулся:

– В момент своего приближения враг находится в самом уязвимом положении. Он разбалансирован, голова его полна планов и импульсивных позывов, он безоглядно скачет к своей победе… вместо того чтобы смотреть, что делаешь ты. И возникает идеальный момент для броска в том направлении, куда ты и без того уже шел.

Гользен растерянно моргнул, чувствуя, что подловлен, как какой-нибудь тугодум:

– Но… что это за направление?

– Ты не ухватываешь. Вот почему я – это я, а ты – это ты. Ты даже не понимаешь, кто этот самый враг. Вовсе не эта новая парочка, тот верзила с его ведьмачкой-подружкой. Их мы вжик – и готово! Но это не будет концом. Враг, мой друг, сидит, по сути, в каждом. Начинать надо буквально от своей входной двери, но если начнешь, то конца этому уже не будет. Вот с кем мы сражаемся не переставая, и сегодня заканчивается последний отсчет той нашей намеченной сделки. Пресловутый День икс.