Читать книгу "Горькая радость - Колин Маккалоу"

Не выдержав напора Китти, Доркас отправилась признаваться в своих грехах.

А Китти позвонила леди Шиллер в Мельбурн, чтобы пригласить ее в гости. Она решила созвать всех своих сестер на Рождество. Десять дней общения до самого Нового года…

Осталось лишь уладить свои собственные дела.

С этой мыслью она поехала в Корундубар, надеясь застать Джека дома. Судя по тому, что его почтовый ящик был пуст, он уже вернулся из загонов. Оставив машину у подножия холма, она стала подниматься по цветущему склону, останавливаясь, чтобы восхититься роскошной розой, австралийским миртом, душистым горошком, густо завившим решетки. Как он все успевает? Да, он был дома. Альф и Дейзи вышли на крыльцо, помахивая хвостами, — собаки Джека были слишком хорошо воспитаны, чтобы подпрыгивать и лизаться. Потом на веранде появился и он сам с мокрыми после душа волосами.

Добравшись до верхней ступеньки, Китти объявила:

— Я приехала к тебе жить. С этой самой минуты.

— Давно пора, — серьезно произнес он. — Не скажу, что мне надоело ждать, но седины у меня чуть прибавилось.

Джек очертил в воздухе круг:

— Все это твое, Китти. И я, и все, что мне принадлежит.

— Но я не смогу стать тебе женой. Чарли никогда не согласится на развод.

— Мы здесь в Корундубаре живем как хотим. И примем тебя на любых условиях, причем ни чуточки не сомневаясь.

Не было сомнений и у Китти — судьба ее решилась. Объятия, поцелуи, физическая близость — все это придет чуть позже, а сейчас она просто наслаждалась умиротворенностью и душевным покоем, наконец-то снизошедшим в ее душу.

Понимая, что она чувствует, Джек молча стоял рядом, глядя на багровое солнце, погружающееся в пучину ночи. Потом обнял ее за плечи и повернул к двери:

— Пойдем, уже холодно.

— У меня внизу чемодан, но машину придется возвратить Чарли. Мне от него ничего не надо, ничего!

— Знаю. Не волнуйся и не думай о нем.

Кот Берт, развалившийся в кресле, был скинут с него так стремительно, что даже не успел проснуться. Очутившись на полу, он был крайне возмущен и не скрывал своего негодования. Джек опустился в кресло и усадил Китти к себе на колени.

Прижавшись к его груди, она почувствовала, как гулко бьется его сердце, и все остальное перестало для нее существовать. И так теперь будет всегда. Боже, подари ему долгую жизнь! Без него все потеряет смысл. Склонив голову ему на плечо, Китти закрыла мокрые от слез глаза. «Наконец-то я дома».

Когда Эдда с Росоном приехали в Корунду на Рождество 1933 года, Тафтс предложила им остановиться в служебном коттедже на территории больницы. Такой же коттедж она предоставила Грейс с сыновьями. Как член парламента, Чарлз больше не мог руководить больницей, и Тафтс утвердили в качестве главврача. Они с Лиамом купили два соседних дома на Фергюсон-стрит и снесли между ними забор. У них были общие стол, досуг, сад, две собаки и три кошки, причем все кастрированные. По мнению пастора, это была одна из тех редких пар, у которых молодость непосредственно перетекает в старость. Немного воодушевления, много отзывчивости и нечувствительность к поражениям.

Корунда еще не пришла в себя от шока, разделившего ее обитателей на два непримиримых лагеря, когда Китти Бердам без малейшего зазрения совести оставила Чарлза Бердама со всеми его миллионами, чтобы жить в грехе с Джеком Терлоу, причем совершенно открыто и ни от кого не прячась. С собой она не взяла ничего — ни драгоценностей, ни мехов, ни одежды, ни мебели, ни даже терки для сыра (последнее в ее устах звучало довольно странно). Только книги, бумаги, письма и альбомы с фотографиями.

Особенно сразило всех то, что она выглядела возмутительно и бесстыдно счастливой. Что касается Джека, он был не из тех, кто афиширует свою личную жизнь. Однако все заметили, что лицо его как-то разгладилось и временами на нем появляется выражение самодовольного благодушия, совсем как у его серого котяры Берта.

Чарлз Бердам узнал об этом первым. Китти написала Доркас записку, где просила оставить его одного, пока он сам не захочет общения. Доркас инстинктивно почувствовала, что в данном случае лучше подчиниться.

В пятницу Чарлз, спустившись к завтраку, обнаружил на столе конверт, на котором лежало обручальное кольцо Китти. Он сразу все понял, и тело его налилось свинцом. Быстро разорвав конверт, он прочитал:

Моему мужу Чарлзу.

Кольцо уже сказало тебе обо всем, но я хочу кое-что прибавить в письме. На разговор с тобой у меня не хватает мужества. Ты будешь оскорблять меня, принуждать остаться, и я могу не выдержать. Но это неизбежно, Чарли. В моих руках топор, и я буду рубить сплеча.

Я не люблю тебя. И никогда не любила, но ты сумел заморочить мне голову. А заполучив меня, стал относиться ко мне как к собственности. Нет, не совсем так. Ты видел во мне то, что хотел, и никогда не задумывался, что на самом деле я совсем другая. Ты умеешь делать деньги и ворочать делами, но заглянуть человеку в душу ты не в состоянии. Женщина, на которой ты женился, была вовсе не я, Китти. Слава богу, что у нас не получилось с детьми. Ты бы искалечил их своим деспотизмом, заставив жить по твоим правилам. Возможно, ты действуешь из лучших побуждений, но у тебя диктаторские замашки.

Я говорю жестокие вещи, но так ты скорее поймешь, что между нами все кончено. Кончено. Тебе нужна женщина с моей внешностью, но с мозгами Доркас. Ты позарился на мою красоту, не разобравшись, что за ней скрывается. Я не гожусь тебе в жены. Меня тошнит от политики. Лучше женись на мозгах Доркас. Но ты вряд ли на это решишься. Слишком курьезная получится парочка.

Я ухожу к Джеку Терлоу, он считает, что из меня выйдет отличная фермерша. Жить на природе и иметь детей — что может быть лучше? Не надо прощать меня.

Китти.

С трудом веря в произошедшее, Чарлз первым делом вспомнил о Сибилле, дочери герцога, и о том унижении, которое ему пришлось перенести. Но это было ничто по сравнению с тем, что судьба преподнесла ему сейчас. Чарлз зарычал от бешенства и со всей силой воткнул в стол серебряную вилку. Его, Чарлза Бердама, выкинули на свалку, как протухшую мясную тушу.

Ему страстно захотелось избить ее до полусмерти, чтобы она корчилась в адских муках и просила пощады, раздавить, искалечить, рвать зубами и когтями, навсегда изуродовать ее смазливое личико. Он ненавидел и проклинал ее, сознавая, что ничто на свете не сможет утолить его ярость.

В мозгу мелькали картины расправы, одна ужаснее другой, пока наконец его воображение не истощилось. Он упал на дно пропасти и лежал там, распростертый и безжизненный, с ощущением невосполнимой утраты — раны, которую ничем не исцелить.

Но подниматься из бездны было несравненно тяжелее — на плечи давил груз горя и отчаяния, взор застилали кровавые слезы, он обессилел и потерял волю к жизни — ведь она сочла его недостойным себя. Любовь всей его жизни, Китти, его Китти!