Читать книгу "Начало конца - Марк Алданов"

Когда они приехали в Мадрид, было уже совсем темно. Стрельба затихла. «Бьюик», медленно лавируя, прошел через ход в странной зигзагообразной баррикаде. Тамарин, еще в Париже старательно изучивший план Мадрида, сначала старался ориентироваться, но в темноте не мог ничего разобрать. Он был взволнован преимущественно из-за военной редкости положения: осажденная столица. «И эта тьма! Никогда эдакого города не видел!..» Зажженные фонари попадались крайне редко, автомобиль проходил по освещенным оазисам, и снова все погружалось во тьму. Нельзя было даже понять, каким образом умудряется править шофер. «Где же это мы? Все еще на окраинах ли или в середине города?» У фонарей попадались люди, большей частью военные. Из домов с затворенными ставнями как будто доносились голоса. В одном доме сквозь приотворенный ставень промелькнули люди за столиками в освещенной комнате, и вид кофейни почему-то сразу успокоил Тамарина. «Все рассмотрю завтра, теперь и глядеть нечего. Поесть бы, лечь поскорее под теплое одеяло и отдохнуть…» Константин Александрович чувствовал себя нехорошо и был утомлен дорогой. «Вот ведь странно! Уж на что комфорт: один в прекраснейшем автомобиле, а устал больше, чем от переезда в теплушке…» Впрочем, он тут же себе ответил, что в пору русских путешествий в теплушках был на двадцать лет молодое – и опять с печальной усмешкой вспомнил поговорку князя Багратиона.

Автомобиль остановился на коротенькой узкой улице, в конце которой горел фонарь. Тамарин увидел длинный трехэтажный довольно мрачный дом. Стена была снизу обложена мешками с песком. «Это здесь», – сказал, соскакивая, телохранитель. Он взбежал на крыльцо и постучал в дверь. Блеснул синеватый свет, на крыльце появилась женщина с карманным фонарем. Телохранитель снял фуражку, раскланялся и, показав бумажку, что-то вполголоса объяснил. Женщина кивнула головой и с улыбкой заговорила очень быстро. «Слава Богу! Значит, есть комната?» – спросил Константин Александрович, выходя из автомобиля. Под его ногами что-то неприятно треснуло и захрустело. Тротуар был засыпан осколками. Окна с выбитыми стеклами были завешены или заклеены. На двух окнах висели полуоторванные ставни. Тамарин хотел было взять чемодан, но телохранитель снова бросился к нему так, точно могло произойти несчастье. «Все сейчас будет доставлено в вашу комнату, – сказал он, – как раз оказалась одна, очень хорошая. Ничего, что в третьем этаже?» – «Разумеется, ничего! Какие пустяки». – «Во втором этаже тоже есть комнаты, но они сейчас заняты. Здесь есть и русские», – радостно сообщил телохранитель. Константин Александрович поморщился. «Верно, чекисты», – подумал он. «А вы где останавливаетесь?» – «Для нас тут места нет. Мы будем спать в гараже…» Испанка потащила чемодан и тотчас, тяжело опустив руки, уронила его на осколки стекла. Шофер сердито отстранил ее и сам бережно внес чемодан и пишущую машинку в дом. «Даже стекла подмести не могли!» – возмущенно пробормотал он по-немецки, вернувшись на крыльцо и соскребая осколки с сапог о верхнюю ступень лесенки. «Когда прикажете завтра заехать?» – спросил он Тамарина. «Пожалуйста, ровно в семь». Тамарин простился со своими спутниками. Они, особенно испанец, были, видимо, огорчены разлукой с ним.

Испанка, подняв выше головы фонарь, пропустила Тамарина вперед. Он с недоумением остановился в темноте за порогом. Затворив за собой дверь, она повернула выключатель. В огромной люстре зажглась одна лампочка. «Кажется, богатый дом? На гостиницу непохоже», – удивленно подумал командарм. В большом холле были картины, статуи, высокие вазы. Справа была большая дверь, у которой стоял вооруженный человек. «Сюда?» – спросил Константин Александрович, показывая рукой в сторону двери. Женщина с испугом замотала отрицательно головой, показала на лестницу и заговорила еще быстрее. Тамарин развел руками и пожалел, что отпустил своих спутников: «С этой не сговоришься. А миловидна… Не Кармен, а скорее Микаэла… Кажется, ту звали Микаэла?»

На площадке стоял вооруженный человек в кожаной куртке, как будто не солдат, но и не штатский. Он с меньшим любопытством, чем другие, взглянул на шинель командарма и равнодушно отдал честь сжатым кулаком, видимо, мало заботясь о парадной стороне жеста: просто тыкнул рукой вверх. Из коридора второго этажа слышалось равномерное трещание пишущих машинок. «Не поймешь, что это такое», – подумал Константин Александрович, не без тревоги оглядываясь по сторонам. На площадке третьего этажа никого не было. Они свернули по коридору налево. Из-за стены машинки трещали и тут. Испанка остановилась у последней двери, отворила ее ключом и повернула выключатель. Тамарин с удовлетворением увидел вполне приличную, хоть небольшую комнату. «Вот и отлично. Мерси. Грациа», – сказал он, стараясь вспомнить, как надо благодарить по-испански. Женщина говорила так же необычайно быстро, с преобладанием звуков «р-р» и «х-х». «Хоть бы замолчала, а то и слушать неловко, не отвечая ни слова, – подумал он, беспомощно улыбаясь. – Кутузов тотчас взял бы эту Микаэлу за подбородок…» Быть может, в другое время Константин Александрович и поступил бы, как Кутузов, но теперь он только и желал, чтобы Микаэла оставила его в покое. У него болела голова.

Одеяла и подушки не было. В комнате стояла металлическая кровать с голым матрацем. Оставшись один, Тамарин первым делом осмотрел матрац и остался доволен. «Кажется, насекомых опасаться не надо, это главное…» Подошел к окну и чуть отодвинул черную занавесь. Стекла не было – лишь зазубрины у рамы. Окно выходило на ту же еле освещенную узкую, наклонную улицу. Из нижнего этажа противоположного дома слышался разговор. В мирных голосах было что-то успокоительное. «Странная жизнь, но жизнь. Издали все кажется хуже и страшнее. Живут, как все мы… Сильно дует. Это весьма некстати…»

Не снимая шинели, он сел в кресло и, опустив голову, вздрагивая всем телом, просидел так минуты две или три, с ужасом думая о предстоящей работе. «Открыть чемодан, достать несессер, разложить вещи, стащить сапоги, умыться…» В углу комнаты на табурете стояли миски и кувшин с водой. «Ох, горячую ванну принять бы!» – подумал он со вздохом, понимая, что о ванне в осажденном городе и говорить неприлично. За исключением первобытного умывальника, все в комнате было удовлетворительно: письменный стол с ящиками – «очень пригодится», – этажерка, зеркальный шкаф, висячее зеркало против шкафа. Были даже картинки по стенам. Сделав над собой усилие, он разделся и начал мыться, стараясь возможно бережливее расходовать воду. Но только он намылил лицо, как в дверь постучали. Микаэла, сверкая зубами, стыдливо остановилась на пороге и передала ему простыню, одеяло, заменявший подушку валик. «Мерси. Грациа… Мульто, мульто грациа», – импровизировал по разным воспоминаниям Константин Александрович, прикрывая рукой шею и щурясь от пощипывавшего глаза мыла. Он докончил туалет и кое-как постелил постель – вышло недурно. Все больше дрожа от холода, повесил в шкафу платье, положил в комод белье, на комод свои книги и колбасу. Комната приняла почти уютный вид. Только из завешенного окна дуло довольно сильно.

Опять послышался стук. Появилась та же Микаэла, нагруженная еще больше прежнего: в правой руке у нее была дымящаяся кастрюля, в левой – небольшой кусок хлеба, вилка, ложка и стакан, прижатый изнутри пальцем к хлебу, под мышкой – бутылка. Тамарин, благодаря и кланяясь, пролил немного жидкости из кастрюли. «Ну, зачем это? Покорнейше благодарю», – говорил он, окончательно переходя на русский язык («уж если она все равно и по-французски не понимает!»). «Тортильяс», – с гордостью сказала испанка. «Тортильяс», – повторил командарм.