Читать книгу "Когда пируют львы - Уилбур Смит"

– Катрина, ты выйдешь за меня?

Она побледнела. Посмотрела на него и отвернулась. Она плакала, и Шон почувствовал, как сердце у него уходит в пятки.

– Нет, – яростно крикнул упа, – не выйдет! Оставь ее в покое, бабуин! Видишь, она плачет! Убирайся отсюда! Она еще ребенок. Убирайся!

Он поставил между ними свою лошадь.

– Закрой рот, старый сплетник. – Ума, отдуваясь, присоединилась к обсуждению. – Что ты вообще понимаешь? То, что она плачет, еще не значит, что она против.

– Я думала, он меня бросил, – всхлипывала Катрина. – Я думала, ему все равно.

Шон завопил и попытался обогнуть лошадь упы.

– Оставь ее в покое! – в отчаянии кричал упа, поворачивая лошадь, чтобы отрезать Шону дорогу. – Ты заставляешь ее плакать. Говорю тебе, она плачет!

Катрина несомненно плакала. И так же безуспешно старалась обойти лошадь упы.

– Vat haar,[31]– закричал Ян Паулюс. – Иди, парень, иди и бери ее!

Ума схватила лошадь под уздцы и оттащила в сторону – она была сильная женщина. Шон и Катрина столкнулись и вцепились друг в друга.

– Вот так, парень!

Ян Паулюс соскочил с лошади и заколотил Шона по спине. Шон не в силах был сопротивляться, и каждый удар бросал его вперед.

Много позже упа мрачно объявил:

– Она получит два фургона в приданое.

– Три, – сказала Катрина.

– Четыре! – заявила ума.

– Очень хорошо, четыре. Убери от него руки, девочка. Ты совсем стыд потеряла?

Катрина торопливо отдернула руку от талии Шона. Шон сидел в одежде Яна Паулюса, и все теперь расположились вокруг костра. Дождь прекратился, но из-за нависших туч стемнело раньше обычного.

– И четыре лошади! – подталкивала ума мужа.

– Хочешь разорить меня, женщина?

– Четыре лошади, – повторила ума.

– Ладно, ладно, четыре лошади. – Упа удивленно смотрел на Катрину. – Она еще ребенок, парень, ей всего пятнадцать.

– Шестнадцать, – сказала ума.

– Почти семнадцать, – добавила Катрина, – и вообще, па, ты уже пообещал; нельзя брать слово назад.

Упа вздохнул, потом посмотрел на Шона, и лицо его отвердело.

– Паулюс, принеси из моего фургона Библию. Этот бабуин должен дать на ней клятву.

Ян Паулюс положил на стол в фургоне Библию – толстую книгу в черном кожаном переплете, потускневшем от частого использования. Упа сказал Шону:

– Положи руку на книгу… не смотри на меня. Смотри вверх, парень, вверх. Теперь повторяй за мной: «Торжественно клянусь заботиться об этой женщине», не торопись, говори разборчиво, «пока не найду священника, который скажет нужные слова. Если я нарушу эту клятву, прошу тебя, Господи, испепели меня молниями, отрави змеиным ядом, сожги меня на вечном огне…»

Упа закончил перечень проклятий, довольно хмыкнул и взял Библию под мышку.

– Но Он не успеет тебе ничего сделать – я доберусь до тебя раньше.

Ночевал Шон в фургоне Яна Паулюса; ему не спалось, к тому же Ян Паулюс храпел. Утром снова пошел дождь: унылое прощание. Ян Паулюс смеялся, Генриетта плакала, а ума и плакала и смеялась. Упа поцеловал дочь.

– Будь такой женщиной, как твоя мать, – сказал он и сердито посмотрел на Шона: – А ты не забывай, смотри не забывай.

Шон и Катрина стояли рядом и смотрели, как дождь и деревья скрывают последний фургон. Шон держал Катрину за руку. Он почувствовал ее печаль и обнял за плечи, ее платье было влажным и холодным. Последний фургон исчез, и они остались одни на огромном пространстве. Катрина вздрогнула и посмотрела на мужчину рядом с собой. Он такой большой и сильный и совершенно ей незнаком. Неожиданно она испугалась. Ей захотелось услышать смех матери, увидеть впереди отца и брата верхом на лошадях – как было всегда.

– Пожалуйста, я хочу… – она попыталась высвободиться.

Она не закончила фразу, потому что посмотрела на его рот – эти губы, полные и потемневшие на солнце, улыбались. Она посмотрела ему в глаза, и паника ее улеглась. Пока эти глаза смотрят на нее, она ничего не будет бояться, до самой смерти. А ведь до нее еще так далеко! Погрузиться в его любовь все равно что войти в замок, в крепость с толстыми стенами. В убежище, куда нет хода никому другому.

Это ощущение было таким сильным, что она могла только молча стоять и греться теплом Шона.

Глава 15

К вечеру они расположили фургоны Катрины на южном берегу реки. По-прежнему шел дождь. Слуги Шона махали им и подавали сигналы, но бурная коричневая вода заглушала все звуки и не оставляла никаких надежд на переправу. Катрина смотрела на воду.

– Ты действительно переплыл ее, минхеер?

– Она такая быстрая, что я не успел промокнуть.

– Спасибо, – сказала она.

Несмотря на дождь и дым костра Катрина приготовила ужин не хуже, чем ума. Они ели под покровом брезента у ее фургона. Ветер залил дождем лампу, затопил брезент и швырял в них капли дождя. Было так неприятно, что, когда Шон предложил перейти в фургон, Катрина почти не колебалась. Она села на кровать, а Шон – на сундук против нее. Разговор начался неловко, но потом потек свободно, как река за фургоном.

– У меня волосы все еще мокрые! – наконец воскликнула Катрина. – Не возражаешь, если я просушу их, пока мы разговариваем?

– Конечно, нет.

– Тогда мне нужно достать из сундука полотенце.

Они встали одновременно. В фургоне было так мало места. Они соприкоснулись. И оказались на кровати.

Приближение ее рта, его теплый вкус, сильное нажатие его пальцев на ее шею и вдоль спины – все это было странно смущающим. Вначале она отвечала медленно, потом быстрее, удивленными движениями тела, слегка сжимая его руки и плечи. Она не понимала, что происходит, но ей было все равно. Смятение разошлось по всему ее телу, и она не могла его остановить и не хотела останавливать. Подняв руки, Катрина впилась пальцами в волосы Шона. Притянула к себе его лицо. Его зубы вызвали на ее губах сладкую мучительную боль. Его рука выбралась из-за спины и взяла круглую полную грудь. Сквозь тонкую ткань он чувствовал, как напряжен ее сосок, и легко сжал его пальцами. Она откликнулась, как молодая кобыла, впервые узнавшая вкус кнута. На миг – потрясение от его прикосновения, потом судорожный бросок, заставший его врасплох. Шон скатился с кровати и ударился головой о сундук. Сидя на полу, он смотрел на Катрину, слишком удивленный, чтобы потереть шишку на голове. Лицо ее раскраснелось, и она обеими руками убирала с него волосы. Пытаясь заговорить, она отчаянно мотала головой.

– Ты должен уйти, минхеер, слуги постелили тебе в другом фургоне.