Читать книгу "Найденный мир - Андрей Уланов"

Обручев сглотнул. Он до сих пор отказывался верить, что Мушкетов погиб, потерявшись на просторах Земли Толля, хотя шансов на то, что юноше удастся выжить посреди равнины, кишащей смертельно опасными хищниками, почти не было.

– Сордеса оглоушил лейтенант Злобин. Крысожабу я, хм, упустил сам. Скунса-полосатика мы ловить побоялись. Теперь бы это чудо-чудище довезти в целости.

– Нам бы самим в целости до дому добраться, – проворчал Обручев. – Пока что статистика не на нашей стороне. А затею со взятием на абордаж вражеского корабля я иначе, как безумием, и назвать не могу.

Коротко вскрикнул немец-часовой, один из немногих: вместе с Колчаком и Леттов-Форбеком к заливу ушли почти все боеспособные моряки из обоих лагерей. Остались в основном раненые. А потом над лагерем прогремела пулеметная очередь.

Никольский от неожиданности разжал пальцы, и тварь в его руке увидала свой шанс. Отчаянным рывком она взмыла в воздух, совершила издевательский пируэт над головою опешившего зоолога и с яростным писком унеслась.

– Положительно не везет вам с живыми образцами, – немилосердно заключил Обручев, поднимаясь на ноги. – Однако стоит глянуть, что там творится. Не иначе стимфалиды опять напали. Вот же упрямые твари!

– Я упрямей, – пообещал Никольский, с ненавистью глядя вслед упорхнувшему «козодою». – Господом Богом клянусь, я доставлю в Россию хотя бы одного живого динозавра.

Очередь смела первую стимфалиду, словно метлой, разметав фонтаном крови и перьев. Вторая шарахнулась, потом бросилась обратно, к добыче, и в этот момент напуганный выстрелами тикбаланг оступился.

Казалось, будто все происходит очень медленно. Нелепо вскинув мощную заднюю лапу, зверь повалился набок, еще продолжая стремительный бег, одновременно проскальзывая по мягкому стланику и мучительно выворачивая жесткую горбатую шею… и Дмитрий Мушкетов падал вместе с ним, не в силах вырвать руку из веревочной петли.

Геолога сорвало со спины ящера, швырнуло кувырком через голову, спиной в колючий зеленый ковер. Мушкетов попытался вскочить, но проклятая уздечка тянула к земле. Ему удалось перевернуться на колени, опершись о жесткий загривок тикбаланга, – несчастное животное даже не пыталось встать, тяжело вздымая бока. Дернул за веревочную петлю, но нет, проклятая манила намертво застряла у ящера в зубах. Ученый поднял голову – и натолкнулся взглядом на дикий взгляд стимфалиды.

Тварь стояла в четырех шагах от него. Пестрые лапы-крылья были раскинуты, обнажая алые полосы по внутреннему краю маховых перьев. Желтые глаза смотрели пронзительно и безжалостно. Подергивались когтистые пальцы, задние лапы рвали подушки мха. Жесткий длинный хвост сек воздух, сбивал высоко торчащие бурые стробилы каких-то споровых. Сквозь острые зубы сочилось сдавленное гудение осатаневшего кларнета.

Пулемет замолк – должно быть, стрелок боялся задеть человека или его загнанного скакуна. Мушкетов ждал, что вот сейчас грянет гром и проклятая тварь повалится с пулей в брюхе на зеленый ковер, но шли мгновения, а выстрела не было. Стимфалида перевела взгляд на открытое, беззащитное горло тикбаланга.

– Пошла прочь! – заорал Мушкетов, надсаживаясь.

Он подался вперед, раскинув полы рваной шинели.

– Прочь! Вон! Убирайся!

Это моя добыча.

Хищник вытянул вперед длинную шею, почти упираясь чешуйчатым рылом в лицо человеку. Золотые глаза моргнули. Геолог краем сознания понимал, что твари стоит поднять лапу, ударить, и внутренности вывалятся из его распоротого живота на поживу стервятнику. И в то же время зверь-птица разом потеряла ореол сверхъестественной жути. Всего лишь хищник – смертельно опасный, необыкновенный, лютый. «Она может убить меня, – мелькнуло в голове. – Но опозориться страхом я могу только сам».

– Пошла прочь! – повторил он сквозь зубы.

Стимфалида отшатнулась, занося для удара костяной нож-коготь.

Четыре выстрела прозвучали в унисон. Пули дырявили жилистое, тощее тело насквозь, кровь текла из ран, но стимфалида устояла на ногах. Тварь обернулась к своим убийцам, и в глазах ее вновь заполыхала такая жгучая, сверхъестественная ненависть, что Мушкетов на миг устыдился своей отваги. Невозможно было не разделить столь сильное чувство, даже когда ненависть зверя-людоеда направлена на тебя самого.

Потом выстрелы зазвучали снова, вразнобой. Расплавленное золото померкло. Тварь пошатнулась и медленно осела в обагренный мох.

Уходящий вдаль тератавр походил на валкую баржу. Впечатление усиливалось тем, что над спиной ящера белели паруса: зацепленный за рога кусок парусины, на котором, вместо носилок, собирались доставить в лагерь мичмана Шульца. Если того, конечно, еще не загрызли звери.

– А вам, молодой человек, я категорически советую не геройствовать, а все же отдохнуть, – хмуро заметил доктор Билич, затягивая бинт. – Одиссея вроде вашей и более привычного к авантюрам человека могла потрясти до нервного истощения.

Мушкетов пожал плечом – вторым, ушибленным при падении, он старался не шевелить.

– С Катей отправились, как я понимаю, почти все здоровые матросы, – ответил он. – Остались раненые. На часах кому-то стоять все равно придется, а я не так пострадал, чтобы не удержать винтовку в руках.

– Вам бы еще попасть из нее, куда целитесь, если уж придет нужда стрелять, – хмыкнул Билич. – Нажалуюсь на вас коменданту, вот что. Товарищи ваши к бойницам не лезут, и правильно, на мой взгляд, делают.

– С капитаном Нергером я уже поговорил, – отозвался молодой геолог. – Он… посчитал мои доводы убедительными.

На самом деле капитан, еще слабый после ранения, просто отмахнулся со словами: «Не подстрелите никого из моих людей ненароком».

– Когда только успели, – проворчал Билич. – Не переживайте так. К закату, самое позднее, вернутся наши спасатели со спасенными вместе. А к утру так или иначе наше положение разрешится.

– К закату – это вы, доктор, оптимистично высказались. – Мушкетов неловко подхватил перевязанной рукой ремень «трехлинейки». – Катя бредет небыстро… Я боюсь, что хищники могут напасть на лагерь, если тут совсем обезлюдеет. Привязанный Горбунок – легкая добыча.

Врач машинально обернулся.

Загнать тикбаланга в лагерь оказалось не так трудно – обессилевшее животное почти не сопротивлялось. Трудней было не позволить ему убежать, когда придет в себя. Сейчас ящера надежно привязывали к вековой псевдолиственнице два самых крепких каната, какие нашлись. Катя не пыталась перекусить привязь, даже когда та ей мешала, и оставалось надеяться, что тикбалангу это тоже не придет в голову. Двое легкораненых подтаскивали ящеру ведрами воду из родника; к груде нарубленных веток Горбунок и не притронулся. Мушкетову было, конечно, жалко зверя – в конце концов, тот в каком-то смысле спас ему жизнь; вряд ли бредущие по редколесью путники с двумя винтовками на четверых уцелели бы, столкнувшись по дороге со стаей стимфалид. Но тонна живого мяса есть тонна мяса… А сохранять ее лучше в живом виде, пока превратить тушу в мясо, копченое, вяленое и соленое, попросту некому.