Читать книгу "Найденный мир - Андрей Уланов"

– Вот теперь, милостивый государь, быть может, вы объясните мне, что означает сия пиеса? – осведомился крепко сложенный, больше похожий на купца, чем на ученого, человек средних лет, глядя на своего провожатого из-под нахмуренных кустистых бровей. – Я потратил неделю, чтобы добраться по Транссибу из Томска в Москву, и только ради того, чтобы уже второй день ожидать приема у некой загадочной особы из Географического общества!

Тусклое осеннее солнце заглянуло в окно пустующей аудитории, точно кровавая зеница мрачного языческого бога. Метались за стеклом голые ветви лип. Октябрь 1908 года от Рождества Христова выдался в Москве холодным.

В углу выглядывал из тени накрытый белым саваном громоздкий неузнаваемый предмет, похожий очертаниями на уродливый, нечеловеческий саркофаг.

– Справедливости ради, Владимир Афанасьевич, билеты на скорый поезд оплачены вам были стараниями той же «загадочной особы», так что вы не потеряли ничего, кроме времени.

– Что может быть ценней времени? Теряю его не я – работать можно и в пульмановском вагоне, – теряют мои студенты, теряет отделение, которому я имею честь быть деканом…

– Терпение, Владимир Афанасьевич, – повторил провожатый. – Очень скоро все раз…

Хлопнула дверь. В аудиторию вошли двое. Младший, невысокий энергичный морской офицер в чине капитана второго ранга, с двойными георгиевскими петлицами, был ученому незнаком. Старший…

– Ваше…

– Сидите, сидите, Владимир Афанасьевич, – отмахнулся Великий князь. – Я здесь в каком-то смысле инкогнито.

«Действительно, – мелькнуло в голове приезжего, – персона из Географического общества». Великий князь Николай Михайлович занимал, помимо прочих, пост председателя этого самого общества. Его спутник тоже показался томичу знакомым, но лица мимолетных знаменитостей запоминались ему хуже, чем очертания окаменелостей.

– Вас пригласили, чтобы сделать предложение, – Великий князь стремительно обогнул стол и уселся напротив Владимира Афанасьевича, – от которого вы, как настоящий ученый, не сможете отказаться. Я приглашаю вас принять участие в картографической экспедиции Общества, которая отправляется в ближайшее время.

– Прошу простить за скепсис, но выражение «ближайшее время» не наполняет меня уверенностью, – ворчливо отозвался ученый. – Не говоря о том, что флер секретности, которым покрыта ваша предполагаемая экспедиция, кажется весьма странным.

– Александр Васильевич, – Великий князь обернулся к своему спутнику, – вы не могли бы…

– Разумеется. – Офицер шагнул поближе. Приглядевшись, Владимир Афанасьевич понял, что тот пребывает в чрезвычайном нервном напряжении. Капитана даже слегка покачивало из стороны в сторону, будто тело его, покуда разум отвлечен, пыталось пройтись по аудитории на манер тигра в клетке. – Видите ли, значение этой экспедиции отнюдь не исчерпывается научным. Это еще и вопрос мировой политики.

– Вы полагаете, будто те незначительные клочки суши, которые еще не нанесены на карты, способны внести большие раздоры в согласие великих держав, чем уже открытые? – с насмешкой поинтересовался ученый.

– Владимир Афанасьевич, ваше альтер-эго дает о себе знать в самые неподходящие моменты, – укорил его так и не назвавший себя провожатый. – И не смотрите так удивленно. Если в Томске истинное лицо мусью Ш. Ерша давно всем известно, включая господина попечителя, то…

– Кхм. – У декана горного отделения Томского технологического института хватило совести замяться. – И тем не менее я не понимаю, какое влияние на мировую политику может оказать очередная полярная экспедиция.

– Полярная? – переспросил офицер.

– Теперь я вас вспомнил! Вы вернулись из злосчастной экспедиции барона Толля. Ваши работы по гляциологии… Безусловно, полярная.

– Вы ошибаетесь, – странным тоном проговорил Великий князь. Ученому пришло в голову, что председатель Общества наслаждается каждой минутой этого разговора – именно потому, что собеседник его пребывает в невежестве. – Экспедиция предполагается отнюдь не только полярная. Но прежде чем вы начнете задавать вопросы, из которых далеко не последним окажется вопрос, почему именно вам мы решили предложить место геолога, я бы хотел показать вам кое-что. Геннадий Нилович, будьте так любезны!

Получивший имя цербер шагнул к накрытому парусиной предмету и одним движением сдернул полог. На декана уставились мертвые, пустые глазницы.

– Как по-вашему, что это, Владимир Афанасьевич? – резко спросил Великий князь.

– Муляж черепа ископаемого морского ящера, – уверенно ответил ученый. – Неизвестной, смею заметить, разновидности, хотя весьма напоминает плиозавра Оуэна…

Он осекся, всматриваясь. Краска сбежала с его лица.

– Это не муляж. – Офицер почти нежно дотронулся до желтоватых пирамидок-зубов, каждая в палец длиной. – Владелец этого черепа месяц тому назад напал на шлюпку с канонерской лодки «Манджур». На рейде Владивостока.

Ученый попытался было встать и не смог – подгибались колени.

– Скажите, Владимир Афанасьевич, что вам известно о Разломе?

– М-м… почти ничего. – Декан растерянно пригладил бороду. – Разумеется, катастрофа была ужасающая, но, как вы понимаете, сдвиги морского дна, порождающие подводные землетрясения…

– Есть основания полагать, что сдвиги морского дна тут совершенно ни при чем, – без обиняков заявил капитан. – Вы не читаете бульварной прессы? Хотя в последние недели даже не склонные к сенсационализму газеты начали помещать совершенно дикие измышления о случившемся. – Он перевел дух. – Как будто можно придумать нечто более дикое.

– То, что вы, Владимир Афанасьевич, назвали «подводным землетрясением», произошло ранним утром 17 июня. Несколько часов спустя волна цунами обрушилась на острова Тихого океана, побережье Камчатки, Приморье, Японию, Филиппины, острова Ост-Индии и так далее, а на востоке пострадали западные побережья обеих Америк – на всем своем протяжении, что удивительно нехарактерно для приливных волн подобного рода. Число жертв, особенно в Японии, оказалось колоссальным. Поэтому в «шуме толп смятенных» не сразу прояснились два обстоятельства. Первое, малозначительное, – масштабы смещений подводных гор оказались таковы, что уровень Мирового океана поднялся разом на сорок сантиметров. В Санкт-Петербурге, смею заверить, это не предмет для шуток. А второе настолько невероятное, что даже на четвертом месяце после Разлома найдется немного людей, способных заявить об этом вслух – что морское сообщение в Тихом океане оказалось прервано. Генна… а, я лучше сам.

Он вскочил, сдернул со шкафа старый глобус, выставил, точно бутылку шампанского, перед деканом, залихватски крутанув щелчком пальца. Скрипнула ось, шар земной провернулся несколько раз и замер.