Читать книгу "Сад зеркал - Дмитрий Самохин"

– Подумываем организовать референдум и добиваться автономии от Истока, – сообщил Джон.

– Шутить изволите? – поинтересовался Ник Красавчег.

– Это смотря с какой стороны подойти. Если с вашей, то думайте, что шутим. Если с нашей, то вполне себе серьезно. Мы еще с вас будем денег требовать, аренду за использование Дома Покоя, а то как выпустим всех, мало не покажется.

– Так Упокоенные первым делом за вас же примутся, а уж потом до Истока доберутся, – удивился я.

– Не важно. Главное – свобода всех свобод. Независимость от независимости, – гордо заявил Джон Одноглазый.

Большей глупости мне не доводилось слышать, но я промолчал. Каждый волен сходить с ума как ему хочется и когда хочется. Кто мы такие, чтобы мешать. Пусть автономятся, сколько им надо. Вселенная быстро пришпорит норовистого скакуна и заставить плясать под свою дудку. В этом я уже неоднократно убеждался.

– Ладно. Кончай пропаганду. Пойдем, покажешь Мотылька. Надо убедиться, что все в порядке. И она не сбежала, – сказал Ник Красавчег.

– У вас там на Истоке что, совсем голову напекло? Как же она убежать может, если спит вечным сном, – удивился Джон.

– А может, ее кто-нибудь разбудил? – предположил я.

– Зачем? – снова удивился Джон.

– А чтобы нас подразнить да свободы для Шороха добиться. Может, это провокация ваших бунтарей?

– Крейн, ты за кого нас держишь, мы, конечно, дерзкие, но все же не идиоты.

– Ты уверен? А справку предъявить можешь?

Одноглазый не нашел что ответить.

– Вот когда будет у тебя на руках справка, что не идиоты, тогда и говори громко, а сейчас лучше помолчать да проверить.

Джон больше ничего не сказал, отвернулся и принялся возиться с замком.

Над Малым Шорохом на бреющем полете пролетели Зеленый и Злой, ожесточенно о чем-то споря. Опять решили вечеринку на берегу реки устроить. Жди беды. Сначала зальются «Протокой № 3» по самую завязку, а потом куролесить начнут. Надо сообщить в отделение, чтобы отправили группу кентавров патрулировать побережье. Похоже, эта идея пришла и Красавчегу, он достал трубку и набрал номер Джека Брауна.

Одноглазый закончил возиться с замком и открыл дубовую дверь, обитую железом. Первыми пропустил нас внутрь. Мы оказались в сумерках парадной, и у меня появилась мысль: а что если он сейчас закроет за нами дверь да запрет на замок? Так и будем сидеть в Доме Покоя до скончания вечности. И с чего это у меня такая подозрительность? Как бы паранойя не развилась. Во всем Одноглазый виноват, нарассказывал всякого про автономию и референдум, вот и мерещится. Хотя эти чудики с Малого Шороха могут и не такое учудить, решат, что мы угроза для их независимости, да и запрут нас с шерифом.

Но Одноглазый щелкнул выключателем, и в коридоре зажегся свет.

– Пойдемте, и вы убедитесь, что я свое дело знаю. У меня полный порядок. Комар носа не подточит. Муха мимо не пролетит, – ворчал Джон, возясь с замком на дверях в подвал.

На первом и втором этаже Дома Покоя содержались в камерах-глушилках пациенты средней степени опасности с малыми сроками. Те же, кто представлял наибольшую опасность, были заперты в подвале. Так надежнее. Всего в Доме Покоя содержалось двенадцать Упокоенных. Восемь на поверхности и четверо в подвале.

Наконец и эта дверь поддалась. Одноглазый снял замок, повесил его на стену и первым ступил на лестницу. Включился свет, и мы стали спускаться. Неприятно пахло домом престарелых и малиновым вареньем одновременно.

– Сейчас вы убедитесь. Сейчас вы пожалеете о том, что были так несправедливы, – ворчал Одноглазый.

В подвале мы оказались перед новой дверью, которую тут же отпер Джон. Он вошел в комнату первым и застыл на пороге так, что из-за его широкой старческой спины нам ничего не было видно.

– Этого не может быть! – взревел могучий старик.

Его спина пошла волнами, словно он рыдал, но я ничего не видел.

– Подбрось да выбрось, Одноглазый, что там?

Нам удалось пропихнуть бывшего шерифа внутрь, как застрявшую винную пробку, и мы прорвались в комнату.

То, что так удивило Одноглазого, сразу бросилось в глаза. По центру комнаты стояли четыре кресла. В трех сидели спящие альтеры, а одно пустовало.

Стало быть, Мотыльку все-таки удалось ускользнуть. Но как?

– Это невозможно. Этого просто не может быть.

Одноглазый выглядел ошеломленным. Новость буквально подкосила его, и он опустился на ковер перед креслами Упокоенных. – Куда девушку дел, старый черт? – возмутился Ник Красавчег. – Тебе доверили ответственное задание, сторожить особо опасных преступников, а ты одного профукал? Может, в карты проиграл? Или на органы продал темным дельцам?

– Никому я никого не продавал. И карты не люблю.

Старик попытался подняться, но ноги плохо держали его. Я протянул руку и помог ему встать.

– Тогда где Упокоенная Мотылек? Куда ты ее дел? – возмущался Ник Красавчег.

– Я не знаю. Я ничего не понимаю.

Было видно, что Одноглазый не врет. Он пребывал в растерянности. Не понимал ничего, отказывался верить в реальность окружающего мира.

– Здесь нам больше делать нечего. Пойдем, поговорим в более приятной обстановке.

Один из Упокоенных дернулся во сне и заскулил, тихо и тонко. Видно, приснилось что-то.

Мы покинули комнату. Одноглазый тщательно запер за собой дверь в комнату с Упокоенными, потом дверь в подвал и, наконец, навесил амбарный замок на входную дверь в Дом Покоя.

– Что теперь? Меня под суд? И к этим? – кивнул он на дом, где содержались его подопечные.

– Пошли, промочим горло. И ты все расскажешь, что, где и как. А там думать будем. Никто тебя не обвиняет в халатности, – я выразительно посмотрел на Красавчега.

Тот состроил страшное лицо, но промолчал.

* * *

Бар «Зонтик Пришельца» находился всего в двух кварталах от Дома Покоя. Я здесь никогда не был, но название, признаться, заинтриговало. Над входом висела вывеска – большой раскрытый зонт, перевернутый ручкой вверх, а в нем словно в лодке сидел яйцеголовый серый пришелец с большими черными глазами. У художника с фантазией полный порядок, ничего нельзя возразить.

Помещение бара было оформлено в том же духе – сплошные зонтики и пришельцы. Никуда от них не деться. Мы заняли место в самом дальнем углу, заказали по кружке пива и не откладывая дело в долгий ящик приступили к расспросам единственного свидетеля и подозреваемого.

Я Одноглазого не подозревал, а Красавчег был полностью убежден, что именно он выпустил Мотылька на волю. Я вот не видел выгоду Одноглазого. Зачем ему Упокоенного отпускать? Что он от этого выигрывал? Кроме потраченных нервов, вороха проблем и ночных кошмаров, ничего. Да еще и работу теперь может потерять. Какой ему прок так рисковать? Красавчег же, напротив, даже не рассматривал других кандидатов в преступники. Рубил по живому.