Читать книгу "Цветы на чердаке - Вирджиния Клео Эндрюс"

Я рисовал себе нашу встречу. Он в кровати, больной, но все такой же суровый и неумолимый, как лед. Я пинком открою дверь, включу свет, и он увидит меня. Он откроет рот от изумления. Он узнает меня… он должен понять, кто я, с первого же взгляда. И я скажу: «Вот я, дедушка, тот внук, который родился вопреки вашему желанию. Наверху, в северном крыле, в запертой комнате — мои две сестры. Когда-то у меня был и младший брат, но сейчас он умер, и это вы помогли убить его!» Все это было у меня в голове, хотя я сомневался, что смогу сказать такое на самом деле. Хотя ты, без сомнения, выкрикнула бы все это ему в лицо, да и Кэрри, если бы у нее нашлись слова. Однако может быть я бы и высказал все это просто ради удовольствия увидеть, как он содрогнется, а может, он выразил бы сожаление, или горе, или раскаяние… или, что более вероятно, свирепое негодование по поводу того, что мы все-таки существуем! Я знал это, но я не мог больше оставаться ни минуты в заключении, глядя, как Кэрри уходит от нас вслед за Кори!

Я затаила дыхание. Ох, что за нервы у него, встретиться лицом к лицу с этим ненавистным дедом, даже если он лежит на смертном одре и крепкий медный гроб все еще ждет его. Я ждала, затаив дыхание, что же будет дальше.

— Я повернул дверную ручку очень осторожно, рассчитывая на внезапность своего появления, но тут мне стало стыдно за свою робость, и я подумал, что надо действовать напролом — я пинком открыл эту дверь!

Было так чертовски темно в этой комнате, что я ничего не видел. И я не хотел зажигать фонарик. Но, пошарив по стенам в поисках выключателя, я ничего не нашел. Тогда я направил фонарик прямо перед собой и увидел больничную, покрашенную в белый цвет кровать. Я смотрел и смотрел, но увидел совсем не то, что ожидал — свернутый матрас в бело-голубую полоску. Пустая кровать, пустая комната. Никакого умирающего дедушки, испускающего дух и подсоединенного к хитроумным машинам, которые поддерживают в нем жизнь — это было как удар в живот, Кэти, не увидеть его в тот момент, когда я был готов к встрече с ним.

В углу, неподалеку от кровати, стояла трость, с которой он ходил на прогулку, а рядом с ней то сверкающее кресло-каталка, в котором мы его видели. Оно выглядело, как новое, должно быть, он не часто им пользовался. Там был только один предмет меблировки помимо двух стульев

— простой комод, и на нем ни единого предмета. Эта комната была так же аккуратно прибрана, как и покинутые мамой аппартаменты, но это была простая, скромная комната с крашеными панельными стенами. И эта комната, где болел и мучился наш дед, выглядела так, как будто ею давным-давно не пользовались. Воздух был застоявшийся, затхлый. Пыль на комоде. Я обежал комнату в поисках чего-нибудь ценного, что могло бы нам пригодиться. Ничего — опять ничего!

Я был настолько разочарован, раздосадован, что направился обратно в библиотеку и снял со стены тот самый пейзаж, за которым, как говорила нам мама, скрывался потайной сейф.

Ну ты же знаешь, сколько раз мы смотрели по телевизору, как воры открывают стенные сейфы. Это казалось мне делом нехитрым, если знаешь, как к нему приступить. Все, что нужно — это приложить ухо к наборному механизму и поворачивать его медленно-медленно, в то же время слушая предательские щелчки… и считая их, так я думал. Тогда тебе станут известны цифры, ты наберешь правильную комбинацию и — оп-ля! Сейф откроется! Я перебила:

— Наш дед — почему его не было на кровати? Но он продолжал, как будто не слышал меня:

— И вот я стал прислушиваться, и я услышал щелчки. И я подумал, вдруг мне удастся открыть сейф, а что если он тоже окажется пустым? И знаешь, что случилось, Кэти? Я услышал-таки эти предательские щелчки, по которым можно было вычислить комбинацию цифр — щелк, щелк! Но я не успел их сосчитать! Тем не менее я принялся крутить диск замка, надеясь, что просто по счастливой случайности наберу цифры в правильной последовательности. Но дверца сейфа не открывалась. Я слышал щелчки, но я ничего не понимал. Энциклопедия не может научить, как стать хорошим вором — это должно произойти естественным путем. Тогда я огляделся в поисках чего-нибудь длинного и тонкого, чтобы засунуть в замок и оттянуть пружину, может быть, тогда дверца откроется. Кэти, в этот момент я услышал шаги!

— О, проклятье, — ругнулась я, расстроившись за него.

— Правда-правда! Я быстро нырнул под один из диванов и лег плашмя на живот, и тут я вспомнил, что оставил фонарик у деда в комнатке.

— О, Боже ты мой!

— Да-да! Я решил, что моя песенка спета, но продолжал лежать, совершенно тихо и неподвижно. И вот в библиотеку вошли мужчина и женщина. Она заговорила первая приятным девичьим голоском.

— Джон, — сказала она. — Клянусь, мне не послышалось! Я и вправду слышала какой-то шум в этой комнате.

— Вечно тебе слышится что-то, — проворчал грубый низкий голос. Это был Джон, лысый дворецкий.

И эта парочка, не переставая ссориться, осмотрела библиотеку, а затем маленькую спальню позади нее, и я, затаив дыхание, ждал, когда они обнаружат там мой фонарик, но по непонятной причине этого не случилось.

Я полагаю оттого, что Джон не смотрел ни на что, кроме женщины. Как раз когда я собирался вылезти и выбежать из библиотеки, они вернулись, и Господь надоумил их сесть на тот самый диван, под которым я прятался. Я положил голову на свои скрещенные руки, как бы собираясь вздремнуть, и. пред ставил себе, что ты, должно быть, дошла до предела, гадая, почему я все не возвращаюсь. Но поскольку я запер тебя, я не боялся, что ты пойдешь меня искать. Но хорошо, что я не заснул.

— Почему?

— Давай я буду рассказывать, как мне хочется, Кэти, ладно? «Ну вот, видишь», — сказал Джон, когда они вернулись в библиотеку и уселись на диван. «Говорил же я тебе, что никого нету ни там, ни здесь», — он сказал это весьма самодовольно. — «Правда, Ливви, ты чертовски нервная последнее время, просто портишь все удовольствие». — «Но, Джон, — сказала она, — я и вправду что-то слышала».

«Как я уже говорил, — ответил Джон, — тебе вечно слышится то, чего нет. Черт подери, только сегодня утром ты говорила, что мыши чересчур расшумелись на чердаке». Джон издал смешок, длинный и мягкий смешок, и, должно быть, сделал что-то, что заставило эту хорошенькую девушку глупо захихикать, и если она и протестовала, то весьма слабо. Затем Джон снова пробормотал: «Эта старая сука поубивает всех маленьких мышек на чердаке. Она носит им наверх еду в продуктовой корзине… столько еды, что можно убить целые полчища мышей, не меньше, чем германская армия».

Вы знаете, я слышала, как Крис сказал это, и все равно не поняла ничего, настолько я была все еще глупа, невинна и доверчива.

Крис прочистил горло и продолжал:

— У меня в животе возникло странное ощущение, а сердце так забилось, что я боялся, как бы не услышала парочка на диване.

«Ну да, — сказала Ливви, — она такая несправедливая, жестокая старуха, и сказать по правде, старик хозяин мне всегда нравился больше — он по крайней мере умел улыбаться. А она — она не умеет. Снова и снова, когда я прихожу сюда прибираться, я вижу ее в ЕГО комнате... она просто стоит и любуется на его пустую кровать, и улыбается этой странной, натянутой улыбкой. Я считаю, она в восторге от того, что он умер, что она пережила его и теперь свободна, и никто не сидит у нее на шее, и не говорит ей: делай то, не делай это, а ну, попрыгай по моему приказу. Боже, порой я удивляюсь, как они могли выносить друг друга. Но вот теперь он умер, и ей достались его деньги».