Читать книгу "Проспать Судный день - Тэд Уильямс"

Дитя Кошмара захромало от закрытой двери к закрытому окну, будто испорченная игрушка, а потом уползло под диван. Это мне не понравилось. Пусть эта маленькая мерзкая тварь хоть сдохнет прямо там, не полезу же я за ней под диван, голыми руками или шваброй. Поэтому я просто приподнял диван за угол. Тварь снова попыталась сбежать и оказалась в углу. Я пошел к ней, и она начала размахивать искалеченной ногой, будто умоляя меня о пощаде. Она выглядела настолько безвредной, что мне стало ее почти что жалко. Почти. Затем я вспомнил о маленьких обгорелых костях в квартире наверху, жизнях невинных, принесенных в жертву Бальдуром фон Долбодемоном и его фанами СС, и вместо того, чтобы воспользоваться серебром и умертвить тварь быстро, просто поднял ногу и втоптал ее в пол. Хряп. Хлюп. Плюх. Представьте себе, что вы связали в цепочку пять-шесть хомяков и их топчете, и прибавьте к этому тихий свистящий звук. Пусть Дитя Кошмара и было невозможно, с научной и даже теологической точек зрения, но сдохло оно с обычной мерзостью живого существа.

Закончив, я снял ботинок и начисто вымыл подошву в кухонной раковине, потом написал записку домовладельцу и оставил ее рядом со склизким пятном и тремя с половиной ногами.

Дорогой мистер Авилси

Я съехал. Условия были не блестящие. Возможно, вы захотите вызвать службу по очистке. В этой квартире, похоже, водятся кошмары.

Искренне Ваш

Б. Доллар

Закончив с делами в квартире, я подъехал к Шорлайн-Парк и пешком прошел по деревянному мостику к развалинам парка отдыха, посреди продуваемой всеми ветрами бухты. С тех пор, как меня отпустили с Небес, Сэм не отвечал ни на звонки, ни на сообщения, из чего я сделал вывод, что он застрял в Каиносе. Так что я оставил ему записку, на зеркале в «комнате смеха» в заброшенном парке. Не желая, чтобы сообщение было слишком очевидно, я написал: «Сеанс завтра. На месте твоей последней попойки». Оставалось надеяться, что он догадается.

Затем я поехал обратно в деловой квартал, в «Циркуль», чтобы в последний раз налить друзьям по стаканчику. А может, и по два. В конце концов, мой тюнингованный «Матадор» ушел от меня, Каз все еще оставалась в плену, Галина мертва, Оксана улетает в Дальнюю Амазонию, а у меня уже наверняка забронировано место на ближайший лифт в приемный покой Ада. Я совершенно честно не видел причин не потратить последние несколько долларов и, возможно, мои последние несколько часов на Земле на самоубийственную вечеринку, рассказывая небылицы и напиваясь со старыми друзьями. Как считаете?

Правильно. Думаю, и вы бы так поступили.

ГЛАВА 38

СЕАНС

Возможно, вы удивились, прочтя послание, которое я оставил Сэму на зеркале в Дурацком Городке. «Сеанс» означал «завтрак», breakfast, переиначенное fast break, «быстрый проход» в баскетболе, Мэджик Джонсон из «Лэйкерс» даже получил это в качестве еще одного прозвища. «На месте твоей последней попойки» означало место, где Сэм в последний раз напился, насмерть, буквально.

Я мог бы долго рассказывать истории о Сэме и выпивке. Большая их часть была бы вполне смешной, даже самые ужасные из них, но Сэм бы этого не одобрил. Не то что ему было бы неловко, просто он не любил рассказы о пьянках. «Все равно, что бравировать этим, — сказал он как-то раз. — О, я такой хулиган крутой, превратился в животное, да так и живу теперь. Чушь полная». Видимо, поэтому он не любил и рассказы о чужих пьянках, поскольку они ни в какое сравнение не шли с его приключениями, а свои не любил рассказывать, поскольку решил, что эта часть его нынешней жизни глупа и лучше забыть о ней.

Я знал, что отчасти все это произошло оттого, что он проникся отвращением к тому, с чем столкнулся на службе в «Контрударе», элитных войсках Небес, вопреки своим ожиданиям. Но до того просто не мог понять, как это парень, который значил для меня все, иногда вдруг превращался в того, кого я даже узнать не мог. Не поймите меня неправильно — Сэм не был одним из тех злобных пьяниц, которые превращаются в чудовищ, по крайней мере, в обычном смысле. Он не встревал в драки, и это было хорошо, поскольку он крупный и сильный парень. Он не срывал на людях зло, хотя и злился. Но, зная его, видеть это было все равно, что видеть замедленные кадры того, как человек тонет. Всякий раз глядя на Сэма, того, которого я хорошо знал, парня с чувством юмора острым, как тюремная заточка, которую точили так долго и усердно, что лезвие стало почти невидимым, я понимал, что перестаю узнавать его. Снаружи он выглядел, как Сэм, но настоящий Сэм, мой лучший друг, ускользал все дальше и дальше. Иногда я долго глядел на него, пытаясь уловить реальный взгляд моего друга внутри этих красных, как у заключенного, глаз.

Это было еще до того, как мы стали адвокатами на службе Небес. Я пошел туда из-за Сэма.

Поскольку тогда мы еще не тусовались в «Циркуле», мы проводили время в другом ангельском баре, «Барнсторм», в Мэйфилде. Он был совсем не похож на «Циркуль» — хозяином здесь был один из наших, но клиентами, по большей части, были смертные. Это было большое и шумное заведение, я и Сэм выпивали там пару лет, даже после того, как я ушел из «Арф». Мы бы ходили туда и дальше, если бы не Карлин.

Она была официанткой, и, хотя и была поразительно красива, рослая и рыжеволосая, она была обычной женщиной, смертной. И проблема была не в том, что она была официанткой, а в том, что она работала официанткой в другом баре, а в «Барнсторм» приходила выпить. В этом и была проблема. Карлин любила выпить, как и Сэм.

Сэм и Карлин сошлись, и долгое время все шло хорошо, вроде бы. Сначала он не сказал ей, кто он такой, а когда запал на нее всерьез, то уже и побаивался это сделать. Наверное, он был прав. Она была странной девушкой, выросшей в сельской местности где-то в Сентрал Вэлли, в трейлерном поселке баптистов у безумной матери, которая кормила детей печеньем «Ореос» на завтрак и жареной картошкой с кетчупом на ужин. Карлин постоянно западала на больших парней ковбойского типажа и как-то сказала, что Сэм оказался первым, кто не бил ее. А еще у нее было ужасное мнение по поводу своей внешности, поскольку, при всей ее красоте, как я узнал позднее (а Сэм, естественно, узнал раньше), она была бледна, на грани альбинизма. Волосы у нее были такие светлые, что она постоянно красила их в рыжий цвет, постоянно подводила брови, иначе, как она сама говорила, «Я выглядела бы призраком». Всегда считала себя чудачкой, и никто не улыбался снисходительно, когда она это говорила, поскольку было видно, что она не шутит. И никакая выпивка не помогала. Нет, полная чушь. Выпивка делала все намного-намного хуже.

Я так в точности и не знаю, что случилось в ту ночь, когда они расстались, но, судя по тому, сколько потом выпил Сэм, расстались они плохо, поскольку в те времена он уже стал устройством для извлечения алкоголя из бутылки и слива его на какую-нибудь обочину.

А Карлин отправилась домой и покончила с собой.

И Сэму досталось ее дело.

Любой нормальный ангел попросил бы отвод — потребовал бы, — но к этому времени в числе достоинств моего друга Сэма нормальность уже не значилась. Опять же, я не знаю, что произошло, поскольку Сэм никогда об этом не рассказывал, но вряд ли это было что-то хорошее. Когда все закончилось, он вернулся в «Барнсторм» и продолжил пить. Я так понимаю, получилось что-то вроде последней попойки Дилана Томаса — Сэм просто позвал бармена Руди и сказал ему поставить перед ним в ряд стопки с ржаным виски. И вылил их себе в глотку одну за другой. Он начал пить с заходом солнца, а это случилось уже в час ночи.