Читать книгу "Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной - Любовь Виноградова"

Мог ли Лавриненков — без сомнения, человек бесстрашный — оговорить погибшего товарища по оружию, девушку, которой он восхищался? Оговорить ее, если от него это потребовали, оговорить под угрозами? Это трудно себе представить. Но для Володи Лавриненкова небо, авиация были всей жизнью, и он знал, что вернувшимся из плена летчикам летать больше не разрешают. Что касается Литвяк, то она была мертва, и он знал, что повредить ей самой он уже не может — только ее честному имени. «Смутно все как-то…» — сказал об этой истории через много лет Борис Еремин — но не сказал, что уверен в том, что рассказанное вернувшимся из плена летчиком было ложью. В конце жизни Лавриненков отказался от своих слов.

Прошло много лет, ни одного из участников этой истории уже нет в живых, и мы почти точно знаем, что Лавриненков солгал, оговорив честное имя погибшего летчика. Если бы Литвяк согласилась сотрудничать с немцами или даже просто осталась жива и была у них в плену, немецкая пропаганда непременно раструбила бы это повсюду. Но ни одного упоминания о ней, ни одной фотографии на немецкой листовке, ни слова с радиоустановок, вещавших на русском языке для советских солдат, ни одного упоминания вернувшимися из лагерей военнопленными, которые такую девушку, конечно, запомнили бы. Лиля, скорее всего, погибла, оставшись, как еще восемьсот тысяч советских солдат, в земле у Миус-фронта.

А историю с пленом подтвердил — как оказалось, под давлением — летчик 85-го полка Голюк, вернувшийся из плена после окончания войны. Он тоже сказал, что видел в плену Литвяк, окончательно испачкав ее имя. Впоследствии он не скрывал, что его вынудили. На встрече ветеранов Валя Краснощекова как-то улучила момент, чтобы поговорить с ним наедине, и спросила, почему он так поступил. Голюк не стал запираться, ответил, что оболгать Лилю его вынудили, сказав, что иначе у него самого, попавшего в плен, могут возникнуть большие неприятности. Валя кипела. Отходя от этого человека, она бросила ему на прощание, переделав его фамилию: «Говнюк».[558]

С чего все началось? С листовки? С чьего-то доноса о том, что Литвяк собиралась это сделать? Известно ли было Особому отделу, что у нее репрессирован отец? Почему Сиднев не положил конец кампании против честного имени Лилии Владимировны Литвяк? Или Хрюкин, который тоже следил за ее боевой работой и гордился ею? Если они не предприняли никаких мер, значит, не были уверены в том, что Лиля погибла.

В Лилином родном женском полку, узнав об этих слухах, многие сразу поверили. Ничего удивительного в этом не было, считала Валя Краснощекова: «девки» завидовали «Лильке», ее красоте, популярности, тому, что она здорово летала, а к лету 1943 года и ее славе, гремевшей на всю страну. Считали, что победы ей записывали «за красивые глаза», и даже много лет после войны говорили и писали об этом, не стесняясь чернить память погибшей. И когда одна из летчиц полка через много десятилетий после войны рассказала, что она узнала Лилю в якобы показанной по Первому каналу передаче о советской летчице, попавшей в плен и прожившей благополучную жизнь то ли в Швеции, то ли в Швейцарии, — многие согласились, что это конечно же была она.[559]

Фаина Плешивцева, к тому времени ставшая Инной Паспортниковой, трепетно относилась к памяти Лили Литвяк и много лет вместе со школьниками из поселка Красный луч на Украине и их учительницей Валентиной Ивановной Ващенко организовывала экспедиции по поиску останков Лили и ее самолета. Они нашли многих других летчиков, в том числе командира полка Голышева, однако самолет и останки Литвяк им найти не удалось. Правда, в семидесятых годах, как они узнали, останки неизвестной летчицы нашли деревенские мальчики, пытавшиеся вытащить из норы ужа. Это было около деревни Мариновка. То, что осталось от самолета, было давно сдано в металлолом. Как узнала школьная экспедиция, находка была запротоколирована, а останки затем захоронены в братской могиле. Согласно рассказу Валентины Ващенко, в протоколе фигурировали сохранившиеся в останках фрагменты нижнего белья — а именно бюстгальтера из парашютного шелка и, кроме того, фрагменты летного шлема и обесцвеченные волосы. Однако копии этого протокола нигде нет, где искать его, неизвестно, а полагаться на слова Плешивцевой-Паспортниковой нельзя: если верить ее рассказам, то она не только проводила Литвяк в последний полет, но и сама сшила ей тот бюстгальтер. За перекисью для обесцвечивания волос Лиля якобы посылала тоже ее, Плешивцеву. Если верить Паспортниковой-Плешивцевой, то Литвяк еще и сказала ей незадолго до гибели, что без вести ей пропадать никак нельзя: тогда припомнят репрессированного отца. Фаина Плешивцева не была рядом с Литвяк перед ее гибелью, и кроме того про такие вещи в то время никто и никогда не говорил даже с самыми близкими. Как часто бывает, Фаина Плешивцева — Инна Паспортникова сыграла в посмертной судьбе Лили Литвяк двоякую роль: посвятив себя увековечению ее памяти, очень много сделала для этого, однако при этом создала вокруг имени Литвяк столько выдумок, что сама же здорово навредила.

Мать Лили, оставшись без ее аттестата и без пенсии, которую назначали за погибшего на фронте кормильца, сильно бедствовала после войны. Однако формулировка «пропала без вести» в извещении из 73-го полка была для нее несравнимо лучше, чем «погибла смертью храбрых»: оставалась надежда. Вокруг, хоть и редко, происходили чудеса: возвращались даже те, на кого, не разобравшись, прислали похоронки. Встречаясь с Валей и Фаиной, она всякий раз задавала все тот же вопрос, на который никто не мог ответить: «Если она жива, то почему не подаст хоть какую-то весточку о себе?» И потом, покачав головой, говорила, что Лили, должно быть, уже нет. И все равно до конца жизни ждала. Ждали с войны своих близких и другие люди вокруг нее, ждали тысячи, сотни тысяч, миллионы людей.

Константин Симонов, читавший свои стихи «Жди меня» несметное количество раз и на войне, и после нее, через двадцать лет после окончания войны решил, что больше никогда их читать не будет: все, кто мог вернуться, уже вернулись, больше ждать было некого.

Библиография

Абрамов А. Мужество в наследство. Свердловск, 1988

Аграновский В. Белая Лилия. Москва, 1979

Адам В. Трудное решение. Москва, 1967

Алексашин М. Последний бой Василия Сталина. Москва, 2007

Алтухов П. В. Интервью // Российская газета. 2012. 9 мая

Амет-Хан Султан. Профиль // www.airaces.narod.ru

Аронова Р. Ночные ведьмы. Москва, 1980

Асы против асов. Москва, 2007

Баклан А. Я. Небо, прошитое трассами. Ленинград, 1987

Берия С. Мой отец — Лаврентий Берия. Москва, 1994

Бешанов В. Летающие гробы Сталина. Москва, 2011