Читать книгу "Наследник Клеопатры - Джиллиан Брэдшоу"

– Я простил его, – сказал Арион. Щеки его по-прежнему горели, и Ани понял: юный царь не ожидал, что император подвергнет его тело осмотру, и поэтому сейчас испытывал ярость и боль унижения. – Я осознал причину предательства Родона и не желаю ему смерти, Цезарь. Я не хочу, чтобы кто-то погиб только потому, что просто помогал мне. Ответь, ты удовлетворишь мою просьбу?

Мелантэ шумно вдохнула, и Арион в то же мгновение повернулся к ней. На лице юноши снова была написана грусть.

– Он обещал, что не будет наказывать тех, чья провинность заключается лишь в том, что они тебе помогали, – прошептала Мелантэ, прерывисто дыша.

– Цари лгут, Мелантиона, – ответил Арион. – Этот человек уже неоднократно лгал, подписывая полные обещаний договоры, которые без всяких колебаний нарушал. Но откуда тебе, простой девушке, знать об этом? Что еще он сказал вам? Что он пощадит всех, если вы назовете имена людей, которые поддержали меня в трудную минуту?

– Да, – дрожа от волнения, тихо произнесла Мелантэ. – Государь говорил, что если мы не скажем, то он убьет нас всех, даже моих маленьких братьев.

– «Цари лгут»! – с сарказмом повторил Октавиан. – Она должна была научиться этому у тебя, Арион. – Император повернулся к Мелантэ. – Девушка, у меня нет ни малейших причин убивать твоих братьев. А что касается прошения Птолемея Цезаря, я еще не решил, удовлетворить его или нет. Можешь мне не верить, но я со своей стороны стараюсь проявлять милосердие там, где могу.

– Разве ты не мог проявить милосердие, – дерзко спросил Цезарион, – когда вместе со своими приспешниками подписал проскрипции[50]и тем самым приговорил лучших людей Италии к смертной казни? Надо полагать, их было не меньше двух тысяч.

– Это было двенадцать лет назад, – резко ответил Октавиан. Его холодность сменилась внезапной вспышкой гнева. – И все те люди были моими врагами. Архибий и Родон тоже оказали мне своего рода услугу.

– Две тысячи талантов серебра, – фыркнул Арион, – и пятьдесят талантов золота. Конечно, проскрипции тоже позволяют зарабатывать много денег. Твое милосердие всегда уступало твоей жадности. Был ли ты милосерден к Мардиону, или к Диомеду, или к Алексию? А как ты поступил с Антиллом? С моей матерью? Со мной?

Октавиан сжал кулаки.

– Тише, мальчик! – процедил сквозь зубы Ани и, не обращая внимания на гневный взгляд Ариона, брошенный в его сторону, продолжил: – Ты сейчас только навредишь. Если человек говорит, что хочет проявить милосердие, заклинаю тебя, не мешай ему!

Наступила тишина. Щеки Ариона пылали, в глазах горел огонь. До Ани только сейчас дошло, что он при всех назвал его «мальчиком».

Но, по всей видимости, именно это позабавило императора и остудило его гнев. Октавиан с изрядной долей иронии посмотрел на Ани и затем снова переключил свое внимание на Ариона.

– Ты простил Родона, потому что понял, почему он так поступил, – напомнил император, как бы предлагая юноше продолжить разговор.

Некоторое время Арион стоял молча, густой румянец все еще заливал его щеки.

– У него в Александрии живут любовница и дети, – наконец вымолвил юноша. – Он не хотел покидать их, сознавая, что после падения города его семья будет совершенно беззащитна перед новой властью. Как он сам сказал – и надо признать его правоту, – война уже тогда была проиграна, а простое оттягивание ее конца привело бы к новым бессмысленным жертвам и расходам. Родон не хотел, чтобы ради дела, которое уже было обречено на поражение, продолжали страдать невинные люди. – Цезарион поднял голову. – Моя мать могла противостоять тебе, Октавиан, только потому, что среди ее союзников был Антоний. У меня нет союзников среди римлян: они все либо служат тебе, либо уже мертвы. Я сын Цезаря, но его наследником являешься ты. Если бы я был на свободе и оставался царем Египта, то и тогда не смог бы тягаться с тобой. Все, что я мог бы сделать в таком случае, – это доставить тебе небольшие неприятности, ввергнув в излишние расходы. Если бы я начал войну против тебя, она бы закончилась уже через год, но больше всех при этом пострадал бы мой народ. Ты единственный, кто сейчас обладает властью, благодаря которой можно построить мирные отношения. И поэтому я согласен с Родоном, что для меня лучшим выходом была бы смерть. Я готов уйти из жизни, но напоследок мне хотелось бы попросить тебя о том, чтобы ты судил по справедливости и пощадил тех, кто не сделал ничего дурного, кроме оказанной мне помощи. Последовала длинная пауза.

– Признаться, ты меня очень удивляешь, – медленно произнес Октавиан.

– Ты выполнишь мою просьбу? – настаивал Арион. Император наклонился вперед и подпер рукой подбородок.

– Давай-ка вместе с тобой подумаем, что именно сделали твои друзья. Если бы они взяли и спрятали сокровища, конфискованные в пользу государства, им бы полагалась за это смертная казнь. Если бы обнаружилось, что они тайно копят оружие и военные машины, их бы тоже казнили – даже если бы они заявили, что просто пытаются сохранить эти вещи, ни в коем случае не пуская их в ход. Ты мог бы стать настоящей находкой, в случае если кому-то взбредет в голову идея поднять восстание, и опасным оружием в любой предстоящей войне. Твои друзья прекрасно это понимают.

– Но только не эти двое.

– Эти двое уже стали свидетелями стольких вещей, которые я не хотел бы разглашать.

– Если ты не хочешь даровать им милость, – тихо сказал Арион, – может, позволишь мне купить ее у тебя? – Последние слова Арион произнес таким рассудительным тоном, что Октавиан встрепенулся.

– Все, что у тебя было, перешло ко мне на правах завоевателя. И что же ты собрался мне предложить? – прищурившись, спросил император.

– Письмо, – ответил Арион. – Освободи Ани и его семью, не преследуй Родона и Архибия, оставь им все их имущество и владения, а я напишу для тебя письмо, в котором признаюсь, что Клеопатра однажды открыла мне имя моего истинного отца. – Голос юноши слегка задрожал, а сам он побледнел от волнения. – Я датирую его этим годом, но, разумеется, более ранним числом и адресую какому-нибудь человеку, которому на самом деле мог бы сделать подобное признание. Снова последовала пауза.

– Я действительно поражен, – не скрывая своего изумления, сказал Октавиан. – И кто же твой настоящий отец?

– Цезарь, – ответил Арион, с презрением поджав губы. – О чем ты сам прекрасно знаешь. Но в этом письме я укажу любое имя, какое назовешь ты. Я доверяю тебе в том, что ты не оскорбишь памяти Цезаря, вынуждая меня говорить, будто моя мать обманывала его с каким-нибудь недостойным человеком.

После некоторого колебания Марк покачал головой.

– Это бесполезно, – заявил он императору. – Для того чтобы это письмо имело хоть какой-то вес, оно должно быть скреплено его личной печатью, а мы ее уничтожили. Те, кто верит, что он сын Цезаря, назовут этот документ гнусной подделкой.