Читать книгу "Искатели жребия - Николай Романецкий"

— Может быть, он все-таки не тот? — говорил Медовик.

— Мы не могли ошибиться, — отвечал Джос.

— Но ты же видишь — связь оборвалась!

— Однако я не теряю надежды на ее восстановление… Мы изменили тактику. Посмотрим на результаты.

— И все-таки, по расчетам, связь не должна была обрываться.

— Милый, он же человек. Их судьбы никогда нельзя сделать полностью определенными. Всегда остается разброс реакции. — Джос наклонился, пошевелил горящие сучья. — Честно говоря, надоела мне эта шкура. Все время приходится контролировать процессы управления… Ты на Земле когда-нибудь ходил по краю пропасти?

— Нет, там, где я жил, была равнина.

— Ну, у нас, честно говоря, настоящих гор тоже не было. Точнее будет сказать — ходить над обрывом.

— По краю оврагов я ходил. — Медовик мечтательно улыбнулся. — И по деревьям лазил, когда бортничал.

Джос поморщился:

— Помнишь, когда стоишь на краю обрыва, появляется такое странное ощущение… Кажется, взял бы и шагнул в пустоту… Аж мышцы от желания сводит.

Медовик покивал.

— Вот у меня такие же ощущения с оболочкой, — продолжал Джос. — Так и хочется взять и перестать управлять телом. И посмотреть, что будет…

— Нос расквасишь, вот и все. Больше ничего не будет.

— Нет, ты до конца не понимаешь. — Джос покачал головой. — Все-таки людьми мы были слишком разными.

— Разумеется… Тебя вся Земля знает, а кому известен медосборщик с берегов Ильменя? Большинство и названия-то такого никогда не слышали!

— Ладно, — сказал Джос, — оставим эту тему. Человеческие тела пробуждают в нас человеческие эмоции. Этак еще немного — и меня потянет в постель к живой женщине… Как думаешь, он надолго ушел?

— Вряд ли. Сомневаюсь, что он вообще ушел. Если он Спаситель, не должен был. Витальная программа должна его ограничивать в поступках.

Калинов внимательно слушал. Говорили, без сомнения, о нем. Но смысл разговора до него не доходил. Понятно было только, что эти двое, кажется, имеют какое-то отношение к спиритосфере, к той страшненькой сказке, в которую он окунулся десять лет назад и которая давно уже стала казаться чем-то нереальным, как будто и не происходившим вовсе. И только присутствие Марины в его жизни говорило о том, что все это действительно случилось.

— Как бы то ни было, — сказал Джос, — провал близится. Изменение энтропии начнется уже через неделю плюс-минус одни сутки.

— Так скоро?

— Ну, здесь-то эту неделю можно растянуть в полвека. Но это добавит кое-какие сложности… Так что, если он ушел, мы дадим ему не больше одного дня. Потом заберем сюда и больше не выпустим.

— Подожди-ка, — сказал Медовик.

Он неуловимо изменился, застыл, словно превратился в камень. Джос ждал. Наконец Медовик шевельнулся, ожил, оттаял.

— Никуда он не ушел. Он где-то здесь, точнее определить не могу — не хочет, чтобы мы знали, где он. Может быть, совсем рядом, затаился где-нибудь и слушает.

— Ты думаешь? — Джос обернулся, посмотрел сквозь Калинова. — Если он способен на такое, то не все еще потеряно. Значит, связь не оборвалась полностью. А с дубль-Спасителями всегда были сложности.

— Ладно, — сказал Медовик. — Пошли в гостиницу. Если он остался, ему придется искать ночлег.

Они исчезли. Калинов подождал немного, потом встал и подошел к костру. Костер догорал, не трещали сучья, не взметались искры, но от него все еще шло приятное тепло. Калинов сел, пододвинулся ближе и попытался осмыслить услышанное.

Что им нужно от него теперь? Если он Спаситель, то кого он должен спасти? Виту?.. Зяблика?.. Свою семью?.. Счастье своих жен и детей?.. Он представления не имел. Но казалось ему, будто он только что побывал на очередном спектакле.

От костра шло странное тепло. Оно согревало не только тело, но и душу. От него становилось хорошо, счастливо, как от несчастной любви, когда ее вспоминаешь через много лет. Что-то шевельнулось в сердце, захотелось, чтобы здесь, у костра, оказалась Вита и чтобы тени бегали по ее лицу.

Он поднял голову. Вита сидела по другую сторону костра, смотрела на огонь. Недалеко от нее расположились Вита-горничная и Вита-официантка. По лицам всех троих скакали быстрые тени. Калинов разглядывал лицо жены. В неверном свете догорающего костра оно казалось ему незнакомым, потерянным, забытым, у глаз резвились морщинки, рыжая челка ниспадала на лоб, длинные ресницы луками загибались кверху. Какая-то мысль колотилась Калинову в мозг, но он отогнал ее, замотал головой.

— Постарела я, правда? — сказала Вита.

— Неправда, — соврал Калинов. Вита покачала головой:

— Не обманывайся.

— Ну а если и постарела, так что?

В глазах Виты блеснули искорки слез. Блеснули и исчезли. Надо было что-то сказать, но слов не находилось. Молодые Виты молчали тоже, но вполне возможно, что в этой мизансцене им была определена роль статисток. Троица смотрелась, как мамаша с дочками: одинаковые волосы, одинаковые глаза, одинаковые ресницы. Вот только… И тут Калинова как громом поразило. До него вдруг дошло, что это не мать с дочерьми; до него дошло, что и мать, и дочери — это один и тот же человек. Он неожиданно для себя увидел в этой сорокалетней женщине обеих молодых девиц. Конечно, время замаскировало их в ней, но они тут присутствовали. Был в ней их голос, их взгляд, их жесты, их желания, и все трое были — она!

И как только он понял это, все три женские фигуры совместились в одну, и Калинов увидел в ней то, что давно перестал различать, — женщину. «Боже мой, — подумал он, — когда же рыжеволосая тростиночка с изумрудными глазами превратилась для меня в привычную постельную принадлежность? Как одеяло или наволочка…» Ему вдруг захотелось сказать ей что-нибудь особенное, такое, чтобы и она увидела в опытном, требовательном, уверенном в себе самце того жизнерадостного парня, какого придумала себе четверть века назад. И удивился, почему он сам ни с того ни с сего стал смотреть на нее совсем другими глазами, ведь он-то ее себе не придумал, он видел ее такой, какой она и была.

Сказать он ничего не успел. Она начала таять, словно кто-то выключил голографический проектор. А потом и костер задуло мощным неощутимым порывом неприлетавшего ветра. И навалившаяся со всех сторон темнота сказала ему: вокруг что-то изменилось. А может, не только вокруг, но и внутри его… И вообще, главное в том, что все-таки похищения не было, а было, по-видимому, «исчезновение по сговору между мнимой жертвой и сообщником». Или сообщниками. И он будет не он, если не узнает причины этого сговора. Пусть даже для решения проблемы ему придется проторчать в Дримленде не один десяток лет.

И если придется применить силу, что ж, он готов. Но только, конечно, не против Виты!

Он вспомнил всю цепочку своих приключений в Дримленде, и истина наконец-то толкнулась к нему в сознание. Он вспомнил Аничков мост, бывший когда-то исключительно важным для них обоих: возле одного из вставших на дыбы коней Калинов-подросток назначал своей рыжей метелке свидания. Он вспомнил, какой разной была Вита в их первые ночи — то дьявольски распущенной, то пуритански-целомудренной, и он не знал, что ждет его в очередной постельной игре, и это несло в себе особую прелесть и особое удовольствие…