Читать книгу "Мизерере - Жан-Кристоф Гранже"

Слева у хижины из потемневшего дерева стоял мужчина, вокруг сбились гуси, галдящие и щелкающие клювами. Мужчина выглядел внушительно. Высокий, в теплой куртке цвета хаки, с капюшоном и рукавами, обшитыми мехом. Резиновые сапоги по щиколотку увязали в раскисшей земле. Лысина, обрамленная редкими седыми прядями, под полуденным солнцем отливала розовым, четко вырисовываясь на фоне темной воды.

Они приблизились. Даже на таком расстоянии Воло поразила стать мужчины. Костлявое изможденное лицо сохранило редкую красоту. Старость не обезобразила его. Худоба лишь подчеркнула породистость. Волокин улыбнулся. Это их третий генерал. Каждый раз он ожидал увидеть кого-то вроде де Голля. И вот он его увидел. Мужчина тихо разговаривал с гусями, доставая корм из ведра. Когда они оказались в трех метрах от стаи, генерал Пи наконец соизволил выпрямиться. Его взгляд пронзил их, как бронебойная пуля. Он не казался ни удивленным, ни испуганным. Напротив, улыбнулся, и морщины еще резче обрисовали его черты: так художник легкими штрихами расставляет акценты на наброске. Лицо непроницаемое, как броня.

— Зимой я даю им каштаны, — сказал он, выпустив изо рта облачко пара. — Это мой секрет. Позже, гораздо позже, это сделает их печень особенно вкусной. Каштаны усиливают привкус лесных орехов в фуа-гра. А также, по-моему, его чудесный розовый цвет. — Он бросил нетерпеливо толпившимся у его ног гусям пригоршню каштанов. — В Перигоре говорят: «Розовый, как задница ангела».

Полицейские молчали. Пи взглянул на их лица и расхохотался:

— Что вы так скривились? Я сам делаю фуа-гра. Это не преступление. И не варварство, как полагают многие. Гуси — перелетные птицы. Их физиология позволяет их откармливать. Если бы каждый год они не набирали жир, то не перенесли бы долгих перелетов. Еще один предрассудок о так называемой человеческой жестокости…

— Вижу, вы не удивлены нашим визитом, — констатировал Касдан.

— Меня предупредили.

— Кто?

Пи пожал плечами и снова склонился над своими питомцами. Кожа у него на шее отвисла, как бородка у петуха. Это был единственный признак того, что он уже достиг «четвертого возраста» — восьмидесяти лет или больше. Пи продолжал разбрасывать каштаны. Наконец он остановился и взглянул на своих гостей:

— Кстати, откуда вы? Из конной полиции?

— Майор Касдан, капитан Волокин. Уголовный отдел, отдел по защите прав несовершеннолетних. Мы расследуем четыре убийства.

— И вы приехали ко мне сюда, в медвежий угол, наутро после Рождества. Как ни в чем не бывало.

— Мы полагаем, что эти серийные убийства связаны с Колонией «Асунсьон».

Пи коротко усмехнулся:

— Ну еще бы.

Он направился к пристройке, увлекая за собой гусиную стаю. Самцы отличались от сереньких самочек черным брюшком и головой. Генерал открыл дверь. Десяток гусей заковылял к порогу. Остальные пошли плескаться в пруду.

Он стянул перчатки и подошел к гостям:

— Я ничего не знаю. Ничем не могу вам помочь.

— Напротив, — возразил Касдан. — Вам известна история Колонии. В Чили и во Франции. Вы можете объяснить нам, почему правительство допустило проникновение во Францию подобной секты. И даже предоставило им автономную территорию. Государство с суверенными правами!

Пи повернулся к пруду, отряхивая перчатки. Вода у самого берега была темной. Чуть дальше она светлела и приобретала веселый зеленоватый оттенок. Водоросли, кувшинки, мелкие частицы сбивались в гладкую светлую ряску.

— Это долгая история.

— Мы приехали специально, чтобы ее услышать.

— Знаете, что такое «черная зона»?

— Нет, — почти хором ответили напарники.

Генерал сунул перчатки в карманы и сделал несколько шагов в их сторону. Волокин вглядывался в его глаза, словно звезды блестевшие в сероватом свете. Внезапно русскому вспомнилась цитата из Гегеля, застрявшая в памяти с университетских времен: «Эта ночь проглядывает, если смотреть человеку прямо в глаза: тогда взгляд погружается в ужасную ночь…»

— «Черная зона», — продолжал Пи, — особое место. Ничейная полоса, в которой иногда нуждаются демократии, чтобы делать грязную работу.

— Вы говорите о пытках, — сказал Касдан.

— Мы говорим о насущной опасности. В наше время такие явления, как теракты, террористы-самоубийцы, распространяются как эпидемия. По отношению к подобному врагу жалость преступна. Фанатизм — худшая форма насилия. Противопоставить ему мы можем только насилие. По возможности еще большее… Как говорил Шарль Паска, «на террор надо отвечать террором».

— Это ваше мнение.

Генерал подошел к собеседникам. Кнопки на его куртке сверкали в лучах полуденного солнца. Он спокойно улыбался.

— Скорее плоды многолетнего опыта. Главное оружие террористов — секретность. Несколько человек разрушили две гигантские башни, убили тысячи людей, унизили самую могущественную в мире нацию при помощи только этого оружия. Секретности. Есть только один способ борьбы с таким противником — заставить его говорить. Однако, несмотря на научные исследования, мы до сих пор не научились подавлять волю задержанных химикатами. Остается физическое воздействие. Никто не одобряет пыток, но они доказали свою эффективность.

— Все это, — возразил Касдан, — просто красивые слова. Вы доказываете только одно: вы ничем не лучше тех, кого преследуете.

— А кто сказал, что мы лучше? Все мы — бойцы. И с той и с другой стороны баррикад.

Волокин подумал об Алжире. Точнее, о битве за столицу Алжира. В пятьдесят седьмом году генералу Массю и его войскам, наделенным особыми полномочиями, всего за несколько месяцев удалось разрушить политические и военные структуры Фронта национального освобождения. Их оружием стали похищения, аресты, казни. Но прежде всего, систематическое применение пыток. Несомненно, политика террора оказалась эффективной.

Пи снова зашагал. Изо рта у него вырывались облачка пара. Ветер трепал седые пряди на голове.

— В этом смысле Соединенные Штаты не так лицемерны, как мы. Их законодательная система склоняется к тому, чтобы признать необходимость пыток. Но всегда найдутся защитники чистой совести. Огромная армия тех, кто сам сидит сложа руки, зато любит осуждать других. При этом не предлагая никакого выхода. Вот почему сегодня нам, как никогда, нужны «черные зоны».

— Вы говорите о таких местах, как Гуантанамо?

— Нет. Гуантанамо — противоположность «черной зоны». Это официальное место заключения. Общеизвестное. Постоянный сюжет теленовостей. Могу вас заверить, что действительно важных заключенных допрашивают в других местах.

— Где?

— В Польше. В Румынии. У США есть договоренности с этими странами. Там оборудуются участки, где не действуют никакие законы. Кроме закона целесообразности. ЦРУ создало несколько центров, где допрашивают особо опасных преступников. Таких, как Халид Шейх Мохаммед, организатор терактов одиннадцатого сентября, захваченный в Пакистане.