Читать книгу "Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности - Майкл Поллан"

Вскоре после появления в печати статьи об энтропии мозга Кархарт-Харрис решил применить некоторые из своих теорий на практике, испробовав их на пациентах. Впервые в истории лаборатория расширила фокус своей деятельности, сместив его от чистых исследований к возможностям их практического использования в клинических условиях. Правительство Великобритании выделило Дэвиду Натту и его лаборатории грант на проведение небольшого экспериментального исследования, имеющего целью выявить потенциал псилоцибина и его способность ослаблять симптомы «некупируемой депрессии» – так называют состояние, когда пациенты не реагируют на обычные терапевтические методы лечения и лекарства.

Безусловно, что опыт подобной клинической работы у Кархарт-Харриса отсутствовал, а сама работа выходила за пределы зоны комфорта – как его собственной, так и всего персонала лаборатории. Один случай (он произошел на ранних этапах работы) ясно указывает на ту постоянную напряженность, которая существует между врачом и ученым, чьи роли существенно разнятся: если врач всецело посвящает себя больному, добиваясь его выздоровления, то ученый в основном озабочен сбором научных данных. После инъекции ЛСД (следует отметить, что это были не клинические испытания, но проводились они под руководством Кархарт-Харриса) подопытный, мужчина сорока лет по имени Тоби Слейтер, помещенный в функциональный магниторезонансный томограф, начал обнаруживать признаки тревоги и беспокойства и попросил извлечь его оттуда. После небольшого перерыва Слейтер, видимо движимый чувством долга, сам высказал желание вернуться в машину, чтобы исследователи могли завершить свой эксперимент. («Боюсь, он увидел, как я разочарован, и потому изменил свое решение», – с сожалением вспоминает Кархарт-Харрис.) Но чувство тревоги опять овладело Слейтером. «Я почувствовал себя лабораторной крысой», – поделился он со мной своими страхами. Он снова попросил выпустить его из машины и, выбравшись оттуда, попытался уйти из лаборатории. Персоналу пришлось долго уговаривать его, чтобы он остался и принял успокоительное, и он в конце концов согласился.

Описывая этот случай – одно из очень немногих незаурядных событий, наблюдавшихся в ходе исследований в Имперском колледже, – Кархарт-Харрис характеризует его как «весьма полезный опыт»; видимо, таковым он и оказался, ибо, если верить официальным отчетам и отзывам коллег и пациентов, Робин показал себя не только умелым, исполненным сострадания врачом-клиницистом, но и незаурядным ученым – редкое сочетание, что и говорить! Реакция большинства пациентов, участвовавших в экспериментальном исследовании, была, как мы увидим в следующей главе, необычайно положительной, по крайней мере первое время. Во время обеда в лондонском ресторане в Вест-Энде Робин рассказал мне об одной женщине (она тоже принимала участие в эксперименте), подавленной настолько, что те несколько раз, когда им пришлось встречаться и общаться, она ни разу не улыбнулась, и никто вообще не видел ее улыбающейся. Так вот, когда она лежала, полностью ушедшая в себя под действием псилоцибина, а он сидел подле нее в качестве ассистента, она, по его словам, впервые улыбнулась и сказала: «Так приятно улыбаться».

– После окончания сеанса она рассказала, что к ней приходил ее ангел-хранитель. Она описала некое подобие живого существа, его голос, полный ободрения и поддержки и желавший ей скорейшего выздоровления. Ангел говорил ей вещи вроде: «Дорогая, тебе нужно чаще улыбаться, держи голову как можно выше и перестань глядеть в землю». «Затем он протянул ко мне руки, – сказала она, – и развел мои щеки в улыбку, приподняв уголки моего рта».

– Должно быть, именно это происходило в ее сознании в тот момент, когда я заметил на ее лице улыбку, – сказал Робин, который и сам теперь улыбался, широко, хотя и немного застенчиво. После всего, что пережила эта женщина, показатель ее депрессии упал с тридцати шести до четырех.

– Должен сказать, это было очень приятное чувство, – заключил он.

Глава шестая

Лечебный трип: психоделики в психотерапии

Первый трип: смерть

В Нью-Йоркском университете псилоцибиновые трипы совершаются в процедурном кабинете, заботливо украшенном и обставленном так, что он скорее напоминает уютную берлогу, нежели больничную палату. Подобная атмосфера действует благодатно на находящихся здесь людей, но далеко не всегда, потому как нержавеющая сталь и пластиковая фурнитура, ставшие неотъемлемой частью современной медицины, нет-нет да и проглядывают здесь и там сквозь маскировочные ткани, невозмутимо напоминая о том, что комната, в которой вы путешествуете в глубины собственного сознания, находится в самом сердце огромного больничного комплекса. У одной из стен стоит удобная кушетка, достаточно длинная, чтобы пациент, лежа на ней, мог во время сеанса вытянуть ноги. На противоположной стене висит некая абстракция – то ли картина, то ли кубический ландшафт? – а на книжных полках увесистые книги по искусству и мифологии делят пространство с поделками туземных умельцев и религиозными безделушками, привезенными из экзотических стран: покрытым глазурью большим керамическим грибом, статуэткой Будды и кристаллом. Чем-то это напоминает квартиру психотерапевта средних лет, много путешествовавшего по миру и, судя по сувенирам, отдающего предпочтение восточным религиям и прикладному искусству так называемых примитивных культур. Однако эта иллюзия тут же исчезает, стоит только взглянуть на потолок, белые звукоизолирующие плитки которого пересечены карнизами – к ним обычно крепятся шторы, отделяющие одну больничную кровать от другой. Кроме того, здесь же находится внушительных размеров ванная комната, освещаемая флуоресцентными лампами и оснащенная необходимыми поручнями и педалями.

Именно в этой комнате я впервые услышал историю Патрика Меттеса, добровольца, принявшего участие в испытаниях, имевших целью выявить воздействие псилоцибина на онкологических больных: на кушетке, где теперь сижу я, он совершил бурный шестичасовой псилоцибиновый трип, в корне изменивший саму его судьбу, жизнь и – не побоюсь сказать это – его отношение к смерти. Я приехал сюда, чтобы побеседовать с Тони Боссисом, паллиативным психологом, который в тот день был дежурным терапевтом, наблюдавшим за состоянием Патрика, и его коллегой Стивеном Россом, психиатром из Беллвью, руководившим этими испытаниями, сводившимися к тому, чтобы установить, способна ли одноразовая большая доза псилоцибина унять тревогу и депрессию, которыми обычно сопровождается неутешительный для больного диагноз: рак в запущенной форме.

Если Боссис, бородатый, с густыми космами мужчина, напоминает пятидесятилетнего манхэттенского психотерапевта, интересующегося альтернативными видами терапии, то Росс, которому чуть больше сорока, прямой и тонкий, напоминает выпущенную из лука стрелу; облаченный в элегантный костюм, при галстуке, он запросто мог бы сойти за банкира с Уолл-стрит. Некогда страстный любитель книг, выросший в Лос-Анджелесе, Росс говорит, что лично он никогда не пробовал психоделики и почти ничего о них не знал, пока однажды один из его коллег не упомянул в разговоре, что ЛСД с успехом использовался в 1950-х и 1960-х годах для лечения алкоголиков. Поскольку алкогольная тема является его специальностью как психиатра, Росс заинтересовался этим сообщением и, проведя кое-какие изыскания, обнаружил, к своему удивлению, «целый свод погребенных знаний». К началу 1990-х годов, когда он начал свою ординатуру по психиатрии в Колумбийском университете, а затем продолжил ее в Нью-Йоркском институте психиатрии, история психоделиков была изъята из этой отрасли медицины и основательно предана забвению, так что о самих психоделиках даже не упоминали. Испытания, проводимые в Нью-Йоркском университете, как и подобные им исследования, осуществляемые сотрудниками лаборатории Роланда Гриффитса в медицинском центре Джонса Хопкинса, принадлежат к числу тех немногих усилий, целью которых является подхватить и продолжить нить исследований, оброненную в 1970-е годы, когда с санкционированной психоделической терапией было покончено. Если испытания в Нью-Йоркском университете и центре Хопкинса имеют целью оценить потенциал психоделиков и их полезность при оказании помощи умирающим, то испытания, проводящиеся в других местах, направлены на исследование возможности того, можно ли использовать психоделики (по большей части псилоцибин, чем ЛСД, поскольку, как объяснил Росс, «он не несет в себе тот политический багаж, который ассоциируется с этими тремя буквами») для снятия депрессии и устранения зависимостей, прежде всего пристрастия к алкоголю, кокаину и табаку.