Читать книгу "Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда - Михаил Трофименков"

Расфранченный Бесси меж тем чувствовал себя героем дня на оскаровской церемонии и был ужасно удручен, когда награда обошла его. Он так и не узнает, что с самого своего приезда в Голливуд находился под плотной опекой ФБР и уже через несколько недель Гувер велел включить его имя в концлагерный список.

Глава 27

Московиты в центрифуге Голливуда. — Вышинский и Ульрих как звезды экрана. — Декоммунизация России прошла успешно

Самая пикантная страница военной истории Голливуда связана с экранным образом первого среди равных «братьев по оружию» — и недавнего «ада земного» — СССР.

Если в мае 1941-го советские фильмы были доступны в 23 городах Америки, то в июле 1942-го — уже в 288: «Фронтовые подруги», «Машенька», «Парень из нашего города», «Секретарь райкома», «Она защищает Родину», «Два бойца», «Зоя», «Как закалялась сталь».

«Радуга» настолько потрясла ФДР, что он прислал Донскому благодарственную телеграмму (режиссер держал ее на письменном столе в рамочке):

Дорогой господин Донской! В воскресенье в Белом доме смотрели присланный из России фильм «Радуга». Я пригласил профессора Чарльза Болена переводить нам, но мы поняли картину и без перевода. ‹…› С благодарностью ваш Франклин Рузвельт.

Но конкурировать с Голливудом наше игровое кино не могло по причинам, которые представители СССР внятно излагали начальству. Американцы любят своих звезд и не любят фильмы с субтитрами; ждут кино «сентиментального и индивидуально-любовного». На бумаге существовали проекты совместных постановок, но это была «улица с односторонним движением». С продюсерской точки зрения, советско-американский фильм о Зое Космодемьянской — утопия. Шансы на зрительский успех имела только советская хроника, да и то адаптированная для американской аудитории. Ее адаптацией и монтажом, как правило, занимались красные.

Первый такой фильм — «Наш русский фронт» — Ивенс и Майлстоун начали монтировать, едва появились первые съемки с советско-германского фронта. А появились они с изумительной быстротой, свидетельствующей, по словам Ивенса, о высочайшей организованности советского кинопроизводства. В работе участвовала целая «банда» идеологически близких профессионалов: Мэддоу (снова под псевдонимом Дэвид Вольф), Лейда, Лоузи. Их имен нет в титрах: сценаристом значится Пол Эллиот, писатель «потерянного поколения», парижский экспат, друг Джойса и Гертруды Стайн, чью «Жизнь и смерть испанского городка» (1937) критики ставили в ряд лучших книг о войне в Испании.

Уже 29 октября 1941-го фильм смотрели Уайлер и Литвак, но премьеры пришлось ждать три с половиной месяца. Цензурные проблемы? В некотором роде. Только на сей раз озабоченность выказала не американская сторона.

«Я верю, что вы позаботитесь изъять из комментариев все слова и строки, прямо или косвенно призывающие к открытию АЕФ», — писал Ивенсу президент советской прокатной фирмы «Арткино» (и предполагаемый участник «атомной» разведсети, что неудивительно: кинопрокат — отличная «крыша») Николас Наполи.

АЕФ — это американо-европейский фронт, как в 1941-м именовали второй фронт. Америка еще хранила нейтралитет, и СССР проявлял крайнюю щепетильность, чтобы его не обвинили в давлении на ФДР. Конфликт по поводу допустимой степени радикализма комментариев (призывать ли США помочь СССР оружием или только гуманитарными поставками) расколол и группу, работавшую над фильмом. Все вопросы снял Перл-Харбор. С 11 февраля 1942-го «Наш русский фронт», который по двадцать часов в сутки крутили на нью-йоркской Таймс-сквер, в Rialto, прозванном «Домом хитов», бил рекорды посещаемости.

К «Разгрому немецко-фашистских войск под Москвой» (1942, в американском прокате — «Москва наносит ответный удар») комментарий сочинили Эллиот и Мальц, а зачитал его Эдвард Робинсон: в январе 1943-го Илья Копалин и Леонид Варламов получили первый советский «Оскар» за лучший документальный фильм.

«День войны» (реж. Михаил Слуцкий, 1942) шел в 1 718 городах. «Сталинград» Варламова, переименованный в «Город, который остановил Гитлера, — героический Сталинград», вышел в мае 1943-го в 1 450 залах Paramount и сотнях независимых залов, полностью перемонтированный, с комментариями Уэксли. И он, и Брайан Донливи, читавший текст, работали бесплатно — как правило, по ночам и в выходные.

Фактически это было уже другое кино.

Написать комментарий к смонтированному ею фильму «Русские в войне» Ван Донген пригласила 33-летнего поэта-коммуниста Рольфа, чьи стихи причудливо сочетали политическую плакатность и лирическую нервность. Ветеран и автор первой истории (1939) батальона Линкольна заведовал латиноамериканским отделом нью-йоркского бюро ТАСС и страдал от того, что условием работы на СССР было прекращение партийной активности. О самом факте работы в ТАСС говорить также воспрещалось.

Закончив работу, Рольф сделал благородный и мрачный жест: попросил указать в титрах не его имя, а павшего на Эбро товарища Арнольда Рейда. На премьере 1 мая 1943 года Рольфа не было: в марте 1943-го его мобилизовали. В письмах из армейского лагеря он жаловался на свое «бесконечное одиночество» среди мальчишек, не отягощенных знанием иных войн. Его служба длилась три месяца: Рольфа, приобретшего в Испании тяжелый недуг, демобилизовали.

Известно об одном американо-советском документальном проекте. В 1942-м Уайлер и Хеллман по просьбе Гопкинса встретились с Литвиновым, информировавшим их о том, что лично Молотов одобрил фильм о совместных военных усилиях союзников, который Уайлеру предстояло снимать в СССР. Тогда же долгожданную телеграмму из ДВИ получил Ларднер: ему предписывалось как можно скорее вылететь в Москву, чтобы присоединиться там к Уайлеру. Однако этим дело и кончилось.

* * *

Адаптация фильмов чревата анекдотическими коллизиями. Американские товарищи ухитрились ужать «Броненосец „Потемкин“» в 67-минутный дайджест «Семена свободы» (премьера — 24 августа 1943 года). В соавторы к Эйзенштейну набились Мальц и немецкий эмигрант Ганс Бергер, снявший пролог и эпилог.

В Одессе осенью 1941-го отряд рабочего ополчения получал приказ остаться в тылу наступающих немцев и ударить им в спину. В ожидании часа «Ч» командир Николай в полуразрушенной школе рассказывал бойцам о восстании потемкинцев.

Николай: Почему я сражаюсь? Чтобы не вернулось прошлое.

Петр: Прошлое?

Николай: Да, прошлое, о котором вы только слыхали. Ты думаешь, что можешь представить, на что была бы похожа жизнь при фашистах? Но мы, старики, узнали об этом кое-что на собственной шкуре. Потому что нам пришлось жить под властью наших собственных фашистов.

Едва он завершал свою повесть, как начиналась стрельба, и отряд уходил в бой.

Все бы ничего, но Николая играл Гарри Халл, ассоциировавшийся прежде всего (если не только) с заглавной ролью в «Лондонском оборотне» (1935). Его профессор-ботаник, укушенный в Тибете злобной шмыгающей тварью, носился — весь в шерсти — по ночному Лондону в поисках горячей крови.

Одного из ополченцев играл Джон Берри: