Читать книгу "Звонок за ваш счет. История адвоката, который спасал от смертной казни тех, кому никто не верил - Брайан Стивенсон"

Роберт Кастон пробыл в «Анголе» сорок пять лет. Он лишился нескольких пальцев, работая на тюремной фабрике; подневольный труд в «Анголе» превратил его в инвалида.

Работая с делами Картера и Кастона, я немало побегал между двумя залами суда в Орлеанс Пэриш, где проводились слушания. Суд в Орлеанс Пэриш – это огромное строение, наводящее страх уже самой своей архитектурой. Вдоль гигантского холла с мраморными полами и высокими потолками выстроились двери множества залов заседаний. Ежедневно сотни людей теснились в коридорах, перемещаясь из зала в зал. Слушания в этом огромном здании никогда не проходили точно по расписанию. Не раз случалось так, что были назначены дата и время для пересмотра приговоров Картера и Кастона, но это, казалось, никого не волновало. Я приезжал в суд, и всякий раз оказывалось, что перед нами еще рассматривается несколько дел. Клиенты со своими адвокатами толпились в переполненном зале, и все рассчитывали, что их дело будет слушаться как раз тогда, когда было назначено наше слушание. Перегруженные судьи пытались управлять процедурами с помощью коллегиальных комиссий, в то время как десятки молодых мужчин – в основном чернокожих – в наручниках и стандартных тюремных оранжевых робах представали перед судом. Адвокаты совещались с клиентами, родственники заключенных слонялись по зданию суда, в котором царил сущий хаос.

Матери Картера было почти сто лет. Она десятилетиями повторяла сыну клятву, что не умрет, пока он не вернется домой из тюрьмы.

Трижды съездив в Новый Орлеан на слушания, мы все еще не получили новых приговоров для Картера и Кастона. Мы встречались с окружным прокурором, подавали документы судье и совещались с разными местными чиновниками, пытаясь добиться нового, конституционно приемлемого приговора. Поскольку Картер и Кастон провели в тюрьме почти по пятьдесят лет каждый, мы хотели их немедленного освобождения.

За пару недель до Рождества я в очередной – четвертый – раз приехал в суд, пытаясь добиться освобождения этих двух мужчин. Их дела пересматривали два разных судьи в двух разных залах, но нам казалось, что, если мы добьемся освобождения для одного из них, возможно, потом будет легче добиться освобождения для второго. Мы работали с проектом ювенальной юстиции Луизианы, и его адвокат Кэрол Колинчак согласилась быть нашим местным поверенным во всех луизианских делах. Во время этого четвертого слушания мы с Кэрол сосредоточенно пытались разобраться с документами и разрешить несчетные проблемы, грозившие оставить Картера и Кастона в тюрьме.

У Картера большая семья, и родственники поддерживали близкие отношения с ним, несмотря на то, что прошло столько лет. После урагана Катрина многие из них уехали из Нового Орлеана и теперь жили в сотнях миль отсюда. Но около десяти человек неукоснительно являлись на каждое слушание, причем некоторые приезжали даже из Калифорнии. Матери Картера было почти сто лет. Она десятилетиями повторяла сыну клятву, что не умрет, пока он не вернется домой из тюрьмы.

Наконец возникло ощущение близкого успеха. Мы решили все вопросы так, чтобы суд мог удовлетворить ходатайство и пересмотреть приговор Кастона, вынеся решение о его немедленном освобождении из тюрьмы. Как правило, заключенных из «Анголы» не привозили в Новый Орлеан на слушания; вместо этого они смотрели заседания по видеотрансляции, оставаясь в тюрьме. После того как я изложил в шумном, хаотичном зале суда наши аргументы, судья удовлетворила ходатайство. Зачитывая решение, она повторила вслух факты, касавшиеся даты осуждения Кастона, и тогда случилось нечто совершенно неожиданное. Когда судья заговорила о десятилетиях, которые провел Кастон в тюрьме, в зале суда – впервые за все время, что я провел там, – воцарилась абсолютная тишина. Адвокаты перестали совещаться; прокуроры, занимавшиеся другими делами, сосредоточили внимание на судье, а родственники заключенных перестали переговариваться. Даже закованные в наручники заключенные, дожидавшиеся рассмотрения своих дел, затихли и внимательно прислушались. Судья рассказала о сорока пяти годах, которые Кастон провел в тюрьме «Ангола» за преступление, не связанное с убийством, совершенное, когда ему было шестнадцать лет. Она отметила, что Кастон попал в «Анголу» в 1960-х. А затем вынесла новый приговор, который означал, что Кастон будет немедленно освобожден из тюрьмы.

Я посмотрел на Кэрол и улыбнулся. А потом присутствовавшие в притихшем зале сделали то, чего в моей практике никогда прежде не случалось: они разразились аплодисментами. Адвокаты защиты, прокуроры, родственники и помощники судьи – все они хлопали. Аплодировали даже заключенные в наручниках.

Кэрол утирала слезы. Даже судья, обычно не терпевшая, когда ее прерывали, похоже, прониклась драматизмом этого момента. Несколько моих бывших студентов теперь работали общественными адвокатами в Новом Орлеане; они тоже приехали в суд и теперь радовались вместе со всеми. Мне пришлось поговорить с Кастоном по телефону и объяснить, что произошло, поскольку на видеомониторе он видел не все. Он был вне себя от радости. Кастон стал первым человеком, выпущенным на свободу в результате запрета Верховным судом пожизненных приговоров для несовершеннолетних осужденных.

Затем мы прошли дальше по коридору в зал, где слушалось дело Картера, и снова выиграли дело, добившись нового приговора, означавшего, что и Картер тоже будет немедленно освобожден. Его родственники ликовали. Последовали горячие объятия и обещания устроить домашний пир для меня и сотрудников EJI.

Мы с Кэрол тут же занялись приготовлениями к освобождению Кастона и Картера, которое должно было состояться тем же вечером. По протоколу заключенных из «Анголы» выпускали в полночь и выдавали им деньги на автобус до Нового Орлеана или другого населенного пункта Луизианы по их выбору. Мы отрядили в «Анголу», до которой было несколько часов езды, своих сотрудников, чтобы они встретили мужчин после освобождения, избавив их от необходимости ехать полуночным автобусом.

Обессиленный, я бродил по коридорам здания суда, пока мы дожидались одобрения последнего документа, расчищавшего путь к освобождению Кастона и Картера. На мраморных ступенях лестницы в огромном холле сидела пожилая чернокожая женщина. Вид у нее был усталый; на голове – «шляпка для церковных собраний», как в детстве называли подобные головные уборы мы с сестрой. У женщины была гладкая темная кожа, и лицо было мне знакомо, поскольку я видел ее в зале суда, когда Картеру выносили новый приговор. Более того, я вспомнил, что видел ее каждый раз, когда приезжал в суд в Новом Орлеане. Поэтому я сделал вывод, что она, вероятно, родственница одного из наших клиентов или как-то еще связана с ним, хотя и не помнил, чтобы другие члены семей о ней упоминали. Должно быть, я слишком пристально уставился на женщину, потому что она поймала мой взгляд и взмахом руки подозвала меня к себе.

Когда я подошел, она улыбнулась:

– Я устала и не собираюсь вставать, так что тебе придется наклониться, чтобы я могла тебя обнять.

У нее оказался приятный, чуть надтреснутый голос.

Я, послушно наклонившись, ответил ей улыбкой:

– Да, мэм! Обожаю обниматься, благодарю вас.