Читать книгу "Память всех слов. Сказания Меекханского пограничья - Роберт М. Вегнер"

– А он правда бог? Как Мать или Близнецы?

– Нет. Не такой. Но он бог, потому что без него мы бы не существовали.

– И говорят, что ни один человек не с острова не имеет права его увидеть.

Ведьма кивнула, а глаза ее блеснули ледяной синевой:

– Это правда. И что это нам говорит о том, как видит тебя Оум?

Вор не ответил.

Глава 7

Вести с севера пронеслись по городу, словно ураган. Источником их, как быстро установили, оказался район меекханских купцов.

Новости были, видимо, важными, поскольку на то, чтобы преодолеть две тысячи миль от Империи до Коноверина, им понадобилось всего несколько дней. Наверняка чародеи, специализирующиеся на передаче секретной информации, заработали на этом целое состояние.

Теперь на торжищах, площадях и в домах не говорили ни о чем, кроме большой битвы, случившейся где-то в мрачной северной стране, где народ странников, изгнанных со своей земли, бросил вызов Отцу Войны се-кохландийских племен и одолел его.

Естественно, попав на улицы, вести сразу же закрутили роман с тысячеустой сплетней, а потомство их приобрело воистину странные черты.

Пятьдесят, сто – а скоро и все триста тысяч воинов противостояли друг другу в величайшей битве со времен большой войны, которую Меекханская империя вела с теми же кочевниками. Титаническая схватка, достойная Войн Богов. Сто тысяч всадников обняли землю смертельными объятиями. Неправда – было их сто пятьдесят тысяч. Ерунда – почти двести. Йавенир погиб. Йавенир сбежал с горсткой верных слуг и скрывается, преследуемый, словно зверь. Царство кочевников распалось на пять, десять, двадцать княжеств, управляемых местными вождями. Империя торжествует. Империя готовится к войне с новой силой, зарождающейся в Великой Степи. Сами боги, Лааль и Галлег, сошлись насмерть над полем битвы. Именно потому Владыка Огня вызвал князя к Оку.

Коноверин наслаждался этими новостями, пережевывал их и менял, как заблагорассудится. Рассказ о великой войне на другом конце мира имел привкус легенды, сказки, мифа, чего-то чудесного и разноцветного, однако и такого, что было совершенно неважным для обычного ткача шелка или торговца перцем. Наверняка те, кто поумнее, задумывались, повлияет ли уход угрозы с восточной границы на склонность меекханской аристократии тратиться на предметы роскоши, такие как шелк, фарфор, драгоценные камни и специи с Юга. Но большинство просто желали истории о войне, битве, героизме и справедливой мести изгнанников.

Вести эти, несомненно, были важны, но Деана едва их заметила.

Со встречи с Сухи, то есть вот уже несколько дней, она не видела Лавенереса, к тому же вчера дворец навестила Первая Наложница.

Проигнорировать ее приход удалось бы, разве что закрывшись в самом глубоком подвале, залив уши воском и контактируя с миром посредством слепого и немого слуги, приносящего еду. Сперва ошалел Дом Женщин. Овийя была везде, в каждой комнате, в каждом коридоре, за каждой завесой. Деана поймала себя на том, что то и дело проверяет, не прячется ли главная среди женщин под ее кроватью. Служанки и невольницы бегали, словно обезумевшие, убирая пыль, моя окна, натирая воском и полируя мебель, а в их судорожной деятельности таилось отчаяние существ, которые знают, что все равно ничего не будет в прядке.

Потом началась подготовка дополнительных комнат: восьми, как подсчитала Деана, обставленных новой мебелью, коврами и зеркалами. К тому же в коридорах Дома Женщин появились мужчины. Высокие крепкие стражники в кожаных панцирях, вооруженные тяжелыми саблями и с ошейниками домашних рабов. На короткий вопрос об их присутствии одна из служанок рассмеялась нервно и выполнила резкий жест в районе паха. Кастраты. Такие средства предосторожности в предназначенной для женщин части дворца до сих пор были редкостью.

Овийя, как оказалось прекрасно владевшая суанари, неожиданно проведала Деану и пояснила, что с этого времени той запрещено входить в некоторые части Дома и, если кастрированные стражи скажут ей откуда-то удалиться, она должна просто уйти. Святые Девы – такой титул она использовала – будут находиться только в компании избранных слуг и самой Варалы. Пустынная воительница может выходить и входить в свою комнату, но во дворце с этой минуты ее станет сопровождать личная невольница, которая жизнью отвечает за то, чтобы Деана д’Кллеан не сделала никакой глупости.

Жизнью?

Да, жизнью. Если не справится, ее казнят.

Главная в Доме Женщин ударила в ладоши, и в комнату вошла молодая невольница. Скромно опустила взгляд, а Деана узнала в ней беременную помощницу швеи из каравана. У груди она держала пищащего младенца.

Спрашивать, кто отдал такой приказ, не было нужды.

Сухи, ты сукин сын.

Воительница спокойно выслушала Овийю, потом под первым попавшимся предлогом выставила ее за дверь, затем отослала прочь напуганную девушку и принялась тренироваться. Час, два, три… Пять. Пот лился ручьем, дыхание свистело в глотке, а сани раз за разом вспыхивал и угасал. Призрачные противники гибли дюжинами.

Сражаться, сражаться, сражаться!

Не думать.

При мысли о том, что Лавенерес начнет проведывать соседние комнаты, чтобы соединиться с одной, двумя или всеми из этих девиц, что он оплодотворит женщину, у которой будет закрыто лицо, чтобы никто не сумел после распознать мать следующего Наследника Огня, Деана чувствовала… чувствовала…

Сама не знала, что она чувствует.

Обещание Сухи исполнилось, и Лавенерес больше ее не проведывал. Похоже, Деана недооценила роль и власть, какими обладал во дворце отравитель, которого приходилось слушать даже князю. Разве что тот проклятущий слепец просто собирал силы для встречи с теми девками, а она была лишь мимолетным развлечением.

Дура, дура, дура!

Полет Цапли она выполнила в четырнадцать ударов сердца, а тальхеры резали воздух вокруг нее с такой яростью, что казалось, будто клинки раскаляются.

Она прервала тренировку, лишь когда в коридорах Дома Женщин вспыхнуло замешательство.

Первая Наложница.

Не знала, какое счастье, что разделяют их толстые двери.

Деана свернулась в постели и прикрыла глаза.

Глава 8

Северная часть Амонерии отличалась от южной, как щетина кабана от попки младенца. Север зарос дикими пущами, темными, мрачными, вековечными тенями, где человек оказывался перед стеной зелени, подумывая, что же пригнало его сюда и увидит ли он когда-либо небо над головой. Юг был открыт, почти безлесен, а местные племена следили, чтобы так и оставалось, полагая скотоводство основой своей экономики. И так оно было, если верить Гуаларе, почти во всем течении реки, что оставалась естественной границей для экспансии леса. Только подле устья пуща перебиралась на другую сторону Малуарины ковром шириной и глубиной в тридцать – сорок миль, и наступление ее останавливали лишь соленые болота и негостеприимные взгорья. Чтобы добраться до озера, им пришлось бы углубиться в эту дичь, на краю которой сопровождавшие их проводники остановились, поглядывая на каждое дерево и куст. Обитающие тут племена тоже считались северными, а потому разделение острова шло вовсе не по линии правый-левый берег, но по лесному или равнинному способу жизни. Отражалось это, как утверждала старая ведьма, и на военных традициях обеих частей острова.