Читать книгу "Главнокомандующие фронтами и заговор 1917 года - Максим Оськин"

Тем временем австро-германцы, видя, что продолжения русского наступления не будет, стали готовиться к контрудару. В ночь на 3 июля русские были выбиты из Калуша. 6 июля ударная германская группа начала артиллерийскую подготовку против левого фланга 11-й русской армии. Ударная группировка насчитывала 55 тыс. штыков при 400 легких и 60 тяжелых орудиях. Сбив 11-ю армию, немцы вынудили отступать и 7-ю, и 8-ю армии. Верховный главнокомандующий ген. А.А. Брусилов запретил главкоюзу А.Е. Тутору отступать, и противник стал вклиниваться в русскую оборону. 8 июля генерала Тутора на посту главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта сменил Л.Г. Корнилов.

10 июля неприятель форсировал реку Серет, выбив гвардейские части из Тарнополя и сорвав тем самым готовившийся русскими контрудар. Дабы упорядочить отход и восстановить мало-мальское сопротивление, генерал Корнилов отвел часть «батальонов смерти» в тыл и приказал расстреливать дезертиров и бунтовщиков на месте. Для той же цели использовался и ряд казачьих полков. Темпы отступления удалось приостановить, но 15 июля русские революционные войска отошли на линию государственной границы Российской империи, за реку Збруч. К середине июля откатившийся на восток фронт стабилизировался на линии Броды — Скалат — р. Збруч — Кимполунг. Удары на других фронтах и вовсе не получились. На Румынском фронте небольшого успеха добились лишь румыны.

Потери русских армий в бессмысленном генеральном наступлении, на котором весной особенно настаивал ген. А.А. Брусилов и ряд других высокопоставленных генералов, были довольно значительны.

С 18 июня по 21 июля русские армии Юго-Западного фронта потеряли 132,5 тыс. чел. (по другим данным — 270 тыс.). Противник потерял вчетверо меньше. Июньское наступление показало, какого успеха могла бы добиться дисциплинированная армия императорской России: успех самого прорыва на большинстве участков был решен одной артиллерией. Однако для разлагавшейся и митинговавшей революционной армии совершенный артиллерией прорыв оказался не нужен.

В то же время всем окончательно стало ясно, что никакой революционный энтузиазм, даже если бы он и существовал, не сможет заменить воинской дисциплины. В письме министру-председателю Временного правительства А.Ф. Керенскому от 11 июля Брусилов потребовал введения смертной казни на фронте за воинские преступления: «Надо иметь мужество сказать решительное слово, и это слово — смертная казнь. Демократические армии Франции, Бельгии, Америки, несравненно более культурные, чем наша, имеют смертную казнь в своем законодательстве. Пора образумиться и нам. Время не терпит. Необходимо немедленно восстановить железную дисциплину во всей ее полноте и смертную казнь для изменников». В заключение А.А. Брусилов угрожал отставкой. А.Ф. Керенский терпеть не мог угроз в свой адрес, и потому смертная казнь будет введена уже новым Верховным главнокомандующим ген. Л.Г. Корниловым, так как генерал Брусилов 19-го числа покинет свой высокий пост. Однако справедливо, что в условиях 1917 г. «Брусилов оказался несомасштабен задаче руководства всеми вооруженными силами государства. Эти новые, по сравнению с 1916 г. условия, были созданы прежде всего победой в России Февральской революции»{370}.

Через три дня А.А. Брусилов был отправлен в отставку, что удовлетворило других высших командиров и многих деятелей Ставки: «Его военный талант не подлежит сомнению… Но Брусилов оказался несравненно талантливее в чисто военном деле, чем вообще в жизни и особенно в области нравственных качеств… Еще до революции замечалась за ним склонность к угодничеству». «Увольнение его от должности Верховного [в 1917 году] вызвало в Ставке не просто радость, а злорадство»{371}.

21 июля ген. А.А. Брусилов прибыл в Москву, где ему придется провести последующую жизнь и обрести последний приют. В ходе обострения отношений между министром-председателем Временного правительства А.Ф. Керенским и Верховным главнокомандующим ген. Л.Г. Корниловым старый полководец держал нейтралитет. Он не поддерживал «временщиков», отрицательно относился к большевикам, но и участвовать в контрреволюции отказался наотрез. В первой половине октября, когда стало ясно, что власть ускользает к большевикам, А. А. Брусилов выступал на различных общественных совещаниях, но четкой политической позиции не выявил. Вероятно, ее и не было. Вооруженные силы Российской империи разваливались, самой Российской империи уже не существовало, у власти находились боровшиеся друг с другом честолюбивые безумцы, ведшие дело к уничтожению страны.

В ходе большевистского переворота в Москве шли бои между Красной гвардией и юнкерами. И до октябрьских событий, и в ходе этих боев генерал Брусилов отклонил предложения контрреволюционных организаций взять на себя тяжесть борьбы с советской властью. 2 ноября тяжелый снаряд попал в дом, где проживали Брусиловы, и осколками его полководец был впервые в жизни ранен. В течение 8 месяцев после перенесенной операции, что в 64-летнем возрасте всегда небезопасно, А.А. Брусилов лечился в клинике хирурга С.М. Руднева.

После подписания «похабного» Брестского мира к Брусилову стали являться эмиссары Белого движения. Летом 1918 г. ему неоднократно предлагали эмигрировать. В частности, в числе таких посетителей был и британский дипломат Б. Локкарт. Брусилову даже пришлось искусственно затягивать процесс выздоровления после ранения, растравляя рану, чтобы иметь предлог для отказа от участия в Гражданской войне или согласия на эмиграцию. Генерал отказался уехать на Дон, да и вообще поддерживать контрреволюцию даже в самой Москве. Также он напоминал о патриотизме тем офицерам, что никак не могли определиться в своем месте в Гражданской войне: «Правительства меняются, а Россия остается, и все должны ей служить по той специальности, какую избрали…»{372}

В 1918 г., после покушения на В.И. Ленина и убийства председателя Петроградской ЧК М.С. Урицкого, в Советской республике начался красный террор. По всей стране брались в заложники и затем расстреливались десятки тысяч «бывших». Такой жертвой стал бывший главнокомандующий фронтами в Первой мировой войне ген. Н.В. Рузский, расстрелянный в Пятигорске с сотней других заложников. Вскоре — ген. А.Е. Эверт, просто-напросто убитый в Можайске. В числе многих других был арестован и А.А. Брусилов. Два месяца он просидел в Кремле на гауптвахте, а затем еще два месяца находился под домашним арестом, но для А.А. Брусилова все закончилось благополучно, а вот его брат Б.А. Брусилов, также взятый в заложники, скончался в тюрьме.

Бесспорно, у ген. А. А. Брусилова имелась альтернатива относительно позиции в период Гражданской войны. Приступив к формированию Добровольческой армии на Юге России, ген. М.В. Алексеев обратился к А.А. Брусилову с просьбой присылать на Дон офицеров из Москвы и центра страны. Брусилов обещал, но не исполнил обещания, так как соблюдал строгий нейтралитет во время Гражданской войны, выйдя из него лишь во время Советско-польской войны 1920 г. Участник Первой мировой и Гражданской войн, эмигрант Е.Э. Месснер называет данную позицию «совпатриотизмом», в отличие от «совкарьеризма» «зигзагопогонных подло-авантюристов, как Гутор, Бонч-Бруевич и другие». Месснер оценивает: «В противоположность презренным совкарьеристам, совпатриоты заслуживают скорее сожаления, чем осуждения: в совпатриотизме есть любовь к Родине, наивная вера в эволюцию коммунистической власти и затем трагическое разочарование, горестное сознание своей ошибки»{373}.