Читать книгу "Зеленая лампа - Лидия Либединская"

И вдруг:

– Это вы сочинили «Папиросницу от Моссельпрома»?! – Интонации голоса не предвещали ничего хорошего.

– Да. И что же?

– Вы позволили себе неуместную и дерзкую выходку!

– Я???

– Вам известно, что Зинаида Николаевна была женой поэта Есенина?

– Да, конечно, но какое…

– А такое, что вы назвали эту вашу продавщицу Зиной Весениной. Это грубый выпад против Зинаиды Николаевны и нас…

В этом месте своего рассказа Алексей Михайлович всегда останавливался и, лукаво оглядывая изумленных слушателей своими близорукими, под толстыми очками, глазами, продолжал, с трудом удерживая улыбку:

– Это было так неожиданно и так нелепо! Сейчас об этом смешно вспоминать, а тогда это угрожало судьбе моей пьесы, и я так растерялся, что стал долго и нудно оправдываться, что у меня, мол, и в мыслях ничего подобного не было… Всеволод Эмильевич долго и терпеливо слушал мое лопотанье, потом помягчевшим голосом спросил: «И какие вы намерены принять меры?»

Какие я мог принять меры? Картина уже шла на экранах, и никто не стал бы менять титры. Я сказал, что готов сам всё объяснить Зинаиде Николаевне. Но Мейерхольд резко прервал меня: «Я сам объясню, вы уже достаточно потрепали ей нервы! Так вы придете на премьеру?» – и бросил трубку.

Не буду перечислять все пьесы Алексея Файко – их очень много. Назову лишь самую знаменитую, облетевшую все театры страны, – «Человек с портфелем». В Москве она много лет шла в Театре революции, и в ней блестяще играла Мария Ивановна Бабанова.

Коренной москвич, Алексей Михайлович родился в состоятельной купеческой семье, получил блестящее образование, в совершенстве владел несколькими современными европейскими языками, а также латинским и греческим. Увлекался философией и историей, в подлиннике читая древних философов. Но главной его страстью с юности был театр.

Мы познакомились с Алексеем Михайловичем, когда ему уже было за семьдесят. Он был одинок, детей у него никогда не было, жена скончалась. Может быть, поэтому он очень привязался к нашей большой и шумной семье и часто приходил к нам, подолгу беседовал с мамой, со старшими детьми. Не обходил вниманием и малышей. Всё ему было интересно: как учатся, чем увлекаются, в кого влюбляются.

Когда одному из внуков исполнился год, телеграфистка утром принесла перевод на 10 рублей и телеграмму:

Коль надоест вприкуску

Грудное молоко,

Купи себе закуску

От дедушки Файко.

Несмотря на возраст и полноту, Алексей Михайлович сохранил удивительную легкость и грацию движений, любил потанцевать, посидеть с друзьями за столом, вкусно поесть и выпить. Если где-нибудь его угощали скудно, ворчал:

– У них на обед подают легкий завтрак!

Однажды он неожиданно зашел к нам днем, мы, конечно, усадили его обедать, и он, удовлетворенно оглядев стол, негромко сказал:

– Перед обедом полагалось бы рюмашку водочки пропустить.

И тут вдруг, к моему стыду, оказалось, что водки в доме нет.

Что делать? В магазин идти долго, и я поднялась на четвертый этаж к Маргарите Алигер, благо мы жили в одном подъезде. Она очень охотно достала из шкафа бутылку «горилки».

За столом Файко аккуратно наполнил рюмку, нацепил на вилку соленый огурчик, опрокинул в рот рюмку и вдруг грустно сказал:

– Вот до чего допился, уже ни вкуса, ни запаха водки не ощущаю. Попробуем еще раз… – Но, увы, результат был тот же.

Тогда я тоже попросила налить мне рюмку, чтобы понять, что происходит, – действительно, ни вкуса, ни запаха у «горилки» не было, обыкновенная вода.

Я снова кинулась к Маргарите. Она долго разглядывала содержимое бутылки, уверяя, что такого не может быть, а когда я уговорила ее попробовать, смущенно пробормотала:

– Простите, пожалуйста, оказывается, это нянькина бутылка, и в ней святая вода! Но у меня больше ничего нет…

Пришлось побеспокоить других соседей, и обед завершился благополучно и весело. Шуткам не было конца.

В день восьмидесятилетия Файко московские драматурги устроили в честь него в ЦДЛ торжественный обед. Как он радовался добрым словам, произнесенным в его адрес, веселым тостам и поздравлениям! Сам он обладал неиссякаемым чувством юмора, пошутить, посмеяться было потребностью его натуры.

На юбилейном обеде он был таким нарядным в своем черном костюме, белоснежной, туго накрахмаленной сорочке с галстуком-бабочкой.

К этой дате Алексей Файко был награжден орденом «Знак Почета». Когда кто-то из друзей выразил недоумение по поводу того, что ему, старейшине нашей литературы, дали такой скромный орден, он с достоинством ответил:

– А чего бы вы хотели? Орден Ленина? Но к Ленину я никаких чувств не испытываю. Трудового Красного Знамени? Но трудиться я не люблю. А вот почет обожаю!

Алексей Файко написал несколько либретто современных опер, в частности двух опер Тихона Хренникова – «Мать» и «В бурю». Он дружил со многими композиторами. Когда был построен жилой дом для композиторов в Брюсовском переулке, кто-то пригласил его на новоселье. На следующее утро спрашиваю по телефону, как ему гостевалось.

Он смеется:

Рояль был весь закрыт,

И струны в нем дрожали,

От страха, чтоб мотив

Соседи не украли…

Однажды я выразила недоумение по поводу того, что один наш общий знакомый всегда сидит за столом с неподвижным лицом.

– У него, видно, мало сил, и он боится их тратить на мимику.

Как-то Файко попросил меня съездить с ним на Новодевичье кладбище, навестить могилы его матери и жены. (Ныне он покоится рядом с ними.)

Мы медленно шли по аллеям, устланным желтыми и красными осенними листьями, разглядывали памятники, читали имена погребенных.

– Кажется, здесь уже больше друзей, чем на земле, – грустно сказал Файко. – Такое ощущение, что идешь в ресторане от столика к столику…

Вдруг он резко остановился возле надгробья драматургу Николаю Погодину, испуганно глядя на огромную, из красного гранита, фигуру красногвардейца с винтовкой.

– Что это?!

– Человек с ружьем!

– Умоляю, когда я умру, не ставьте на моей могиле человека с портфелем, не то подумают, что я всю жизнь проработал в ОБХСС!

Однажды захожу навестить Алексея Михайловича и застаю у него старинного друга, его ровесника, тоже за восемьдесят. Тот собирается в Ялту и игриво говорит:

– Надеюсь в Доме творчества хорошо поработать… Одного боюсь: курортные настроения, как бы не изменить жене…

Файко насмешливо глядит на него из-под очков:

– Чтоб супруге изменять, вам придется низ менять!