Читать книгу "Тур Хейердал. Биография. Книга 1. Человек и океан - Рагнар Квам"

Эти сообщения ободряли Хейердала, но, в сущности, они уже не имели решающего значения. В мыслях он находился уже на бальзовом плоту, и его не остановили бы теперь ни Лотроп, ни Спинден. Не хватало только денег.

Возможно, подействовало рождественское настроение, а, может быть, и что-нибудь еще. Но вдруг совершенно независимо друг от друга на помощь Хейердалу начали собираться добрые силы. На этот раз уже не американские, а норвежские. Если американцы, проявившие поначалу интерес к экспедиции, так или иначе поддались на миф о завуалированном самоубийстве, то норвежские спонсоры остались невозмутимы. Если американцы просто согласились с мнением, что плот потонет, то норвежцы положились на Хейердала, говорившего, что плот поплывет. Первым, кто начал действовать, был норвежский военный атташе полковник Отто Мунте-Кос. Он вложил в это дело столько своих усилий и к тому же, подключив посла Моргенштерна, поставил на карту престиж посольства, что не мог потерпеть, чтобы затея с экспедицией на плоту провалилась. Он предоставил Туру Хейердалу личный заем в две тысячи долларов «на покрытие стартовых расходов», как значилось в долговом обязательстве. Деньги подлежали возвращению через год с пятипроцентной рентой.

На четвертый день Рождества Бьорн Рёрхольт пришел в гости к крупному бизнесмену Георгу Унгеру Ветлесену, который родился в Норвегии, но большую часть жизни прожил в США, где занимался судостроением. Во время войны он много помогал норвежцам, в том числе внес значительный вклад в создание военно-воздушных сил в «Малой Норвегии». Когда Бьорн уже собирался уходить, Ветлесен задержал его и сказал: «Если придется трудно, приходи ко мне, и я дам вам несколько тысяч, но только с возвратом».

В тот же день капитан Вильхельм Эйтрем, работающий в пароходной компании «Фред Ульсен», получил от Томаса Ульсена телеграмму следующего содержания: «Тур Хейердал просит (хочет?) денег. 3 grand if important to him might be interested»[32]

Три тысячи долларов от Томаса! Туру пришлось смириться с выговором, сопровождающим эти деньги. Эйтрем ругал его за то, что он ходил вокруг да около вместо того, чтобы прямо сказать, что ему надо и сколько. Именно в этом была причина того, что судовладелец так медлил с ответом.

Еще один повод к радости дали две тысячи долларов, предоставленные фабрикой «Мустад» из Йовика.

Однако решающую роль в спасении экспедиции сыграл самый старший Хейердал. В начале Нового года он сообщил, что основательно порылся в своих карманах — как и в прошлый раз перед путешествием Тура и Лив на Фату-Хиву. На этот раз он предоставил сыну двадцать одну тысячу крон. Кроме того, он согласился выплачивать женам членов экспедиции ежемесячно по 500 крон в течение полугода, пока их супруги будут отсутствовать.

Тур Хейердал-отец редко видел сына с тех пор как тот в 1933 году переехал в Осло, и в архивах нет сведений о том, что они часто переписывались. Отец узнавал о делах сына в основном из писем, которые Тур посылал Алисон и которые она по просьбе Тура ему зачитывала. Однако нерегулярность контактов нисколько не мешала ему восхищаться достижениями сына. Осенью 1941 года, когда Тур и Лив находились в Балтиморе, он получил письмо от невестки, которое затем переслал матери Лив в Бревик. К письму Хейердал-отец приложил небольшую записку следующего содержания: «У меня нет слов, чтобы описать радость, которую доставляет мне Тур. Как я уже написал Алисон, это дает нам, его родителям, основания забыть те качества, которые он не унаследовал, потому что ему несомненно достались наши лучшие качества». Пивовар нисколько не сомневался в том, что в конце тихоокеанского путешествия сына ждет новая победа.

Таким образом, на пути Тура больше не было препятствий, если не считать двух проблем деликатного свойства. Дело в том, что ни Торстейн Роби, ни Кнут Хаугланд не получили отпуска. А кроме того, Тур не мог воспользоваться деньгами Томаса Ульсена и своего отца, пока сохранялись валютные ограничения на перевод денег в США.

Большие начальники в Вашингтоне забеспокоились. В организации экспедиции участвовало американское военное ведомство, в военной карьере членов команды мелькали такие названия, как Веморк и «Тирпиц». К тому же благодаря активности норвежского посольства у американской военной элиты сложилось впечатление, что экспедиция получила благословение от норвежского правительства. Так почему же тогда Тур Хейердал не может получить деньги, предназначенные для экспедиции?

Рано или поздно все, вероятно, удалось бы утрясти, но Тур спешил и поэтому вместо того, чтобы идти по инстанциям, решил обратиться прямо в высшие сферы. Вопрос с отпусками был решен путем неформального контакта с министром обороны Йенсом Кр. Хауге. А с помощью Лив, выступившей координатором для Томаса Ульсена и Тура Хейердала-старшего, Арвиду Монсену, директору «Андресенс-банка», удалось в виде исключения получить разрешение от Норвежского банка на перевод средств. Лив не случайно обратилась именно к Арвиду Монсену — ведь он был женат на Ингерид, сводной сестре Тура.

После отъезда мужа Лив жила в Лиллехаммере. Однако, когда в начале 1947 года дело приняло плохой оборот, исполнительный директор экспедиции в Вашингтоне Бьорн Рёрхольт попросил ее приехать в Осло, чтобы попытаться помочь экспедиции с норвежской стороны. Бьорн и Лив были хорошо знакомы. После войны он налаживал линии радиосвязи в Рустахогде недалеко от Свиппоппа, и заходил к Хейердалам в гости. Тур обычно рано ложился спать, а Бьорн нередко засиживался с Лив до поздней ночи.

О том, что Тур все-таки принял решение отправиться в плавание на плоту, Рёрхольт узнал из его письма. Он сразу же понял, что стоит перед выбором — либо начать отговаривать друга от этой безумной затеи, либо наоборот, «помогать ему по мере сил?» Бьорн переписывался с Лив, и под воздействием ее позитивного отношения к экспедиции решил оказывать Туру посильную помощь.

То же самое, в сущности, делала Лив.

Десятого января Тур сел вместе с Германом Ватцингером в поезд, идущий из Вашингтона в Майами. Они решили не рисковать и не лететь самолетом, поскольку из-за плохой погоды самолет мог задержаться. Во Флориде стояла солнечная погода, и 12 января они полетели дальше, в портовый город Гуаякиль в Эквадоре.

Они прибыли сюда, чтобы купить бревна для постройки плота. Но пока они решали проблемы экспедиции в первобытном лесу, в Вашингтоне грянул гром. До этого все несчастья сыпались на экспедицию извне. Сейчас удар был нанесен изнутри.

Кнут Хаугланд и Торстейн Роби прилетели в Нью-Йорк 18 января. В аэропорту их встретил Бьорн Рёрхольт. Они должны были привезти каждый по тысяче долларов из норвежских средств, но не смогли этого сделать, поскольку не были до конца утрясены проблемы, связанные с валютными ограничениями. Таким образом, они прибыли без гроша в кармане. Рёрхольт сообщил им, что финансовое положение экспедиции не лучше. На данный момент касса пуста.

Бьорн повел Кнута и Торстейна к Георгу Унгеру Ветлесену, который жил в фешенебельном доме номер один на Бекман-плейс в центре Манхэттена. Ветлесен ранее дал понять Рёрхольту, что поможет экспедиции деньгами. Однако состоявшийся разговор дал неожиданный результат. Как пишет Ветлесен, когда Рёрхольт «рассказал о господине Хейердале и его денежных делах, я очень удивился и теперь не хотел нести никакой ответственности за экспедицию на „Кон-Тики“ и вообще, чтобы мое имя упоминали в этой связи. Это мое личное мнение, и я надеюсь, что я ошибаюсь. Рёрхольт ведь очень увлекающийся человек, и возможно он слишком увлечен и поэтому не может трезво смотреть на вещи».