Читать книгу "Джон - Вероника Мелан"

А после решит, желает ли остаться.

Вот так и поднимаются до небес ставки, когда на кону если не жизнь, то уж точно судьба, вот так и предпринимаются отчаянные, порой глупые, необдуманные шаги.

Сможет ли она принять увиденное, захочет ли? Или же под конец дня произнесет слова, которые разобьют все надежды? «Верни меня назад, слышишь! Верни, Джон».

Он не хотел возвращать – он хотел, чтобы она осталась.

Он – заместитель Творца мира Уровней, второй великий человек после местного Создателя. Он – представитель Комиссии, которого уважали, которого слушались, которого боялись, – впервые за всю свою долгую жизнь чувствовал себя полностью растерянным, потому что от кого-то зависел. Странное чувство, сложное, щекотное.

Но Джон улыбался – в его постели лежала женщина.

Если повезет, она будет здесь лежать и завтра. Будет спать здесь каждую ночь.

Будет жить в этом доме.

* * *

Так сходят с ума? Или же это сон – крайне реалистичный, плотный, цветной и кажущийся почти что настоящим? Запахи, звуки, твердые на ощупь предметы – когда-то ей говорили, что ощутить такое возможно, но не простым смертным, а некоторым объевшимся грибов шаманам.

Она объелась грибов? Или начала колоться? Быть может, в какой-то момент подсела на наркотики (такое будущее ей, помнится, неоднократно прочила директриса интерната) и очнулась под их действием лишь теперь – в некоем третьем измерении? В собственной фантазии?

В прекрасной, однако, фантазии.

Потому что рядом был Джон. И он что-то говорил, однако слова ускользали – «мы куда-то пойдем… ты увидишь…»

Увидишь что?

Яна не слушала фразы – Яна рассматривала его лицо: щетинки на подбородке, светло-русые брови, различала цвет радужки глаз, рассматривала застывшие в них, как в янтаре, крапинки – как будто живой, как будто настоящий.

И рядом.

Ей помогли одеться, ее чем-то накормили, а потом повезли на машине. Город за окном казался сказочным – красивым, монументальным и в то же время уютным, и тогда Каська в очередной раз подумала, что спит, – не бывает таких городов. Нет, и все. Она не видела их ни на картинках, ни по телевизору – вообще нигде.

Сон.

Джон продолжал говорить: что-то рассказывал об улицах, о жителях, сыпал названиями, незнакомыми терминами, упоминал некие Порталы; Яна плыла. Не поворачивалась на звук его голоса, не отвечала, смотрела туда, куда было повернуто ее лицо.

А вдруг она заговорит и проснется? Там, в Омске, в этой унылой новой квартире на восьмом этаже – ночью и совершенно одна?

Нет-нет-нет. Нельзя.

– На каждом Уровне много городов, но это тот, который мы какое-то время назад выбрали для жилья…

Конечно, она не дождалась его в реальности, и истосковавшееся сознание воспроизвело объект ее любви во сне. А что же было наяву? Яна напрягла память: кажется, ей показалось, что Джон возник прямо в ее квартире. Что ходил по ней, собирал вещи, хотел что-то показать – как все это странно и необычно. А, главное, когда все это закончится?

– Работаю я в этом здании… Обычному человеку оно глазом не видно…

Ну, конечно, – а тому, кто спит, – вполне.

Как видно и нарику, который пребывает в собственном чрезмерно разыгравшемся воображении.

Ей открыли дверцу. Машины на парковке казались одинаковыми, как в таксопарке, – похожими друг на друга, словно сиамские близнецы. Только в таксопарке желтые с шашечками, а эти все, как одна, серые и с полоской.

А потом было здание: лифты, коридоры, люди в серебристой, как у него – у Джона, – одежде. С ними здоровались, им кивали, на них смотрели безразлично и в то же время странно – со скрытым любопытством.

– Есть лаборатории… На нижнем этаже… Отвечаю за статистику, принимаю решения…

В царстве Морфея Джон много говорил. В какой-то момент она не удержалась и взяла его за руку – а вдруг она заблудится здесь? Сон без него ей не нужен – он превратится в кошмар. Первый же проходящий мимо них, при взгляде на сцепленные руки округлил глаза.

Она что-то сделала не так?

Перегородки, лифты, окна, кабинеты. Двери-двери-двери-двери. Безликие стены, слишком яркие лампы и одинаковые серые ковры начали раздражать – Каська почувствовала, что устала и впервые за все это время повернулась к своему провожатому. Попросила тихо и жалобно:

– Домой…

– Домой? – тот, кто держал ее за руку, растерянно и почему-то грустно моргнул. – Это все слишком сложно, да? Я знал, что так будет. Потерпи.

Он привез ее обратно в особняк. Хотел накормить, но не смог – Яна плакала. Она прижималась к нему, как ребенок, обнимала за шею, цеплялась за нее, за его короткие волосы, за уши и всхлипывала.

– Не хочу просыпаться… Тут ты со мной, а там не будет…

– Яна, ты не спишь.

– Сплю, я знаю. Иначе бы ты не возник…

– Яна…

– Не уходи, слышишь? Не уходи от меня никуда.

– Я не уйду. Слишком много информации – я знаю, ты пока не можешь ее принять. Но постепенно…

– Мне все равно, где мы. Мы тут. Ты тут. И я тут. Не уходи, слышишь? Никогда больше не уходи…

Он усыпил ее. Уложил на подушку, долго смотрел, поджав губы и упрекая себя за то, что решился на это, – хрупкое сознание вовсю отторгало факт существования другого мира. Все слишком резко, слишком поспешно.

Вернуть ее домой, в тот серый город? Обставить все так, чтобы она проснулась и все забыла, – вот так просто, вот так безболезненно?

И сам же болел от этой мысли. Страдал от нее тяжело, по-настоящему сильно, едва не выворачивался разумом наружу, силясь отыскать выход. Через минуту опустился в кресло, долго сидел в нем, держа сцепленные руки перед лицом, – думал. Несколько раз прошептал в тишине комнаты: «Яна-Яна…», затем поднялся и вышел в коридор. Послал мысленный запрос Начальнику:

«Я не могу сам, Дрейк. Помоги».

«В чем дело, Сиблинг?»

«Отправляю тебе информационный пласт. Ты все увидишь. Помоги».

«Присылай. Жду».

Джон выкорчевал из собственный памяти огромный информационный кусок: все данные о том, как получил записку, как отправился в будку, как впервые посетил незнакомый город. Встреча, свистящие у бара пули, диалог в машине на пустой бетонной парковке… Он отправил Дрейку все, включая воспоминания об их с Яной совместных ночевках, прогулках в чужом мире, ссорах и расставании. А так же события вчерашнего и сегодняшнего дней.

И теперь чувствовал себя, как пришедший к суровому отцу мальчишка, – «помоги, пап». Тот мог взять в руки ремень, тот мог докрасна вывернуть ухо, мог что угодно, но Сиблинг ждал именно помощи. Потерявшийся, подавленный, не желающий отправлять драгоценную находку назад – он молил не о ремне, но о верном решении.