Читать книгу "Седьмая казнь - Джеймс Роллинс"

– Почему женской ипостаси? – полюбопытствовал Монк.

– Думаю, что первой обнаружила лекарство именно женщина, возможно, древнееврейская исследовательница, которая пришла к слонам в сопровождении льва. Потому-то старая слониха так встретила Джейн и Рохо. Или женскую ипостась бога выбрали потому, что микроб наносит генетические повреждения отпрыскам мужского пола заболевших. – Грей пожал плечами. – В любом случае, думаю, бога снов выбрали из-за странных видений, которые микроб вызывает в мозгу нового носителя.

Грей решил пропустить теории о том, что микроб, возможно, способен записывать яркие воспоминания и повторять их, и продолжил рассказ об исторических событиях:

– Во время бурных войн в Египте около тысяча трехсотого года до нашей эры, примерно сто лет спустя после казней, жрецы испугались, что знание может быть утрачено, и возвели гробницу в честь своей богини. Они выгравировали картинки-описания приготовления лекарства и оставили само средство в мумифицированном теле, сохраненном особым способом.

– Где оно и было захоронено на тысячи лет, – вставил Монк.

– Но ничто не остается захороненным навечно, все секреты рано или поздно раскрываются. Кто-то из местных жителей знал о гробнице. Возможно, это были потомки нубийских слуг тех жрецов, которые и передавали рассказ из поколения в поколение. И однажды в поисках истоков Нила к ним явился британский исследователь. Этого человека туземцы боготворили.

Грей перевел взгляд на тело на столе, зная, как много хорошего совершил в Африке Дэвид Ливингстон, помогая людям и сражаясь против работорговли.

– В знак особого расположения африканцы рассказали Ливингстону о гробнице и даже подарили некоторые артефакты. Потом, желая, возможно, сохранить тайну, но все же передать ее следующим поколениям, Ливингстон рассказал обо всем в зашифрованных письмах своему другу, Стэнли. А после смерти его тело превратили в такой же сосуд, как и женщину на троне: мумифицировали и уложили в гроб из сливового дерева мобола.

Илеара грустно покачала головой.

– В конце девятнадцатого века кто-то пробрался в Британский музей и распечатал один из артефактов Ливингстона, выпустив страшную болезнь на свет.

Грей снова взглянул на часы.

Опаздываю.

Он повернулся к Монку.

– Пейнтер и Кэт лучше знают ту часть истории о Тесле, Марке Твене и Стэнли. Так что спроси лучше жену, она расскажет. Или Пейнтера спроси. Я слышал, его выпустили из карантина. – Он потер руки. – Мне надо идти. У меня свидание с одной дамой, которая очень не любит опозданий. И я бы не хотел ей говорить, что опоздал из-за тебя.

Коккалис поспешно поднял руки.

– Иди-иди, вот уж не хочу попасть к Сейхан в черный список.

Пирс прошел по коридорам огромного медицинского центра, где шла битва со страшной болезнью, и, взяв такси, дал водителю адрес, который оставила ему Сейхан. Этот обед она устраивала как-то уж очень таинственно, что, зная Сейхан, могло вызвать некоторое беспокойство.

Когда машина остановилась, Грей увидел длинную очередь. Он выбрался из машины, прикрывая глаза от солнца ладонью. Где же…

Чьи-то пальцы впились ему в локоть.

– Ты опоздал.

– Монк иногда такой болтун…

Сейхан увлекла его сквозь толпу и за угол здания. Пирс с удивлением смотрел на открывшийся вид. Прямо перед ними возвышался «Лондонский глаз» – огромное колесо обозрения на берегу Темзы, в каждой просторной застекленной кабине которого могло поместиться десятка два пассажиров.

Сейхан потащила его к началу очереди.

– Ты хоть знаешь, сколько стоит держать эту штуковину на месте? Почему я просила тебя приехать вовремя?

– А что мы?..

– Умолкни.

Она провела его по наклонной дорожке к стеклянной кабине. Внутри был накрыт стол с тончайшей скатертью, салфетками и хрустальными бокалами. На сервировочной тележке серебряные крышки скрывали кулинарные шедевры, в ведерке со льдом стыла бутылка шампанского.

Сейхан втолкнула его внутрь и махнула механику колеса. Затем, раскрасневшаяся, повернулась к Грею:

– Тебя сложно удивить.

– Что и помогает мне оставаться в живых, – улыбнулся он в ответ.

Кабинка двинулась, и Сейхан, шагнув вперед, обняла Грея.

– Значит, ночью мне придется постараться как следует.

– С удовольствием приму участие.

– Уж пожалуйста.

Они сели рядом, не притрагиваясь к еде. Кабинка медленно плыла вверх, открывая перед пассажирами великолепные виды Лондона.

– К чему такие сложности? Хватило бы гамбургера с пивом. – Грей притянул Сейхан поближе. – Гораздо важнее – с кем обедать.

– Я подумала, устроим себе праздник.

– Но почему ты решила… – Взгляд Пирса стал острее. – Дерек и Джейн катались на колесе обозрения в Хартуме, и ты решила повторить это!

Сейхан улыбнулась:

– От тебя ничего не скроется… Не оставлять же все радости жизни другим!

Грей вздохнул, понимая, как редко им выпадают такие мгновения. Очевидно, напоминание об этом частично входило в намерения Сейхан. Это ощущение словно повисло между ними в воздухе, как невысказанный вопрос. Признают ли они, что есть силы, не дающие им проводить время вот так, вдвоем и счастливо, и достанет ли у них мужества вырваться на волю?

Они молчали, наслаждаясь моментом.

Сейхан шевельнулась на сиденье.

– Звонила Кэт. Хотела мне кое-что сообщить.

– Что?

Взгляд женщины сосредоточился на другом берегу реки.

– Вчера в Канаде на могиле Антона Михайлова кто-то оставил белую розу.

Он понимал причины беспокойства Сейхан. Бледная убийца исчезла из африканского леса. Женщина, чье имя им было теперь известно.

Валя Михайлова.

Грей взял Сейхан за руку.

– Нельзя утверждать наверняка, что это…

Она перевернула руку ладонью вверх и сплела пальцы с пальцами Грея.

– Один из лепестков белой розы был черным.

23 часа 38 минут по восточному летнему времени

– К тебе гости, – объявила Кэт, входя в комнату.

Пейнтер выпрямился на больничной койке.

Наконец-то.

Он провел взаперти в инфекционном отделении медицинского центра имени Фрэнсиса Крика слишком много времени. Его лечили, делали анализы, наблюдали за состоянием. Пейнтер был рад любому развлечению.

Из-за двери выглянула Сафия.

– Пришла проведать нашего больного. – Она вошла и втащила за собой букет воздушных шариков. – Подумала, может, получится тебя развеселить.