Читать книгу "Соперница королевы - Виктория Холт"

Она сказала, что доверяет сэру Уильяму Ноллису. Он приходился ей родственником, и она могла полагаться на его верность. Его отец верой и правдой служил ей всю свою жизнь, и она предложила Совету кандидатуру сэра Уильяма.

— Он не годится, — раздался крик Эссекса. — С этой задачей справится только Джордж Керью.

Керью принимал участие в экспедиции в Кадис и на Азорские острова. Он побывал в Ирландии и имел представление о положении дел в этой стране. Более того, он был близким другом Сесилов, а значит, с точки зрения Эссекса, его отсутствие при дворе было весьма желательным.

— Я говорю — Уильям Ноллис, — повторила королева.

— Вы ошибаетесь, мадам, — продолжал настаивать Эссекс. — Мой дядя совершенно не тот человек. Вам нужен Керью.

Никто и никогда не разговаривал с королевой в таком тоне. Никто не смел говорить ей, что она ошибается. Если ее министры хотели на чем-то настоять, ее мягко и осторожно переубеждали, склоняя к иной точке зрения. Берли, Сесил и все остальные в совершенстве овладели искусством убеждения. Но вызывающе заявлять королеве «Мадам, вы ошибаетесь» не позволялось никому, даже Эссексу.

Когда королева проигнорировала его, подкрепив это жестом, означающим, что она не собирается принимать всерьез предложения этого нахального молодого человека, Эссекса обуяла внезапная ярость. Она при всех оскорбила его! Она давала ему понять, что его слова не имеют никакого значения! На мгновение злость взяла верх над здравым смыслом. Он повернулся к королеве спиной.

Она снисходительно отнеслась к всплеску его эмоций, вне всякого сомнения, намереваясь пожурить его позже, а заодно предостеречь от подобного поведения в будущем. Но теперь он нанес ей умышленное оскорбление.

Она бросилась на него и надавала ему оплеух, одновременно порекомендовав «убираться прочь» и больше никогда не показываться ей на глаза.

Эссекс побелел от ярости и протянул руку к эфесу шпаги. Он бы выхватил оружие из ножен, если бы его немедленно не схватили. Пока его тащили прочь, он кричал, что не потерпел бы подобного оскорбления даже от Генриха Восьмого. Никому из присутствующих еще не приходилось становиться свидетелем подобной сцены между монархом и подданным.

Пенелопа поспешила вернуться в Лестер-хаус, чтобы обсудить то, что произошло, со мной и Кристофером. К нам также присоединились мой брат Уильям и Маунтджой.

Уильям считал, что карьере Эссекса пришел конец, но Пенелопа с ним не соглашалась.

— Она слишком его любит. Она его простит. Куда он отправился?

— За город, — ответил Кристофер.

— Ему надо побыть там, пока эта буря не уляжется, — кивнул Уильям, — если только она вообще когда-нибудь уляжется.

Я была не на шутку встревожена, потому что не понимала, как можно простить подобное оскорбление. Было скверно уже то, что он повернулся спиной к королеве, но хвататься за оружие… Это было неслыханно и попахивало государственной изменой, а у Эссекса доставало врагов.

Мы все погрузились в уныние, и я не верила, что Пенелопа сама разделяет собственный оптимизм.

* * *

Все говорили о закате звезды Эссекса, пока дело чрезвычайной важности не отвлекло внимание общественности от моего сына. Лорд Берли, которому было семьдесят восемь лет и который уже давно болел, лежал на смертном ложе. Всю жизнь он мучился зубами. Королева сочувственно относилась к его страданиям, поскольку сама страдала от зубных болей. Кроме того, вся его жизнь прошла в изрядных трудах и переживаниях. Он привел в порядок свои дела с тем же тщанием, с которым всегда подходил к делам государственным. Мне рассказывали, что, когда он окончательно слег, он созвал всех своих детей, благословил их и королеву и вручил свое завещание управляющему. Затем он тихо отошел в мир иной.

Когда эту грустную новость сообщили королеве, она была безутешна. Она поднялась в свои покои и долго плакала. В течение продолжительного времени при каждом упоминании его имени ее глаза наполнялись слезами. Только после смерти Лестера она позволяла себе подобные проявления чувств.

Он умер в своем доме на Стрэнде, и его тело перевезли в Стамфорд Бэрон, где и похоронили, однако весь погребальный обряд был отправлен в Вестминстерском аббатстве. Эссекс вернулся, чтобы принять участие в похоронах. Он был одет в глубокий траур, и его скорбь была глубже, чем у кого-либо из присутствующих.

После он заехал в Лестер-хаус, где его уже ожидали мой брат Уильям Ноллис и Маунтджой. Хотя Эссекс и выступал против назначения Уильяма лордом-наместником Ирландии, мой брат отлично понимал, что благосостояние всей семьи зависит от моего сына. Более того, перед обаянием Эссекса зачастую не могли устоять даже те, кому он нанес обиду или каким-то образом перешел дорогу. Как и наш отец, Уильям был дальновидным человеком и не позволял сиюминутным обидам влиять на свое будущее. Поэтому он, как и все мы, желал восстановления положения Эссекса при дворе.

— Тебе пора отправляться к королеве, — обратился он к Эссексу. — Она раздавлена горем. В твоих силах ее утешить.

— Она на меня злится, — проворчал Эссекс, — но не более, чем я на нее.

На это я отрезала:

— Меня она тоже оскорбила. Но если бы она завтра предложила мне явиться ко двору, я бы повиновалась с большим удовольствием. Умоляю тебя, мой сын, не валяй дурака. Имея дело с монархом, не приходится думать о личных обидах.

Уильям предостерегающе взглянул в мою сторону. Как и наш отец, мой брат был очень осторожным человеком.

— Чем дольше ты отсутствуешь, тем больше она ожесточается, — произнес Маунтджой.

— Ей сейчас не до меня, — ответил Эссекс. — Все, что я от нее услышу, так это, каким хорошим человеком был Берли. Как он никогда ей не перечил. У них бывали разногласия, но он никогда не забывал о том, что является ее подданным. Нет, у меня нет ни малейшего желания являться ко двору, чтобы послушать панегирики добродетелям Берли.

Мы тщетно пытались убедить его осознать собственную выгоду. Его упрямая гордость не позволяла ему услышать нас. Она должна пригласить его, и тогда он, возможно, вернется.

Мой сын не отдавал себе отчета в собственных действиях, и мне было очень страшно за него.

Маунтджой сообщил мне, что королева оплакивает Берли и позабыла об Эссексе. Со своими приближенными она говорила только об «этом хорошем человеке», которого она называла своим Духом.

— Он никогда не подводил меня, — повторяла она.

Она вспоминала о соперничестве между двумя мужчинами, которыми так дорожила, Лестером и Берли.

— Оба они были для меня незаменимы, — произносила она и опять принималась плакать.

Она потеряла их обоих, свои Глаза и свой Дух. Современным мужчинам до них далеко! И королева опять принималась расписывать достоинства Берли. Он был хорошим отцом своим детям. Посмотрите, как он поддерживал Роберта, ее Гномика. Конечно, Роберт очень умен, и Берли это знал. Он не пытался обратить внимание королевы на своего старшего сына, ставшего теперь лордом Берли, поскольку знал, что у того недостаточно ума, чтобы служить ей. Нет, он привел к ней горбуна Роберта, косолапого Гномика, потому что был уверен в его талантах. Но как же ей не хватает ее милого, милого Духа!