Читать книгу "Гапон - Валерий Шубинский"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рутенберг без восторга принял этот план. Как пишет Савинков, «его смущала щекотливая сторона его фиктивного Гапону согласия и весь план, построенный на лжи. Он не привык еще к тому, что все боевое дело неизбежно и неизменно строится не только на самопожертвовании, но и на обмане». Кроме того, он все больше убеждался, что план шит, что называется, белыми нитками. Что необычно для такого мастера кровавых дел, как Азеф.
Азеф, после отъезда Савинкова и Чернова, жил в одной комнате с Рутенбергом. Они постоянно обсуждали предстоящее дело. От себя глава Боевой организации прибавлял, что, если двойное убийство не выйдет — так уж и быть, придется убирать одного Гапона. Это решено было совершить «между Петербургом и Выборгом» (в Териоки?). Азеф вел переговоры с Партией активного сопротивления — просил их предоставить на этот случай помещение, лошадь и людей. Сперва двух человек и лошадь активисты дать согласились, а помещение нет; но спустя несколько дней изменили свое мнение и решили в этом случае в русские дела вовсе не мешаться. Рутенберг узнал об этом уже на полпути в Петербург.
В столицу он прибыл 21 или 22 февраля. Другими словами, пока петербургские газеты разоблачали или защищали Гапона, его судьба решалась на совещании эсеров в Гельсингфорсе. В день, когда Гапон в печати потребовал общественного суда над собой, его друг привез в город вынесенный ему смертный приговор.
24 февраля Рутенберг приехал к Гапону в Териоки. Речь шла о многом, случившемся за это время, — об истории с Матюшинским и деньгами Витте, о смерти Черемухина, о предстоящем суде. Гапон был уверен, что правда на его стороне, что он может оправдаться. Что он оправдался бы, даже если бы Рутенберг рассказал о переговорах Гапона с Рачковским («Ну что же? Находился в сношениях с правительственными лицами, имея в виду пользу народа… Провел правительство до 9 января и теперь хотел»).
Переговоры между тем продолжались. Гапон еще раз встречался с Рачковским — сам звонил ему по телефону, представляясь, как было условлено, Апостоловым. Петр Иванович уговаривал расстригу поступить к нему чиновником для особых поручений (такие предложения такому человеку можно делать, только если точно знаешь, что он не согласится… или что его не сегодня-завтра убьют), спрашивал про Рутенберга. Гапон ничего не мог ответить.
Мартын начал торг:
«— Сколько он даст, если я приду к нему обедать? Рублей пятьсот?
— Три тысячи даст, — уверенно возразил Гапон.
— Чтоб я к нему за три тысячи пошел?
— Ну пять тысяч даст.
— Он сыщик и…
— Что ты, брат, сыщик? — проговорил Гапон пониженным голосом и с подобострастием, изобразив как-то своей фигурой, головой, туловищем, особенно глазами, что-то отвратительное. — Он — действительный статский советник.
— Знаю. Директор Департамента полиции.
— Старше. Директор, заведывающий политическими делами в России.
— За одно то, что я с ним пообедаю, он должен дать двадцать пять тысяч; меньше не пойду.
— Десять тысяч даст, пожалуй. Ты вот что. В воскресенье иди прямо к Кюба. Я его предупрежу».
В книге Мстиславского Рутенберг говорит: «Бывают дни, когда я не могу разделить больше, кто кого ловит, я Гапона или Гапон меня, и кто из нас по-настоящему провокатор…» В самом деле, здесь сто́ит еще раз задуматься о подлинном смысле слова «провокация». Друг, вместо того чтобы помочь Гапону выкарабкаться из ситуации, в которую тот попал в результате своего немудреного казацкого макиавеллизма, намеренно загоняет его в нее все глубже… И не потому, что сам он злобный или коварный человек, а потому, что партия так велела. К тому же Рутенберг считал, что Гапон уже выдал его друзей, уже раскрыл перед охранкой все эсеровские тайны. А предатель есть предатель.
Следующая встреча была назначена на 26 февраля, в воскресенье. Но приготовления к убийству Рачковского не были завершены: и бомба не сделана, и даже Двойников не обзавелся еще извозчичьей пролеткой. Рутенберг попросил перенести встречу.
Встреча состоялась 1 марта у Гапона в Териоках. Говорили о Марголине, о Грибовском, о предстоящем общественном суде… Потом снова перешли к Рачковскому и переговорам с ним. Гапон пытался объяснить свои подлинные цели:
«…Я их надуть хотел, устроить новое, еще большее 9 января. Это верно. Что же здесь предосудительного? У меня были широкие планы. Через Мануйлова пробраться к Витте, через Рачковского — к Дурново. Он ведь мне предлагал, не хочу ли я представиться Дурново. И я бы сделал дело. Забрался бы в берлогу и одним взмахом уничтожил бы их всех. Сам бы убил Дурново. Ей-богу… сам. Конечно, вовремя, в известный момент. А тут, значит, отделы, опирался бы на массы. Я широко смотрел. Сорвалось!»
Неубедительно? М-да… Рутенберг считал, что Гапон лжет. Путается в оправданиях. На самом деле он, похоже, уже и сам не понимал, чего хочет или хотел. Некоторые гапоновские монологи в передаче Рутенберга вызывают ощущение начинающегося безумия. Вполне возможно, что Гапон действительно начал сходить с ума. Слава, клевета, кровь, деньги и бесконечные обманы — свои и чужие — подорвали психику этого впечатлительного человека.
Перешли к делу. Рутенберг согласился встретиться с Рачковским за 25 тысяч рублей — только за то, чтобы отобедать с ним и «узнать, что ему нужно». За то, чтобы открыть одно дело (то, которым Рутенберг сейчас занимается, то есть покушение на Дурново) — 150–200 тысяч («…дешево себя не продам»).
Чтобы оценить фантастичность этих цифр: Татаров за почти что год верной службы, в ходе которой он предотвратил, в частности, покушение на Трепова, получил 16 с небольшим тысяч.
Спрашивается: зачем же Рутенберг называл такие дикие цифры? Для правдоподобия торга? Или не знал, сколько на самом деле платят «провокаторам»?
А что же другая сторона? Почему Рачковский вроде бы соглашался с этими условиями, во всяком случае, готов был их обсуждать? Простой ответ: потому что ни с кем не собирался встречаться и ни за что платить. Его задача была иной — проверить агентуру Герасимова и заодно избавиться от Гапона.
Всё бы сходилось, если бы не следующее свидетельство Витте:
«В марте месяце мне как-то Дурново сказал, что Гапон в Финляндии и хочет выдать всю боевую организацию центрального революционерного комитета и что за это просит 100 тысяч рублей. Я его спросил: „А вы что же полагаете делать?“ На это Дурново мне сказал, что он с Гапоном ни в какие сношения не вступает и не желает вступать, что с ним ведет переговоры Рачковский, и на предложение Гапона он ответил, что готов за выдачу боевой дружины дать 25 тысяч рублей. На это я заметил, что я Гапону не верю, но, по моему мнению, в данном случае 25 или 100 тысяч не составляют сути дела».
То есть эти фантастические расценки действительно были доведены до начальства, но в претворенной формулировке: не за обед 25 тысяч и даже не 150 тысяч за «все дело», а 100 тысяч за выдачу всей Боевой организации. Но это именно то, против чего так возражал Герасимов: Боевая организация со временем возродится вновь, но в ней не будет внедренного агента, а в этой есть. Полицию сотрясали интриги, там шла внутренняя борьба. И, возможно, у нас не хватает материала, чтобы понять логику этой борьбы, частью которой — втайне от них — стали предложения Гапона и торг Рутенберга.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Гапон - Валерий Шубинский», после закрытия браузера.