Читать книгу "Стоя под радугой - Фэнни Флэгг"

Дай думаю сяду да набросаю вам пару слов чтобы сказать как мне будет не хватать ваших ежедневных передач. Так приятно вас слышать, перестаешь чувствовать себя такой оторванной от города. Без вас и вашей семьи мне было бы одиноко и тоскливо. Временами мне кажется что Бобби и Анна Ли – и мои дети. Господи, неужели это закончится? Вы были прекрасной соседкой.

Ваша подруга

миссис Вернон Бошелл

Конец эры

Док наставлял молодого фармацевта, который должен бы занять его место, когда принесли рецепт. Увидев, кому предназначено сердечное лекарство, он кинулся домой. Они так и не попутешествовали. Осень в этом году выдалась теплая, и они часто сидели на качелях в саду, провожая солнце.

22 октября в студию вошел высокий худощавый диктор, посмотрел на часы. Ровно в 9.30 вместо передачи «Десятка хитов», выходящей сразу после новостей, люди с удивлением услышали:

– Дамы и господа, радиостанция УДОТ с грустью сообщает о смерти нашего друга. Вчера вечером Соседка Дороти мирно скончалась у себя дома, в Элмвуд-Спрингсе. У нее остались дочь Анна Ли и сын Роберт. Мы хотели передать наши глубочайшие соболезнования родным и сотням радиослушателей, которые знали и любили ее. Мы же, радиостанция УДОТ, в знак траура выйдем из эфира и почтим часом молчания память женщины, которой всем нам будет не хватать.

Закончить обращение мы хотели бы вот чем. Что такое жизнь? Лучшая и достойнейшая жизнь – это когда об ушедшем можно сказать, что при жизни он нес любовь и радость всем, к кому прикасался. Такой была женщина, которую все знали просто как Соседку Дороти. И хотя здесь, на земле, ее голос больше не прозвучит, мы хотели бы думать, что где-то там, в другом мире, люди включат приемник и услышат ее впервые. Прощай, дорогой друг.

1980-е

Страх

Хотя нет числа годам и часам, потраченным Нормой на волнения по пустякам, в миг настоящей опасности она одна сохраняла спокойствие и хладнокровие. Ни слова ведь не сказала ни Маку, ни тете Элнер. Близкие знали только, что Норма отправилась на ежегодный осмотр. Две недели она им ничего не говорила. В тот вечер после ужина, сложив посуду в посудомоечную машину и выключив свет в кухне, она подсела к Маку на диван в гостиной.

– Мак, я уверена, что это чепуха, но у меня на маммограмме небольшое уплотнение, и доктор Халлинг хочет сделать биопсию.

Мак почувствовал, как от лица отлила кровь.

– Так что я съезжу в среду. Я всего день-другой там пробуду, но ты не волнуйся, я приготовлю впрок, чтобы ты тут с голоду не помер, пока меня не будет.

Мак наконец обрел голос:

– Господи Иисусе, когда ты узнала?

– Две недели назад.

– И две недели ты молчала?

– Ну а чего тебя зря беспокоить. Я и сейчас-то говорю лишь потому, что меня могут оставить в больнице на ночь, смотря что найдут, и я не хотела, чтоб ты пришел с работы и начал гадать, куда я запропастилась.

– Ты сказала тете Элнер и Линде – она приедет?

– Нет. Я же говорю, нечего тут рассказывать, пока мы не узнаем, что это, может, вообще пустяки.

– Как ты могла от меня скрыть? Что с тобой такое?

– Да ничего такого, дорогой, просто не хотела тебя волновать, и все.

– Да я же твой муж, бог ты мой, кто ж так делает: да, кстати, знаешь, у меня, возможно, рак.

Он пожалел о своих словах в ту же секунду, как они вырвались. Однако Норма погладила его по голове, потрепала по плечу:

– Да ну, милый, нет у меня рака.

– А вдруг.

– Шансы невелики, но даже если есть, это не конец света. Доктор сказал, стадия ранняя.

– Так он думает, это рак?

– Нет, он имел в виду «если». Если и есть небольшой шанс, то мы вовремя его отловили.

Ночью Мак не мог заснуть, около трех встал, вышел во двор, по щекам его текли слезы. Не столько оттого, что он был напуган, сколько оттого, что ее храбрость всегда трогала его до невозможности.

Следующие несколько дней были настоящим адом. Мак хотел провести с ней всю оставшуюся жизнь, хотел просыпаться каждый день и видеть ее, и радоваться, что она тут, что она такая. Она была его женой, его любовью, матерью его ребенка, но больше всего – лучшим его другом.

Он сидел в комнате для посетителей и, пока ждал результатов операции, размышлял о времени – единственной вещи, которую нельзя остановить. В детстве сидишь на уроках и бесконечно ждешь звонка, а перемена проскочит – не заметишь. От рождественского вечера до утра – немыслимо долго. А теперь через несколько минут врач объявит им вердикт. Через эти несколько минут его жизнь навсегда изменится – или у них появится второй шанс.

Сознают ли люди в белых халатах за дверью операционной, на что они смотрят? Или думают о скором обеде, тогда как от того, что они обнаружат, навсегда изменится чья-то жизнь? Ему хотелось на всю больницу крикнуть: «Это моя жена, это вся моя жизнь, у вас в руках – все мое будущее». Он не выносил сидеть на пассажирском сиденье автомобиля, ненавидел летать на самолетах, поскольку там он ничего не контролировал, зависел от других. А теперь он зависит от этих людей в белых халатах. Да и поглядите на них – сплошь молодняк. Куда подевались дородные медсестры и седовласые доктора, которых он помнил по прошлому посещению больницы, когда на свет появилась его дочь, тридцать один год назад, и чему, черт побери, эта молодежь так радуется? Его бедная малышка может проснуться с одной грудью, и ей сообщат, что метастазы уже повсюду, что дело зашло слишком далеко. Почему, черт возьми, до сих пор не нашли лекарство от этой дряни?!

Зачем мы посылаем деньги по всему миру, тратим миллиарды на военный бюджет, на производство идиотских фильмов и телешоу? Люди умирают каждый день, а мы швыряем деньги на ветер! Почему их не отдают ученым, чтобы они изобрели средство? Странно это – рак ведь зверствует так давно, у кого-то наверняка уже есть ответ. Да, точно, просто остальным не говорят! Мак довел себя до белого каления, пока дожидался врача.

– Мистер Уоррен, опухоль была явно доброкачественная. Да и результат из лаборатории на биопсию пришел отрицательный. Некоторое время ей придется… – И тут же повернулся к проходившему мимо другому врачу: – Привет, Дюк, можешь добыть мне еще два билета на завтрашнюю игру?

Мак не слышал ответ Дюка. Он уже был на улице. Внутри больницы все было холодным и стерильным, а здесь он смог вдохнуть полной грудью. Он почувствовал, что улыбается всем подряд, и в этот миг поклялся себе: с этого момента его жена будет получать все, что захочет.

Потом ему пришлось напоминать себе об этой клятве. Когда год спустя Мак спросил, куда Норма хочет поехать на праздники, она сказала:

– Вообще-то есть одно место, куда я умираю хочу попасть, но ты вряд ли согласишься. Я всегда хотела побывать в Лас-Вегасе, послушать вживую концерт Уэйна Ньютона.