Читать книгу "Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов - Алексеев"

class="p1">Ну, махнули мы, а теперь, говорю, давайте за Людку, за ее первое, как говорится, боевое крещение… За ее женскую сознательность! За то, что она в этот трудный для нашего государства момент не стала увеличивать народонаселение, которого у нас уже столько, что никаких стенок не напасешься! И других товаров народного злоупотребления! Правильно я говорю, Марья Васильевна?.. И сиди, говорю, Марья Васильевна, не дергайся! Чего ты все время дергаешься! Сент в твою Экзюпери. А она говорит, так машина же с кефиром пришла, надо бы пойти разгрузить… А я ей говорю, а Володька-грузчик на что? А она мне говорит, так Володька-грузчик еще со Дня советской артиллерии не просыхает, он же бывший наводчик… Ох, говорю. Марья Васильевна, смотри, не будешь себя беречь, так тебя возле твоей стенки так и похоронят. Придется нам всем коллективом ходить к ней цветы возлагать… Кефир не прокиснет, если мы еще немного шампусика махнем… Ну, махнули мы, а тут и обеденный перерыв закончился… И девчонки по своим отделам разошлись… Одни мы с Людкой остались… А что, говорю, Людка, подружка моя ненаглядная, может, надо было ребеночка-то оставить?.. Может, из него кто-нибудь такой получился бы… Гений какой-нибудь… Ломоносов… А она на меня так это посмотрела, как дурак на презерватив… и говорит, ты что, с ума съехала, что ли? Какой еще Ломоносов?! Он что, Ломоносов, по-твоему, негром был?.. Как говорю, негром?.. А она — так, негром, дурочка, что ли?! Вот тебе и раз!.. Только тсс!.. Я вам ничего не говорила, вы ничего не слышали… Я ей и говорю, ну подумаешь, негр. Людк… Негром же у нас даже лучше быть, чем нашим, Людк… Во-первых, вечером, когда идешь, тебя не видно… Во-вторых, если ты негр и, например, такси голосуешь, так они сразу останавливаются… И, в-третьих, если ты негр, всегда можно политического бомбоубежища попросить… А Людка опять на меня так это странно посмотрела и говорит, ради бога, не надо мне сейчас про негров, а! И вообще про мужиков не надо. Я про них сейчас вообще даже думать не могу. Все! Баста! Теперь, говорит, у меня все будет, как по Марксу… Это ведь, говорит, кажется, Маркс сказал, что история развивается по спирали?.. Или Энгельс? В общем, один фиг. Кто бы ни сказал, все равно правильно. Теперь, говорит, и моя история будет по спирали развиваться… Только по импортной, а то с нашей спиралью опять залетишь… А теперь, говорит, давай шампусика хряпнем… И мы хряпнули… Так что вы меня извините… Я сегодня немножечко не в себе… Все-таки два таких события… стенку себе Марья Васильевна и вот Людка…

Перестройка

Одно из проявлений гласности — то, что воровать стали значительно больше.

Газеты и журналы.

Из почтового ящика.

Прут «Литературку», «Огонек», «Аргументы и факты», «Известия»! Известен случай, когда у одного гражданина увели журнал «Лен и конопля» со статьей о махинациях со льном и коноплей.

О взятках, злоупотреблениях, воровстве пишут сейчас настолько интересно, что вставать приходится раньше, чтобы не успели украсть газету.

Зато и рано вставать удается теперь значительно легче, чем раньше.

Помню, еще несколько лет назад все вокруг нагоняло сон: газеты, журналы, радио, телевидение.

Даже граница охранялась для того, чтобы мы могли спать спокойно. «И снился нам не рокот космодрома…»

Сны снились такие, как будто их снимали на киностудии Довженко: снились сплошные парторги и директора заводов.

И еще снилось нам, что мы догнали Америку по мясу и молоку. Понятно, трудно Америке бежать с мясом и молоком. А мы-то налегке.

Иногда мужчины и женщины собирались, чтобы вздремнуть вместе, и это называлось собранием, совещанием, конференцией или слетом передовиков.

Промышленность заснула так крепко, что непонятно, как ее теперь разбудить.

И вот ученые за различными «круглыми столами» спорят, как это сделать: резко или постепенно.

Лично меня, когда резко будят, я как чумовой делаюсь. Я спросонья такое могу натворить, что лучше б я век не просыпался.

Поэтому, может, и к ней надо подойти на цыпочках и тихонько-тихонько сказать: «Промышленность, вставай!»

…Да, времена были! Бывало, выпьешь кружку кофе — и на боковую. Кофе, что ли, был такой, что прямо валил с ног. Кофе стоил 4 рубля килограмм, все пили кофе и дрыхли как ночные сторожа.

Теперь кофе 20 рублей — а сна ни в одном глазу. Посмотришь «Прожектор перестройки» — три дня заснуть не можешь. Что обходится значительно дешевле, чем чашка зарубежного и в сущности чуждого нам напитка.

Зато цены на квас остались прежние. Цены на квас у нас самые устойчивые в мире.

Три копейки — маленькая кружечка, шесть — большая кружка.

А сколько стоит бутылочка ихней пепси-колы?

Полтинник!

Ну а у кого уровень жизни выше, у них или у нас, я вас спрашиваю?

Кроме того, можно ли из ихней пепси-колы приготовить нашу окрошку?

Черта с два!

А из нашего кваса — пожалуйста!

Не составляет также труда припомнить и его другие замечательные свойства.

И вообще чего только нельзя припомнить!

Если раньше наше общество страдало от склероза, то теперь оно страдает от памяти.

Вспоминают все и везде.

— Бабушка, бабушка! — спрашивает внучек, показывая пальчиком на название парохода. — Кто такой «Сергей Есенин»?

— Это, — отвечает бабушка, — бывший «Лазарь Каганович».

Старые дома тоже память.

Но еще по инерции дикторы Всесоюзного радио продолжают произносить бодрыми голосами: «С каждым днем хорошеет и молодеет наша Москва!» Будто мы не знаем, что молодеет она в основном с помощью бульдозеров. А ведь чем город отличается от женщины?

Город, он чем старше выглядит, тем у него больше шансов понравиться.

И пусть Москва смотрится на свои 800 с лишним, а древний Новгород на свои 1100 — и ни годом меньше.

Таганка, Пречистенка, Остоженка, Красные Ворота — для кого-то это, может, и пустой звук, а для меня целый мир воспоминаний. В 55-м автобусе мама везла меня из родильного дома. В 10-м троллейбусе, глядя из окна, я научился читать по уличным надписям.

«Плиссе, гофре», «Рыба», «Не влезай, убьет!», «Ресторан», «Мест нет», «Покупайте крабы» — все это мой букварь.

А в 23-м трамвае, в час пик, я познакомился со своей будущей женой.

Меня так прижали к ней, что как честный человек я вынужден был жениться.

И ничего, знаете, живем. И я надеюсь, доживем до тех времен, когда, например, над окошечком кассы кинотеатра я увижу табличку: «Инвалиды застоя и участники перестройки обслуживаются вне очереди».

Разрешите взлет

— …Девушка, а девушка, а воду разносить