Читать книгу "Космическая мифология - Антон Первушин"

Все эти умозаключения в пользу палеовизита Матест Агрест привел и в большой статье «Космонавты древности»5; к ней Казанцев написал предисловие. Ранее изложенное математик дополнил наскальными «фресками», обнаруженными французскими археологами на плато Тассили и идентифицированными им в качестве изображений пришельцев в скафандрах. Казанцев немедленно подхватил идею, благо восторженная атмосфера, воцарившаяся после полета Юрия Гагарина, располагала к обсуждению самых безумных гипотез, связанных с космонавтикой. В журнале «Смена» (№ 8–10, 1961) появилось большое эссе «Пришельцы из космоса», написанное в формате «беседы в кают-компании». В нем фантаст задолго до фон Дэникена приводил уже практически весь «малый джентльменский» набор аргументов: от перечисления артефактов типа Зальцбургского параллелепипеда и мегалитических сооружений наподобие Баальбекской веранды до мифологии «сынов неба».

Со временем «малый набор» вырос в «большой». При этом Казанцев не очень-то следил за совместимостью предлагаемых версий концепции палеовизита. Сначала он долго не мог определиться с родиной пришельцев, колеблясь между Венерой и Марсом; затем объявил, что «сыны неба» были выходцами с планеты Фаэтон — гипотетического мира, который якобы существовал между орбитами Марса и Юпитера, был разрушен ядерной войной и превратился в пояс астероидов. Еще позднее объявил пришельцев жителями планеты Солярия из системы Сириуса. Интереснее другое: по мере формирования палеокосмической мифологии Казанцев все чаще вовлекал в нее реальных исторических персонажей, которые так или иначе проявили себя в удобном для утверждения гипотезы смысле. Например, в повести «Тайна загадочных знаний» (1986), которая затем вошла составной частью в роман «Клокочущая пустота» (1989), он пишет о непосредственном контакте Сирано де Бержерака с «соляриями» — в общем-то, лишь потому, что знаменитый французский поэт-забияка некогда выпустил сатирическое сочинение «Иной свет, или Государства и империи Луны» (Histoire comique des États et Empires de la Lune, 1657), где в остроумной форме описал воображаемый контакт с селенитами и высказал соображение о том, что великие европейские философы получали информацию от жителей Луны или Солнца.

Впрочем, даже Казанцев не решился сделать то, на что сподобился другой известный советский теоретик палеовизитов — филолог Вячеслав Зайцев. В 1962 году он подготовил доклад «Космические реминисценции в памятниках древней письменности», с которым выступил на кафедре классической филологии ЛГУ и в Ленинградском отделении Союза писателей РСФСР. Рукопись получила распространение в самиздате, но ее отдельные фрагменты публиковались сначала в альманахе «На суше и на море»6, а позднее в провинциальном журнале «Байкал»7. Принципиальное отличие концепции палеоконтакта, предложенной Зайцевым, состояло в том, что основное внимание он уделил библейским преданиям, включая апокрифы. При этом филолог рассуждал довольно прямолинейно: нимбы он объявлял шлемами космонавтов, иудейские тфилин и талит — системой датчиков, молитву — телепатическим контактом, а Вифлеемскую звезду — космическим кораблем.

Зайцев предложил весьма оригинальную трактовку фресок, находящихся в монастыре Высокие Дечаны, расположенном в Косовской Метохии. Как установлено, они создавались в 1350 году. Встретив в югославском журнале рассуждения о том, что на фресках изображены объекты, похожие на первые советские спутники, филолог не только согласился с этим мнением, но и похожим образом интерпретировал икону «Воскресение Иисуса Христа», хранящуюся в Троице-Сергиевой Лавре. «На этой иконе мы видим Христа, находящегося в некоем вместилище обтекаемой формы, тоже отдаленно напоминающем космический корабль, стоящий на земле. Из нижней части вместилища в обе стороны идет дым, закрывающий ноги стоящим по бокам ангелам. Икона, несомненно, имеет апокрифический характер. Можно предположить, что существовал письменный апокриф, который толковал “воскресение” и “вознесение” Христа необычным образом, отличающимся от канонической церковной версии. Судьба этого апокрифа науке неизвестна. Возможно, он был уничтожен церковной цензурой или погиб в результате действия неумолимого времени». Иными словами, помимо очень сильного допущения, что «вместилище обтекаемой формы» на иконе является космическим кораблем, делается еще одно — о существовании уничтоженного апокрифа. Доказательство через отсутствие доказательства! Но почему бы в таком случае не предположить, что в апокрифе было описано, скажем, сжигание Христа на костре и именно его запечатлел иконописец? Сравнение же объектов на «дечанских» фресках с первыми спутниками скорее опровергает гипотезу палеоконтакта, чем утверждает ее, — вряд ли цивилизация, преодолевшая межзвездные расстояния, использует те же технологии, что и СССР в начале космической эры; к середине 1960-х серийные спутники уже выглядели совершенно иначе.

Смелые умозаключения Зайцева вызвали резкую отповедь со стороны ленинградской научной общественности. Против него выступили популяризатор Владимир Львов и преподаватель научного атеизма на философском факультете ЛГУ Михаил Шахнович; последний даже издал книгу «Современная мистика в свете науки»8, в которой заявил, что «антинаучные “изыскания”» ленинградского филолога «помогают укреплению веры в Библию как в “кладезь мудрости”, пробуждают интерес к ней». В университете была создана специальная комиссия «для научного рассмотрения так называемой гипотезы В. К. Зайцева», которая постановила, что публичные выступления филолога «безусловно вредны для дела атеистической пропаганды». В результате он ушел из университета, переехал в Минск, где стал работать в Институте литературы АН БССР, продолжая выступать с популярными лекциями.

Пик славы Агреста, Казанцева и Зайцева пришелся на 1973 год, когда на советских экранах появился фильм «Воспоминания о будущем» по книгам Эриха фон Дэникена. Примечательно, что названных теоретиков палеоконтакта можно увидеть в первых кадрах фильма, т. е. за советскими учеными как бы закреплялся приоритет в формулировке гипотезы. Важно понимать, что у Советского Союза в то время была репутация сурового бюрократического государства, в котором нет места паранауке, поэтому западные исследователи «непознанного» часто апеллировали к СССР, если вдруг становилось известно, что там проводятся телепатические опыты или собирается информация о НЛО. Так немецкий режиссер добавлял весомость последующим утверждениям, которые, если приглядеться к ним внимательнее, изобилуют фактическими ошибками.

Вообще говоря, поражает некритичность работников цензуры, которые выпустили этот фильм в советский прокат. Например, один из эпизодов киноленты посвящен полету на небо героя «гильгамешского» эпоса — звероподобного Энкиду; при этом, разумеется, утверждается, что подробности воздушного путешествия автор легенды мог почерпнуть, если только сам совершил его. Проблема в том, что в истории Энкиду нет никаких полетов — зато хорошо известна семито-аккадская поэма о царе Этане, которого поднял в небо орел. Проверить информацию не удосужились ни сам Эрих фон Дэникен, ни создатели фильма, ни специалисты, готовившие фильм к прокату в СССР.

Позднее идею подхватили сотрудники издательства «Молодая гвардия» и массового журнала «Техника — молодежи». В последнем была открыта рубрика «Антология таинственных случаев», которая вскоре превратилась в площадку для обсуждения не только палеофантастических концепций, но и проблем биоэнергетики, экстрасенсорики, уфологии, криптоистории и криптозоологии. Парадоксальным образом вся эта паранаучная смесь соединилась с русским космизмом и позднесоветской «почвеннической» идеологией. Среди теоретиков палеовизита того времени можно назвать Владимира Рубцова, Юрия Морозова, Игоря Лисевича и Владимира Щербакова. Ничего принципиально нового они к теме не добавили, но зато их усилиями широкие массы отечественных читателей оказались подготовлены к тому, чтобы с радостью принять любые варианты псевдорелигиозной концепции инопланетного происхождения богов.