Читать книгу "Филипп Август - Жерар Сивери"

Итак, миропомазание 1 ноября 1179 года дало Франции второго короля, в котором у нее была большая нужда. Разбитый односторонним параличом, Людовик VII всё больше и больше отстранялся от дел. Будучи уже не в силах держать бразды правления, он ожидал смерти, которая наступила 18 сентября 1180 года. Английский хронист Рауль де Дицето явно позволил себе злословить, когда написал, что юный король выкрал у своего отца королевскую печать — ту самую, большую государственную печать, на лицевой стороне которой был изображен король с короной на голове, восседающий на троне, с одним цветком лилии и скипетром в руках, тогда как другая сторона была усеяна цветками лилии. Но разве прежде Людовик VII не дал понять со всей очевидностью, что он желает короновать своего сына и назначает графа Фландрского ему в помощники для управления королевством? Кроме того, печать не являлась личной собственностью короля. Ответственность за нее нес канцлер или, в его отсутствие, хранитель печати. Это разделение функций между королем и сановником, отвечавшим за подлинность официальных актов, было мудрой предосторожностью. Слишком боялись произвольных решений монарха, который мог впасть в безумие или стать жестоким и кровожадным в приступе гнева.

Что же по этому поводу сообщают документальные источники? После смерти канцлера Гуго де Шанфлёри в 1172 году эта должность оставалась вакантной долгое время. Только в 1179 году на нее был назначен Гуго де Пюизе. Когда Филипп был коронован, новый канцлер остался подле него с согласия его отца. Следовательно, юный принц не мог украсть королевскую печать, которая была доверена канцлеру. Не следует также усматривать в присутствии хранителя королевской печати подле Филиппа какой-нибудь знак серьезного недоверия. Таково было общее правило, и новый король должен был ему следовать.

Проверка королевских актов подтверждает спокойный переход власти от отца к сыну. С ноября 1179 года по сентябрь 1180 года несколько документов было составлено от имени двух королей, и корреспонденция, поступавшая из провинции, была адресована, как правило, Людовику VII и его сыну. Между тем, начиная с апреля 1180 года, большая часть официальных актов содержит только имя Филиппа, однако юный король часто ограничивался тем, что подтверждал прежние дарения и постановления своего отца, например, по поводу освобождения королевских сервов в округе Орлеана[34].

Впрочем, миропомазание Филиппа и присутствие подле него канцлера с королевской печатью не были достаточными условиями для того, чтобы обеспечить ему реальную власть. Все источники сходятся в одном: крестный отец короля, граф Фландрский, Филипп Эльзасский, верховодил в правительстве. Людовик VII назначил графа Фландрского опекуном при своем сыне по согласованию с представителями фамилии Дрё и Робером Клеманом, которые больше не желали терпеть удушающего влияния шампанцев. Они придумали это средство, чтобы оттеснить от власти шампанский клан. В связи с этим раздосадованные англичане высказывали опасения, как бы французы не пострадали слишком сильно от тирании графа Фландрского. Адель и ее братья были еще более недовольны.

Королева и некоторые из ее братьев не присутствовали на коронации. Однако после дня Всех Святых 1179 года и в течение нескольких последующих месяцев супруга Людовика VII и Генрих Щедрый, граф Шампанский, время от времени наведывались ко двору. Поэт Конон Бетюнский позволяет почувствовать царившую там ядовитую атмосферу. Этот стихотворец из славного рода, кузен графа Бодуэна де Эно, сопровождал Филиппа Эльзасского в Париже. Но его пикардийский выговор и стихи не нравились королеве и уж тем более жене графа Шампанского, которая, как дочь Алиеноры Аквитанской, отстаивала традиции великой куртуазной поэзии. Королева даже порицала и отчитывала Конона в некоторых случаях[35]. Эти литературные ссоры, которые обрекали на молчание певца-поэта из Артуа, униженного слишком частыми насмешками[36], не мешали тем не менее графу Фландрскому править твердой рукой.

Превосходный администратор, Филипп Эльзасский пользовался солидной репутацией организатора. Приведя к покорности свою знать[37], он предложил фламандским судовладельцам и купцам необходимые порты, осушенные равнины и болота. По возвращении из Святой земли он мог свободно заниматься другими делами. Разве королевская власть не была заинтересована в том, чтобы дать простор для его амбиций? С одной стороны, это позволило бы сдерживать властные притязания шампанцев, а с другой, у графа стало бы меньше поводов к тому, чтобы завязать союзы, опасные для власти Капетингов, и сколотить еще более обширные владения на севере королевства. Правда, граф Фландрский не был настолько самонадеян, чтобы заявиться в Париж с собственной правящей командой или же прибрать к рукам всю королевскую администрацию; поэтому его деятельность не производит впечатления смены правительственного курса.

Появление в правительстве Филиппа Эльзасского не отразилось на методах руководства королевской власти даже после отъезда со двора сенешаля Тибо, графа Шартра и Блуа, который удалился в свои земли в марте 1180 года. Королева Адель присоединилась к нему в том же месяце. Шампанцы наконец поняли, что их присутствие рядом с молодым королем нежелательно. Это стало тем более очевидно к концу 1179 года, когда Этьен де Сансер, брат королевы, составил заговор и поднял вооруженный мятеж против короля Филиппа[38]. Граф Фландрский помог своему крестному сыну победить и доказал свою эффективность в еще одном случае. Ему потребовалось совершить лишь небольшую экспедицию, чтобы прекратить набеги некоторых феодалов, которые разграбили имущество церковных обителей в Берри, долине Соны и окрестных землях[39].