Читать книгу "В каждом сердце – дверь - Шеннон Макгвайр"

– Радость-то какая, – буркнула себе под нос Джек. – Обожаю сидеть на допросе два дня подряд.

Ланди ничего не ответила и спокойно вышла из комнаты. Как только она исчезла, в дверях возникла Элеанор, сияя улыбкой.

– А теперь, крошки мои, всем послушным девочкам и мальчикам пора в постель, – сказала она и хлопнула в ладоши. – Давайте-ка быстренько. Спите сладко, постарайтесь не лунатить и, сделайте одолжение, не будите меня в полночь, пытаясь вызвать портал в кладовке на первом этаже. Все равно ничего не выйдет.

Ученики поднялись и разбрелись кто куда – кто парами, кто поодиночке. Суми вылезла в окно, и никто не сказал ни слова по этому поводу.

Нэнси вернулась в свою комнату и обрадовалась, увидев, что она вся залита лунным светом, и в ней царит тишина. Она сняла платье, переоделась в белую ночную рубашку – из той кучи одежды, что дал ей Кейд, – и вытянулась на кровати, поверх покрывала. Закрыла глаза, замедлила дыхание и погрузилась в сладкий, неподвижный сон. Первый день закончился, и будущее ждало ее.

Ориентирование с Ланди на следующее утро оказалось занятием по меньшей мере странным. Проходило оно в маленькой комнатке, бывшей когда-то кабинетом. Теперь там развесили классные доски, и вся комната пропиталась запахом мела. Посреди всего этого стояла Ланди со стремянкой, которую она переставляла от одной доски к другой, когда нужно было взобраться повыше и дорисовать верхнюю часть какой-то сложной диаграммы. Такая необходимость возникала с пугающей частотой. Нэнси тихо и неподвижно сидела на единственном в комнате стуле, пыталась вникнуть в происходящее, и голова у нее шла кругом.

Объяснения Ланди об основных направлениях порталов были, пожалуй, даже менее внятными, чем у Джек: в них было задействовано гораздо больше диаграмм и еще кое-какие комментарии о побочных направлениях, вроде Каприза или Сумасбродства. Нэнси прикусила язык, чтобы не задавать вопросов. Она очень боялась, что Ланди начнет на них отвечать, и тогда голова, чего доброго, просто лопнет.

Наконец Ланди замолчала и выжидательно взглянула на Нэнси.

– Ну что? – спросила она. – Есть какие-нибудь вопросы, мисс Уитмен?

Около миллиона, и все они так и просились на язык, даже те, которых она не хотела задавать вообще. Нэнси глубоко вздохнула и начала, как ей казалось, с самого легкого:

– Почему здесь так много девочек, а мальчиков почти нет?

– Потому что «мальчишки есть мальчишки» – это такое самоисполняющееся пророчество, – ответила Ланди. – Они такие шумные обычно, что их очень трудно потерять или не заметить. Если они пропадают из дома, родители сразу же отправляются на розыски, чтобы вытащить их из болота или какого-нибудь лягушачьего пруда. Это не врожденное. Это результат воспитания. Но из-за этого они не успевают добраться до дверей и остаются дома, в безопасности. Назови это иронией, если хочешь, но мы так дрожим за наших мальчиков, так боимся, как бы они не попали в какую-нибудь историю, что у них не остается ни малейшего шанса это сделать. Молчание мужчин привлекает наше внимание. Молчание женщин решает нашу судьбу.

– А-а, – протянула Нэнси. Как ни ужасно, тут была какая-то правда. Почти все мальчики, которых она знала, действительно были шумными, и родители и друзья в них это поощряли. Даже спокойные по натуре вели себя буйно, чтобы не вызывать осуждения и насмешек. Где же им было незаметно проскользнуть в старый шкаф или в кроличью нору и исчезнуть, не вызвав тревоги? Их бы тут же отыскали и уволокли домой – они просто не успели бы добраться до заколдованного зеркала или подняться на запретную башню.

– Мы всегда открыты для мальчиков, но их просто мало.

– Здесь все… кажется, все хотят вернуться. – Нэнси помолчала, пытаясь сформулировать вопрос, вертевшийся на языке. Наконец она спросила: – Почему все этого хотят? Я думала, люди, которые пережили что-то подобное, обычно хотят вернуться к прежней жизни и забыть о том, что знали какую-то другую.

– Разумеется, наша школа не единственная, – сказала Ланди. Она улыбнулась удивлению Нэнси. – А что же вы думали, мисс Уэст в состоянии подобрать каждого ребенка, который когда-то провалился внутрь какой-нибудь картины и обнаружил за ней волшебный мир? Такое происходит во всем мире, знаете ли. Уже из-за одного языкового барьера собрать всех в одном месте было бы невозможно, да и расходы какие. В Северной Америке работают две школы – эта и еще одна такого же типа, в штате Мэн. Вот там те, кому их путешествия пришлись совсем не по душе, учатся жить будущим. Учатся забывать.

– А мы, значит, здесь затем, чтобы… что? – спросила Нэнси. – Научиться жить прошлым? Элеанор одевается так, будто все еще живет в Зазеркалье. Суми… – Для Суми у нее просто не нашлось подходящих слов. Она умолкла.

– Суми – классический пример человека, который всей душой принял мир Крайнего Абсурда, – сказала Ланди. – Ее нельзя винить в том, что этот мир из нее сделал, точно так же, как вас нельзя винить в том, что вы, по всей видимости, перестаете дышать, когда на вас никто не смотрит. Ей придется долго работать, чтобы снова научиться видеть внешний мир, и она должна захотеть это сделать. Именно это определяет, какая школа лучше подходит для вас: ваши желания. Вы хотите вернуться назад, и поэтому держитесь за те привычки, которые приобрели во время путешествия – лишь бы не признаваться себе, что путешествие закончилось. Мы не учим жить прошлым. Мы не учим забывать. Мы учим жить дальше.

Оставался еще один вопрос, который необходимо было задать, вопрос более важный и болезненный, чем все предыдущие. Нэнси закрыла глаза, позволив себе на мгновение погрузиться в неподвижность. Затем открыла и спросила:

– Сколько из нас вернулись?

Ланди вздохнула.

– Каждый ученик, с которым я проводила ориентацию, задавал этот вопрос. Ответа мы не знаем. Некоторые, такие, как Элеанор, как я, возвращаются снова и снова, пока не останутся в каком-то из миров навсегда, а для кого-то первое путешествие остается последним. Если ваши родители решат забрать вас домой или вы сами решите уйти, мы так никогда и не узнаем, что случится с вами дальше. Я знаю о трех учениках, которые вернулись в свои прежние миры. Два из этих миров были мирами Крайней Логики, и тот и другой – волшебные страны. Третий принадлежал к Крайнему Абсурду. Подземный мир, вроде того, где побывали вы, хотя вряд ли тот же самый. Путь к нему вел через зеркало и открывался в полнолуние. Девушка, которая ушла от нас в этот мир, уехала домой на каникулы, и там дверь открылась для нее во второй раз. После этого ее мать разбила зеркало. Позже мы узнали, что она тоже в свое время побывала там – это был наследственный портал – и хотела избавить дочь от трагедии возвращения.

– О… – еле слышно выдохнула Нэнси.

– Вероятнее всего, мисс Уитмен, вы останетесь в этом мире до конца своих дней. Может быть, начнете рассказывать о своих приключениях, когда они станут далекими воспоминаниями, и говорить о них будет не так больно. Для многих наших выпускников такие рассказы стали своего рода катарсисом и принесли определенную пользу. – Лицо у Ланди было печальное, но доброе, как у врача, который уже поставил смертельный диагноз. – Я не утверждаю, что ваша дверь закрылась навсегда: мы никогда не можем знать с уверенностью. Но скажу вам, что шансы у вас были невелики с самого начала, и сейчас они тоже невелики. Говорят, молния никогда не ударяет дважды в одно и то же место. Однако то, что в вас дважды ударит молния, гораздо более вероятно, чем то, что вы найдете еще одну дверь.