Читать книгу "Княгиня Ольга. Зимний престол - Елизавета Дворецкая"

– Ну, хочешь, я позову кого-нибудь и мы тебе станцуем?

Акилина ловко извернулась, не вставая, и переместилась, положив голову Хельги на колени. За три месяца похода она отъелась и посвежела, монастырская худоба и бледность уступили место здоровому румянцу, золотистые волосы заблестели, белые руки округлились. Девчонкой Акилина попала в дом одного учителя риторики, где прислуживала его ученикам, потом один уговорил ее бежать с ним… Потом она несколько лет зарабатывала на хлеб, слоняясь по улицам Константинополя близ книжных лавок, и умение красивой девушки поддержать беседу хоть о Гомере, хоть об Аристотеле очень способствовало поиску желающих прикупить по случаю немного любви. Хозяева лавок даже подкармливали ее и порой прятали от стражи: многие ходили сюда в надежде скорее на встречу с ней, чем на новый список научного труда. Но однажды она попала в облаву городской стражи и очутилась в обители Марии Магдалины близ стен столицы, иначе – монастыре Раскаяния. Триста лет назад его учредила для своих бывших товарок василисса Феодора, сама в прошлом танцовщица. К счастью, Акилина пробыла там всего месяца три – и ничуть не огорчилась, когда набег русов на окрестности Константинополя вырвал ее из добродетельной жизни. Причем теперь, под покровительством щедрых и удачливых воинов, десятка два бывших монахинь, вернувшихся к прежнему ремеслу, жили куда лучше, чем в те времена, когда слонялись по рынкам, улицам и кладбищам, отыскивая случайного охотника до их красоты. «Вот теперь я вижу, что Бог и правда не забывает никого!» – говорила Феби.

– Не надо никого звать… – рассеянно ответил Хельги и опустил руку – туда, где сквозь золотистую, как солнечный свет, ткань просвечивали самые соблазнительные плоды Греческого царства.

Акилина замурлыкала и изогнулась, давая понять, что может станцевать и сама…

Раздался свист. Хельги резко повернул голову: от колонны у входа в садик ему махал Ольвид.

– Там греки приехали! Чуть ли не от кейсара. Говорят, переговоры предлагают!

Акилина выпрямилась и села, и очень вовремя: Хельги мгновенно оказался на ногах.

– И где они?

– Славояров дозор привел. Там кентарх с десятком. Просят заложников. Если дадим, говорит, завтра приедет мечник от провеси… вести… тьфу, – еще не все греческие слова легко давались данам Хельги, – ну, главному их хёвдингу по нашим делам.

* * *

Если бы спафарий Ермий, доверенный помощник Феофана, слышал, как тот именует Хельги «царем Никомедийским», то теперь признал бы, что отдающая нелепостью доля правды в этой шутке была. Архонт скифов, по имени Эльг, принимал его в триклинии Диоклетианова дворца, сидя на мраморном кресле стратига Стахия, одетый в лучшее Стахиево платье. Родимое пятно на левой щеке и шее слева напоминало засохшую кровь и заставляло содрогаться – казалось, это зримый знак присущих варварам жестокости и звериной дикости. Длинные русые волосы указывали на весьма знатный род и подтверждали его право носить имя верховного правителя Росии. Вдоль триклиния с одной стороны выстроились его бородатые, краснолицые бояре, тоже все в шелковых камизионах и диветисионах с чужого плеча, а с другой – воины, все как один рослые, светловолосые, в дорогих доспехах. За шелковыми занавесями по сторонам покоя играли свирели и кифары. Ермий силился скрыть удивленную усмешку, но не мог не признать: вышло весьма похоже на прием у василевса, когда с одной стороны стоят высшие сановники, а с другой – телохранители-«львы». Кстати, набираемые из норманнов и очень схожие видом с этими своими соплеменниками. Отличие состояло лишь в том, что шлемы и панцири у телохранителей были разные, а среди сановников не нашлось ни одного евнуха – сплошь бородачи.

– Кесаря Эльга и его супругу надлежит приветствовать, припадая к стопам, – на хорошем греческом языке сообщил ему толмач и провожатый.

Звали его Николай, и был он, судя по всему, из слависиан, что еще Юстинианом были триста лет назад перемещены сюда десятками тысяч.

– Таким образом дозволено приветствовать лишь самого василевса, – возразил Ермий – рослый, лысеющий человек средних лет.

Неустанные труды подорвали его здоровье: он постоянно покашливал, щеки под черной бородой были впалыми, смуглая кожа плотно обтянула высокий лоб.

– Не нравится – поворачивай назад, – буркнул Николай. – До ворот я провожу.

«Непременно добейся свидания с ним! – вспомнил Ермий наставления патрикия Феофана. – Добейся, чтобы он тебя выслушал».

Ну, что же – как ни борется церковь с остатками эллинских обычаев, на Брумалии женщины переодеваются мужчинами, рабы – господами. Если думать, что сейчас на Брумалии, то можно в шутку поклониться варвару, будто он василевс – кормчий христианского корабля. Главное, никому потом об этом не рассказывать, чтобы не сочли за измену…

А очутившись перед самозванным августом, Ермий понял, откуда у того познания в дворцовом обиходе. Рядом с его троном стоял еще один, поменьше, и на нем сидела женщина лет семнадцати, белокурая, очень красивая, одетая в яркие шелка с золотой вышивкой и самоцветной каймой. Если бы Ермий не знал, кто она такая, то легко поверил бы, что скифский архонт и впрямь привез свою жену-архонтиссу.

Но Ермий ее знал, хоть и понаслышке. Это была Акилина, беглая монахиня из монастыря Марии Магдалины. Ее привезли туда среди других гулящих девок, чтобы вернуть на путь спасения. Но там же, с позволения брата-патриарха, ее и других таких монахинь, молодых, красивых и искусных в любви, посещали младшие василевсы, Стефан и Константин[13]. Поэтому исчезновение этих девушек, Акилины и Танасии, из монастыря после набега варваров стало широко известно в Мега Палатионе и Великом Городе – об этом говорили под рукой, и тем не менее знали все.

И если не думать о том, что это всего лишь потаскуха с Месы, то ничего удивительного, если ее удостоили своим вниманием младшие василевсы, а скифский архонт приблизил к себе и даже величает супругой. Родись эта женщина в Порфировой палате, где появляются на свет царские дети, – о ее красоте ходили бы сказания по всему обитаемому миру, превознося как новую Прекрасную Елену. Впечатление от красоты портило лишь вызывающее, почти хищное выражение глаз небесной голубизны: это были глаза не монахини, а волчицы. Истинная пара для вождя скифов, прославленных жестокостью нравов.

Царский уклад не позволяет царице в Мега Палатионе принимать гостей вместе с венценосным супругом. Августе они приходят поклониться отдельно, в присутствии ее собственного двора из знатных жен и евнухов. Но варварская «царица» Акилина желала присутствовать при том, как царедворцы настоящего августа будут лобызать башмак ее нового скифского «супруга». Возле ее трона столпились женщины, такие же нарядные и увешанные украшениями, – пересмеивались между собой, глядя, как Ермий приближается к бывшей потаскухе. Одетые как «опоясанные зосты», они сохранили повадки девок, кому не привыкать толкаться среди мужланов.