Читать книгу "Рельсовая война. Спецназ 43-го года - Владимир Першанин"

Лейтенант шагнул вслед за начальником санчасти в просторную землянку. Здесь ему предстояло работать, оперировать раненых и не показывать удивления, что мало света, люди лежат на нарах, а с потолка капает талая вода.

В апреле вместе с теплом пришло бездорожье. До лагеря немецкая техника добраться не могла. Но оставались ещё авиация и мобильные полицейские группы, хорошо знавшие местность.

Особую активность проявляли начальник Вяземского полицейского участка Савва Гуженко и выписавшийся из госпиталя Тимофей Качура, его заместитель. Глубокая ножевая рана, полученная в схватке с сержантом отряда «Застава» Петром Чепыгиным, давала о себе знать, но полицай не отставал от своего начальника.

Бывший кавалерист Гуженко сформировал конную разведгруппу, не боявшуюся бездорожья. Как правило, за ней следовало пешее отделение с повозкой и станковым пулемётом. Савва уверенно набирал авторитет у немецких властей и становился заметной фигурой в районе.

Его поддерживал начальник районной управы, бывший исполкомовский работник Антон Бронников. Перед войной Бронникова собирались поставить председателем райисполкома. Он появился в районе вместе с семьёй и быстро продвигался по служебной лестнице.

Окончив институт (мало кто имел в то время высшее образование), Антон Леонидович Бронников был энергичным руководителем, хорошо знал немецкий язык и, не колеблясь, перешёл на сторону новой власти. Вместе с ним работала его жена, привлекательная, со вкусом одетая женщина, также имевшая высшее образование.

Они создали в районной управе ядро из активных приверженцев новой власти, выпускали газету, где довольно умело изобличали Компартию и руководство страны. Бронников добился самостоятельности для некоторых колхозов, где появились фермы, а крестьяне получили относительную свободу.

Новый глава управы был умелым оратором. На собраниях и митингах он обличал сталинский режим, жёстко проведённую коллективизацию, больно ударившую по большинству крестьянских хозяйств. Не забывал он напоминать о голоде тридцать третьего года, массовой высылке в глухие края наиболее активных и умеющих работать на земле зажиточных крестьян.

Это не могло не сказаться на отношении многих крестьян к партизанам и отряду НКВД «Застава», которых Бронников умело представлял в роли лесных бандитов.

– К концу сорок третьего года германская армия завершит войну на Востоке, – провозглашал он на каждом митинге или собрании. – Сталин после семи месяцев тяжёлых боёв на износ сумел ценой огромных потерь добиться победы под Сталинградом. Но ни в одной советской газете не говорится, что только за первые два года войны Красная Армия потеряла погибшими два миллиона наших братьев, а сдались в плен, не желая воевать за чуждую им советскую власть, более трёх миллионов бойцов и командиров. Сталину уже нечем воевать, он практически лишился своей армии.

По-разному воспринимали люди эту агитацию. Все видели огромные колонны наших военнопленных, разбитую технику, отчётливо представляли, как глубоко вторглись немецкие войска в глубь страны. Но радовались таким «успехам» немногие. Большинство воспринимали речи Бронникова с плохо скрытой враждебностью.

– Это наши братья погибли, а не его. Чему радуется?

– Хвалится, что Сталина победили, а фрицы три дня траур после Сталинграда справляли. Говорят, вся степь над Волгой побитыми да замёрзшими фрицами до сих пор усеяна.

– Не взять Гитлеру Россию! Хвалился, что за пару месяцев победит, а завяз так, что и за два года расхлебать не может.

– Наполеон тоже широко шагал, а всю свою армию в лесах замерзать оставил.

Такие сведения получал от своих доверенных людей старший лейтенант Авдеев и докладывал Журавлёву.

Фёдор Кондратьев сжимал тяжёлые кулаки и скрипел зубами.

– Крепко нам этой зимой досталось. Сколько хороших ребят погибли. Надо действовать, показать, кто здесь хозяин.

Ему поддакивал комиссар Зелинский, но Журавлёв не торопился. Не ошибся в своё время генерал Судоплатов, назначив капитана-пограничника командиром особого диверсионного отряда НКВД.

Иван Макарович Журавлёв сумел объединить действия партизанских отрядов «Сталинцы» и «Смерть фашизму», провести ряд успешных операций, взорвать более десятка немецких эшелонов, разгромить крупный вражеский гарнизон в селе Вязники.

Не всякий полк, действующий на передовой, способен нанести такой урон фашистам. А ведь отряд «Застава» и в лучшие времена не дотягивал по численности даже до сотни бойцов. Воевали умело и грамотно, сумев повести за собой местных партизан.

Но сейчас ещё не время для крупных ударов. В отряде много новичков, требующих хотя бы минимальной подготовки. Однако Большая земля торопит.

– Ти-ти-та-та, – выстукивают рации, принимая шифрограммы с Большой земли. – Почему не шлёте отчёта о боевых операциях? Требуем активизировать удары по врагу. Бездействие в сложившейся обстановке недопустимо.

Читая листок с суровым текстом, Журавлёв бормотал:

– Хорошо, хоть в трусости не обвиняют.

В дверном проёме командирской землянки появился старшина Будько. Вежливо кашлянул в усы и доложил:

– Муки на два дня осталось, Иван Макарович. Надо что-то делать. Количество бойцов за полсотню перевалило, снабженцы не успевают продовольствие добывать.

– Заходи, Яков Павлович, – сжигая над пепельницей шифрограмму, сказал Журавлёв. – Будем думать…

Без еды никуда не денешься. Но не менее важно возрождать боевую активность отряда.

Ушли на задание сразу две группы. Подрывники во главе с Фёдором Кондратьевым и новым специалистом-минёром, старшим лейтенантом Труновым, отправились к железной дороге с минами замедленного и нажимного действия.

На просёлочной дороге выбрал место для засады лейтенант Мальцев. С ним вместе неизменный спутник – снайпер Василь Грицевич, сержант Пётр Чепыгин, ещё кое-кто из опытных пограничников и человек семь новичков. Отряд «Застава» снова разворачивал боевые действия, налаживая связь с партизанами.

Сёла и мелкие деревни жили своей непростой жизнью. Приходили в себя после голодной зимы, набегов немецких карательных отрядов и полицаев, которые всегда уносили чьи-то жизни.

Рябов Матвей, выпущенный живым из полицейского участка, с утра до ночи работал на своём подворье, почти не появляясь на улице. Вся маленькая деревня Озерцы ополчилась на него, бросали камни в окна, материли Матвея и его семью.

– Продался немцам, гадюка! Из-за тебя двоих невинных людей расстреляли, два дома сожгли.

– Наши придут – будешь на собственных воротах висеть.

Даже старший сын Матвея, четырнадцатилетний парень, не верил отцу. Младшие молчали и тоже не высовывались из дома.

– Ты-то мне веришь? – кричал он жене. – Никого я не выдавал, Сова меня травит, предателем выставил.

Когда однажды ночью сгорела банька Рябовых и едва удалось отстоять от огня хозяйственные пристройки, с женой Матвея произошла истерика.