Читать книгу "Маленькие женские тайны - Мэри Каммингс"

Услышав, что Томми «в целях безопасности» оставил ее без домработницы, Клодин сразу подумала, что это безобразие (она-то наоборот, хотела попросить миссис Кроссвелл, пока в доме посторонние люди, приходить не два раза в неделю, а чаще!) но лишь на следующий день в полной мере осознала, какое это вопиющее свинство.

После завтрака Арлетт с контрразведчиками дружно подхватились и уехали — на сей раз на похороны отца Арлетт. Француженка, вся в черном, выглядела воплощением скорби — будто не она за завтраком хихикала и поддразнивала Перселла, который сначала подозрительно разглядывал незнакомое блюдо — яичную кашку, зато потом взял вторую порцию и чуть ли не тарелку вылизал.

Они уехали — а Клодин осталась. Наедине с неубранной квартирой и горой грязной посуды.

В довершение всего обнаружилось, что с трюмо пропала объемная тушь для ресниц. Стоявшие рядом баночки и флакончики были немного сдвинуты, чтобы не бросалось в глаза пустое место.

Сомневаться, кому именно могла понадобиться элитная косметика, не приходилось — как-то сложно было заподозрить в этом Перселла или Брука. Томми же, если бы Арлетт выклянчила у него тушь, не стал бы тратить время на то, чтобы замаскировать недостачу — он прекрасно знает, что при кажущемся хаосе на трюмо у Клодин там все наперечет и каждый флакончик стоит на своем месте.

Он снова, уходя, не поцеловал ее… Вчера, когда они легли спать, попытался обнять — она сердито отпихнулась локтем, отодвинулась на край кровати.

— Ты чего?

— Ничего.

Он потеребил ее за плечо.

— Чего ты на меня дуешься?

— А чего ты ей мою львицу давал трогать? — сказала Клодин, понимая, что это звучит по-детски, но надеясь, что он все же поймет, почему она обижена.

— А, ты об этом… — равнодушно поморщился Томми.

Она думала, что он снова потянет ее к себе, обнимет… скажет что-то, может быть, они даже слегка поссорятся — а потом помирятся. Но он… он просто отвернулся и через минуту уже спал.

А она осталась одна на краю кровати — никому не нужная…

Квартира казалась бесконечной — коридор, спальни; паркет, ковер, снова паркет… Руки ныли от усталости, ревущий пылесос казался злобным зверем, врагом — Клодин сжимала его трубу все сильнее и сильнее, как если бы это была лилейно-белая шейка француженки.

Вчера вечером тушь еще была — она точно помнила, что, причесываясь, видела золотистый футлярчик. Значит, утром, пока она была на пробежке, девчонка успела побывать в их спальне. Только за тушью — или?.. Об «или» не хотелось даже думать.

Когда она уходила, Томми еще спал, когда вернулась — был в душе. После обычного утреннего получаса на велотренажере — или?..

На подоконнике в спальне обнаружилась чашка с остатками кофе. Клодин попробовала — как раз такой, как любил Томми, крепкий и несладкий. Но он никогда в жизни не пил кофе в спальне!

Воображение невольно рисовало себе их — вместе, в постели. Арлетт лежит на спине, Томми, опершись на локоть, смотрит на нее сверху. Его руки кажутся такими большими рядом с ее субтильным телом… а кожа у нее белая-белая…

Нет, ну нет, нет! Не может этого быть, не может!

На глаза наворачивались слезы — поначалу Клодин смахивала их, потом, отшвырнув шланг, ушла в спальню, рухнула на кровать и зарыдала. С облегчением — оттого что наконец-то можно было не сдерживаться и не притворяться ни перед кем, даже перед самой собой, что у нее все в порядке.

Не все в порядке! Не все!

Она плакала и плакала; порой останавливалась, но через минуту не выдерживала и вновь заливалась слезами.

Наконец слез больше не осталось; голова слегка кружилась, была легкой и пустой, и в ушах от этой легкости тихонько звенело. Клодин сползла с постели и пошла умываться, по пути глянула на себя в зеркало — глаза красные, физиономия распухшая… Жуть!

Убирать больше не было ни малейшего желания. Посуду она вымыла, спальни убрала, кухню тоже — осталась тренажерная, библиотека и холл… Ну и черт с ними! В конце концов, Томми тоже может что-то по дому сделать, руки не отвалятся, тем более что тренажерная — его «вотчина», она тренажерами почти не пользуется.

Проверив стоявшую на трюмо шкатулку и убедившись, что все на месте, Клодин выбрала самые ценные и любимые украшения, отнесла их в библиотеку и сунула в сейф; вернулась и села перед зеркалом приводить в порядок лицо — в таком заплаканном виде выходить из дому было нельзя.

Через сорок минут она уже покидала квартиру, заодно прихватив стоявшие у двери мешки с мусором. Поэтому вышла не на улицу, а во двор и столкнулась — в прямом смысле этого слова — с молодым человеком, высоким и тощим, с ног до головы одетым в черное: черные ботинки, черное пальто и черная вязаная шапочка на голове.

Он шарахнулся в сторону.

— Простите, мисс! — в речи его чувствовался ирландский акцент, глаза, тоже черные и очень выразительные, резко выделялись на бледном лице и были обведены синеватыми кругами, словно их владелец неумело экспериментировал с косметикой.

— Ничего, — улыбнулась Клодин.

Он продолжал смотреть на нее с каким-то странным выражением, чуть ли не с испугом.

Несмотря на скверное настроение, Клодин про себя усмехнулась: в самом деле, в сочетании с элегантным кашемировым пальто и сумкой от Dior мусорные мешки наверняка смотрятся весьма нелепо!

К счастью, тащить этот неудобный груз ей пришлось недалеко — только через двор перейти.

Избавившись от мешков и направляясь к ведущей на улицу арке, она подумала, что первое, что надо сделать — это поехать и купить новый сотовый телефон. Современному человеку без мобильника жить просто невозможно!

Телефон?!..

Казалось, бог ответил на ее мысли — прямо перед ней, у самого поворота под арку, лежал сотовый телефон. Более того, в первый момент Клодин показалось, что это ее сотовый телефон — тот самый, который она потеряла!

Она быстро огляделась, нагнулась… увы, одного прикосновения к лежавшему на асфальте предмету хватило, чтобы убедиться, что это всего лишь крышка от сотового телефона той же модели, что была у нее, с разбитым экранчиком.

Отбросив обломок в сторону, Клодин вздохнула: нет, чудес не бывает…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Говорят, первый кризис в супружеской жизни наступает примерно через год после свадьбы…»

День… еще день, еще…

С Арлетт Клодин держалась вежливо, с Бруком и Перселлом — дружелюбно. Хотя с Бруком это было сложновато — мешало его повышенное самомнение, которое нет-нет — да и давало о себе знать.

Перселл же, самый старший по возрасту и самый младший в «иерархии» контрразведчиков, был милейшим человеком, спокойным и доброжелательным. За свою жизнь он дважды успел развестись, о чем упоминал с юмором, и сейчас находился в процессе поиска третьей супруги. Клодин диву давалась: что в нем не устраивало предыдущих жен? Он ведь даже работы по дому не гнушался: и посуду после ужина мыл, и в магазин ходил, когда Арлетт просила купить что-нибудь для ее очередного кулинарного шедевра.