Читать книгу "С бомбой в постели - Михаил Любимов"

— Что вы там сделали с каким-то моряком? Мне только что звонил министр иностранных дел, русские пришли к нему с нотой протеста.

— Не понимаю, — отвечал находчивый Дженкинс. — Мы действительно имели с ним деловой контакт под хорошей легендой. Но после этого молодчики из КГБ нагло заманили его в посольство и посадили в каталажку. Мы об этом узнали благодаря подслушиванию. Сейчас я расследую все это дело.

— Я не хочу вдаваться в детали, Питер, — сказал шеф, хорошо знавший умение Дженкинса преподносить события в выгодном для себя свете, — однако я предпочитаю, чтобы ноты протеста исходили от нас. Пока.

И шеф безмолвно положил трубку.

Дженкинс пожевал губами, переживая удар. Оплеуху он получил звонкую, и вообще весь оборот, который приняло дело Воробьева, явился для него совершенно неожиданным. Ведь все на первый взгляд выглядело просто и не сулило никаких неприятностей, впрочем, в жизни всегда так и никогда не знаешь, с какой крыши свалится на голову кирпич.

— Они попытаются вывезти его в Москву, — нарушил паузу Джордж, потирая лысину.

— Этого мы не можем допустить! — твердо сказал Дженкинс. — Конечно, мы не имеем права нарушить экстерриториальность посольства, но уже за воротами хозяева — мы, а не эти сукины дети!

— Они сделают это тайно, — вмешался Барри.

— Надо усилить контроль и за посольством, и в Хитроу, следить за их каждым шагом и все проверять. Даже дипломатический багаж! Кстати, как вы думаете, что явилось причиной столь скоропалительных действий русских? Откуда они могли узнать, что мы планируем вербовку Воробьева?

— Я тоже об этом думал, — сказал Джордж. — Но, к сожалению, наши «жучки» не стоят там, где его допрашивают. Мне кажется, они давно засекли его встречи с Джейн и то, что его арестовали в день контакта с нами, — просто печальное совпадение.

— Дай бог, если об этом не стукнул «крот» в наших рядах, — хмуро отозвался Дженкинс и поежился, представив гнусного «крота».

— А после допроса он все им выложил и, конечно, сгустил краски, представив все как провокацию. Впрочем, я готов сесть на «детектор лжи», вдруг «крот» — это я! — Джордж решил разрядить атмосферу.

— Я ценю ваше чувство юмора, — заметил Дженкинс, — но дело слишком серьезно для шуток! — и он улыбнулся, дав понять, что сам еще не потерял чувства юмора.

Пока МИ-5 мучилась со своими проблемами, седовласый резидент Тенин принимал Червоненко в кабинете с проложенными сталью стенами, отражавшими любые коварные лучи.

Офицера безопасности словно подменили: подобострастность слизнуло, черные брови и курчавые волосы чуть топорщились от избытка здоровья и хорошего настроения, весь вид его был самоуверен и важен, — объяснялось это, конечно, грандиозным успехом: захватом изменника Родины. Червоненко уже прикидывал, как обыграть все дело в Центре для подрыва позиций Тенина, который не раз заявлял в кругу разведчиков, что мышиная возня офицера безопасности приносит одни склоки и мешает основной работе — борьбе с американцами и НАТО.

— Вот что происходит, когда мы хоть на миг ослабляем бдительность, — наставительно говорил Тенин, тоже понимавший, что это дело могло обернуться против него. — Хорошо, что он во всем сознался. Жаль, что в данный момент мы оказались в темном лесу и не знаем, что планируют эти гады.

— А наш человек у них? Разве он не в курсе дела? — полюбопытствовал Червоненко, которого резидент иногда использовал на подхвате при проведении тайных встреч и однажды за стаканчиком виски похвастался ему, что держит на связи сотрудника МИ-5.

— Мы должны думать о том, как красивее вывезти Воробьева в Москву, — отрезал Тенин, пожалевший, что когда-то поддался слабости и чуть приоткрыл тайну этому провинциальному идиоту.

— Наверное, лучше использовать для этого наше торговое судно? — осторожно предложил офицер безопасности.

— Нет, это слишком долго, его могут перехватить на пути до Тилбури. Да и судно в пути могут обыскать. Вывезем его «Аэрофлотом». И сделаем это просто: в дипломатической почте будет большой ящик. Суньте ему туда баллон с кислородом, а то привезем труп. — и он поморщился, дав понять, что труп его не совсем устраивает.

— Может, сделать, как в прошлом году, когда вывозили еврея-скрипача из Большого? Помните? Обмотали всего бинтами и провезли через пограничный контроль как тяжелобольного, — сказал Червоненко и заулыбался, — он всегда улыбался, когда произносил слово «еврей», словно рассказывал анекдот.

— Шаблон вас погубит, Никита Петрович, — спокойно возразил Тенин. — Хотя в вашем предложении есть доля истины. Мы используем вариант с больным в качестве отвлекающего маневра.

— Не понимаю. — офицер безопасности заморгал глазами.

— Кто-нибудь отправляется в ближайшее время в Москву?

— На днях в Москву летит Переверзев, грыжу оперировать.

Резидент снисходительно улыбнулся, он-то досконально знал, что секретарь парторганизации использует операцию грыжи как предлог для резких атак на посла за недооценку идеологической работы в совколонии. Переверзев совсем недавно сам жаловался на это резиденту и получил полную его поддержку, более того, за успех предстоящей важной миссии были раздавлены две бутылки превосходного «Еревана» из запасов, сделанных во время распродажи.

— Очень хорошо. Поговорите с ним. Мягко, конечно. Скажите, что все это во имя интересов партии. Но этого мало. Скажите Ирине Воробьевой — их квартиру англичашки наверняка прослушивают, — чтобы она «проговорилась» о том, что отбывает с мужем в Союз пароходом.

Конечно, резидент мог поговорить с Переверзевым и сам, но он не любил выглядеть просителем и все неприятные и деликатные дела обычно перепоручал.

В кабинет секретаря парторганизации Червоненко вошел без всякой радости, которая обычно сияла на лицах тех, кому выпадало счастье общаться с живым воплощением партии на лондонской периферии. Душа его была переполнена ненавистью к Тенину, опять бросившему его на горячий участок, хотя он не мог отказать ему в высоком полете оперативной мысли. Когда Переверзев услышал от офицера безопасности, что его просят обмотать себе голову и часть туловища бинтами, он окаменел, словно на его партийную лысину сел и вцепился когтями горный орел.

— Мы проводим очень важную операцию по поручению Центрального Комитета (Червоненко говорил подчеркнуто значительно, словно речь шла о предотвращении третьей мировой), вы ничем не рискуете. Даже если англичанам вдруг придет в голову размотать бинты, всегда можно сказать, что у вас дикие головные боли.

— А что? Боли проходят, если обмотать бинтами голову? — удивился Переверзев, страдавший иногда мигренью.

— Бинты от многого помогают, я об этом недавно читал в газете, — нес чепуху Червоненко. — Мы вас очень просим и доложим о вашем участии самому председателю КГБ.

— Меня несколько смущает общественный резонанс внутри нашей партийной организации. Всем известно, что я совершенно здоров. кроме грыжи, естественно, и вдруг меня увозят на носилках и в бинтах!