Читать книгу "Моя жизнь по соседству - Хантли Фицпатрик"

На стеллажах вместо книг другие статуэтки и фотографии Нэн и Тима, в раннем детстве похожих как две капли воды. Пока Нэн диктует свой адрес, я в миллионный раз изучаю фото. Вот годовалые младенцы Нэн и Тим в костюмах Санты и миссис Клаус. Вот Нэн и Тим, круглыми глазами и пушком на голове напоминающие пасхальных цыплят. Вот дошкольники Нэн и Тим. На восьми годах фотографии резко обрываются. Если помню правильно, в тот год на День независимости близнецов нарядили Дядей Сэмом и Бетси Росс,[4] и Тим укусил фотографа.

На фотографиях близнецы похожи куда больше, чем сейчас. Они оба рыжие и веснушчатые, но по закону подлости у Нэн волосы светло-рыжие, ресницы белесые и веснушки по всему лицу. У Тима лишь легкая россыпь веснушек на носу, ресницы и брови темные, а волосы цвета красного дерева. Да если бы не вечный кайф, он красавцем был бы.

– На проводе Колумбийский универ, – шепчет Нэн. – Я заявку себе выбиваю. Хорошо, что ты зашла, а то у меня мысли в одну сторону.

– Я звонила тебе на сотовый, но ответил Тим и тебя не позвал.

– Так вот где мой сотовый! Он на своем все деньги использовал и взялся за мой. Я убью его!

– Разве нельзя заказать бланк заявки на сайте универа? – спрашиваю я, хотя ответ знаю заранее. Нэн со своим лэптопом не дружит, открывает по миллиону окон одновременно, никогда не закрывает, вот лэптоп и вырубается.

– Лэптоп снова на лечении у Мачо Митча.

Митч – жутковато привлекательный спец по компьютерам, который на дому обслуживает лэптоп Нэн. Подруга считает, что он похож на ее идола Стива Маккуина. Я считаю, что он надутый, угрюмый и раздражительный, потому что вечно устраняет одни и те же проблемы.

– Спасибо… Да, когда заявку вышлют? – спрашивает Нэн по телефону.

И тут в гостиную входит Тим с всклоченными волосами. На нем затертые клетчатые брюки от пижамы и футболка команды по лакроссу школы Эллери. На нас Тим не смотрит – подходит к окну, у которого стоит Ноев ковчег со статуэтками Хуммеля, и выстраивает из них что-то непристойное. Жену Ноя и верблюда он располагает в компрометирующей, анатомически сложной позе, и в этот момент Нэн заканчивает разговор по телефону.

– Я сама хотела тебе позвонить, – говорит она. – Когда ты начинаешь работать спасательницей? Я со следующей недели работаю в сувенирном магазине.

– Я тоже начинаю на следующей неделе.

Тим громко зевает, скребет себе грудь и ставит двух обезьян и носорога в невероятную позу. Я со своего места чувствую, как от него пахнет травкой и пивом.

– Тимми, ты хоть поздоровайся с Самантой!

– Привее-е-ет, детка! Такое ощущение, что мы с тобой разговаривали пару минут назад. Ах да! Мы впрямь разговаривали. Прости! Куда подевались мои манеры, черт их дери?! Усохли, видать, в химчистке, и все, капец! Хочешь визин? – Тимми достает флакончик из кармана и протягивает мне.

– Спасибо, но я стараюсь капать по минимуму, – отвечаю я.

Серым глазам Тима визин необходим. Больно смотреть, как умный, проницательный парень отчаянно старается стать как можно тупее. Тим со стоном падает на диван и прикрывает глаза ладонью. Уже и не помню, каким он был, пока не начал вживаться в роль Бетти Форд.[5]

Когда мы были маленькими, наши семьи частенько проводили летние выходные вместе. Тогда я больше дружила с Тимом, чем с Нэн. Трейси и Нэн загорали, читали, мочили ноги в воде, а Тим не боялся огромных волн и меня за собой тащил. Именно Тим обнаружил в заливе быстрину, углядел, что я в беде, и вытащил.

– Детка, ты кого-то склеила? – Лежа на диване, Тим смотрит на меня и играет бровями. – Чарли хренеет, ведь ты на его хрен не повелась. Если ты понимаешь, о чем это я.

– Очень смешно, Тимми! А теперь заткнись, – велит Нэн.

– Нет, Саманта, правильно ты Чарли отшила. Он засранец. Мы с ним больше не дружим, ведь он, странное дело, уверен, что засранец я.

– Даже не верится, – подначивает Нэн. – Тимми, лучше спать ложись. Скоро вернется мама и не поверит, что ты выпил столько бенадрила от аллергии. Она знает: аллергии у тебя нет.

– Есть! – восклицает Тим слишком громко и чересчур возмущенно. Из нагрудного кармана он вытаскивает косячок и торжествующе машет перед Нэн. – У меня на травку аллергия!

Тим хохочет, а мы с Нэн переглядываемся. Обычно Тим пьян или под кайфом. А сейчас в нем бурлит лихорадочная энергия, значит, в ход пошло что-то серьезнее.

– Пошли отсюда! – говорю я. – Погуляем в городе.

Нэн кивает:

– Давай в «Доан» заглянем? Хочу шоколадно-соевое мороженое. – Нэн берет сумочку с мягкого кресла в цветочек, наклоняется к хихикающему Тимми и тормошит его: – Иди наверх! Сейчас же! Пока не заснул.

– Я не засну, сестричка. Я просто даю глазам отдохнуть.

Нэн снова треплет брата за плечо, а когда тот отстраняется, то хватает ее сумочку, вынуждая остановиться.

– Нэн, сестреночка! Деточка! Мне кое-что нужно! – заявляет Тим, сделав умоляющее лицо.

Нэн поднимает бледные брови.

– Захвати в «Доане» желейные бобы! И до хренища, лады? Только зеленые не бери. Они меня пугают.

Глава 7

На крыльце я крепко сжимаю ладонь Нэн.

– Знаю! – говорит она. – С тех пор как Тима выгнали из Эллери, он катится под откос. В таком состоянии он каждый день… И бог знает, что он делает ночами. Родители абсолютно, совершенно без понятия. Мама верит каждой его лжи. «В пакетике кошачья мята. – Вон те таблетки? – Мам, это аспирин. – Белый порошок? – Мелкая соль». А за ругань она его штрафует – заставляет класть деньги в ругательную банку. Тим таскает деньги у меня из сумочки. А папа… – Нэн пожимает плечами.

Я не знаю человека жизнерадостнее, чем миссис Мейсон. Каждая ее фраза начинается с «Ох!», «Ах!», «Господи!», «Боже!». Мистер Мейсон, наоборот, вечно молчит. В детстве на Пасху мне подарили пластмассового заводного цыпленка. Мистер Мейсон очень напоминает мне его. После работы он усаживается в клетчатое кресло и почти не шевелится до самого ужина. После ужина он снова усаживается в кресло и не шевелится до отхода ко сну, то есть «заводится» он, лишь чтобы перемещаться между домом и службой, между креслом, обеденным столом и кроватью.

– Он даже поставил горшечное растение Тима со своими цветами и подкармливает его удобрениями. Только разве молодежь восьмидесятых не узнает марихуану с полувзгляда? – Нэн смеется, но в голосе ее слышны истерические нотки. – Кажется, Тим тонет, а родителей волнует цвет его плавок.

– Так почему ты не скажешь им? – спрашиваю я не в первый, не во второй, а наверное, в тысячный раз. Хотя мне ли задавать такие вопросы? Сама-то я тоже не могу честно рассказать маме о Тиме.