Читать книгу "Я прошел две войны! - Владимир Першанин"

– Что из дома пишут? – спросил я Егора.

– Ждут, когда война кончится. Обещали одним могучим ударом с врагом покончить, а конца что-то не видно. Зато сколько уже людей погибшими да покалеченными потеряли.

– Ты поменьше на эту тему распространяйся, – посоветовал я Егору. – Сам знаешь, как за длинные языки люди страдают.

– Я вам, товарищ лейтенант, как своему рассказываю, о чем все думают.

– А ты сам не видишь? Не так все просто получается. Кто рассчитывал на такое упорное сопротивление!

– За свою землю они крепко драться будут. Упрямый народ, – не скрывая уважения к врагу, просто, по-крестьянски рассуждал Балакин.

Мы были с вестовым земляками. Сам себя он называл ординарцем. Балакин жил в небольшой деревне Проломиха, километрах в тринадцати от моего родного села Коржевка. Он пришел с недавним пополнением. Егору было лет тридцать, а в армию он не попал в свое время, так как работал на оборонном предприятии, лесозаводе, где поставляли для нужд армии добротные мачтовые сосны и деревянные брусья.

Егор был физически крепок, и как многие сильные люди, добродушен по характеру.

Его хотели поначалу поставить третьим номером в расчет «максима», но я забрал Егора вестовым, сославшись, что с четырьмя классами в пулеметчиках ему делать нечего. Взвод нередко растягивался в извилистую цепочку, и мне нужен был расторопный боец для связи с командиром роты и другими взводами.

Но главной причиной было то, что у Балакина было трое детей, и я хотел в какой-то степени обезопасить отца большого семейства, не имевшего военного опыта. Хотя и вестовые, и ординарцы нередко попадали под пули.

На следующий день мы начали штурм укреплений. Гаубичный дивизион (12 орудий) обрушил на финские позиции град снарядов. Артиллерийская подготовка длилась минут сорок. Вокруг гремело и ухало, пелена дыма застилала скалы и лес.

– Пушкари что-нибудь видят в этом дыму? – пробормотал Гриша Чередник, отрываясь от бинокля.

– Наверное, цели заранее пристреляны, – предположил я, – вчера вечером сколько-то снарядов выпустили.

– Да сделайте передышку! – с досадой сказал лейтенант. – Или они решили весь запас снарядов сразу выпустить.

Мы не были специалистами в артиллерийском деле, но эта торопливая стрельба по целям, утонувшим в дыму, доверия не внушала.

Комбат Козырев, обходя роты, напоминал командирам:

– Когда начнем атаку, ни в коем случае не останавливаться. Нас поддержат танки и полковая артиллерия.

Мы согласно кивали в ответ. За последнее время роты были пополнены до штатной численности. Мой взвод насчитывал пятьдесят два человека, а наша восьмая рота – сто шестьдесят.

Меня тревожило, что пришла слабо обученная молодежь и люди, призванные из запаса. Некоторым было лет под сорок, и они проходили службу в двадцатых годах. С тех пор многое изменилось. Но по крайней мере, они обладали хоть какими-то навыками, умели окапываться, хорошо знали наше основное оружие, трехлинейную винтовку Мосина.

Во взводе по-прежнему имелись два ручных пулемета Дегтярева и станковый «максим». Кроме того, мы получили на роту шесть автоматических винтовок Симонова (АВС-36), по две на каждый взвод.

По своим боевым качествам (по крайней мере, теоретически) винтовка выгодно отличалась от других образцов, в том числе «самозарядки» СВТ-38. У симоновской винтовки был емкий магазин на 15 патронов. Кроме того, она могла вести автоматический огонь. Упором служил штык, который втыкался в землю. В какой-то мере она могла служить как легкий ручной пулемет. Обе винтовки в моем взводе получили опытные сержанты, в том числе одну из них – Михаил Ходырев.

Перед штурмом нас неплохо снабдили гранатами. В основном РГД-33 и старыми осколочными гранатами системы Рдутловского образца 1914 года. Я бы предпочел более простые и более сильные «лимонки» Ф-1. Но они давали большой разброс осколков и для наступательного боя считались неподходящими.

Граната Рдутловского весила восемьсот граммов, и реально ее можно было использовать на расстоянии метров пятнадцати. Тяжеловатая для броска штука. Граната РГД-33, более легкая (600 граммов), была довольно сложной в обращении для неопытных бойцов.

Для броска требовалось вставить запал (их обычно носили отдельно), провернуть рукоятку, встряхнуть гранату и лишь затем бросать ее во врага. Бывалые солдаты умело пользовались этими довольно сильными гранатами. Новички, не прошедшие обучение, терялись, боялись встряхивать заряженные РГД-33 и порой швыряли их как камни.

В целом я бы сказал, что роты были неплохо вооружены, имели в достатке боеприпасов, и в тот декабрьский день я надеялся, что штурм первых укреплений пройдет успешно. Особенно после такой мощной артподготовки и при поддержке танков.

Местность перед укреплениями была в свое время очищена от деревьев и представляла бугристое поле, усеянное валунами, торчали сухие пни и редкая молодая поросль.

Мы наступали через лес, обходя укрепления с флангов. Ночью здесь поработали саперы, извлекли какое-то количество мин и растяжек. Поганая штука – растяжка. На тонкой проволоке, натянутой между деревьями, да еще утопленная в снегу, подвешена обычная ручная граната и несколько брусков тола в жестяной банке, набитой гайками, мелкими болтами, рублеными гвоздями.

Эта штука посильнее, чем противопехотная мина, и если бойцы идут кучно, взрыв и осколки могут убить, искалечить сразу несколько человек.

Иногда гранат подвешено несколько, обычно «лимонки». Заметить такую ловушку, если ее предварительно не обезвредили саперы, практически невозможно. Поэтому бойцы моего взвода шагают осторожно, глядя себе под ноги. Мы наступаем на правом фланге, а через поле идут два танка Т-26.

Первую сотню метров прошли в тишине, недоброй, зловещей, готовой внезапно обрушить на нас вой снарядов и пулеметные очереди. Словно обломанная ветка, сухо прозвучал одинокий выстрел. Шагах в двадцати от меня ворочался и стонал тяжелораненый пулеметчик. Это сработал снайпер.

Пуля ударила сержанту в грудь. Его торопливо перевязывали. Я спросил второго номера:

– Справишься один?

– Справлюсь. Но желательно бы помощника, диски нести. С таким грузом стрелять несподручно.

Помощника выделили, а раненого торопливо унесли в санчасть.

Этот одиночный выстрел стал слово сигналом. Бойцы, прижимаясь к соснам, открыли огонь из винтовок. Куда они стреляли, было непонятно, а продвижение замедлилось.

– Вперед! – кричали сержанты.

Взвод заторопился. Я подтолкнул в плечо молодого красноармейца, упорно не хотевшего выбираться из-за сосны, которая казалась ему надежным убежищем.

– Егор! Балакин! – позвал я вестового. – Не давай людям останавливаться.

Старший сержант Михаил Ходырев и несколько других командиров отделений вели взвод вперед. Я шел вдоль края просеки. Оба танка сопровождения обогнали нас и открыли огонь из пушек. Много ли было толку от стрельбы из «сорокапяток» по бетонному доту? Но в ответ полетели вражеские снаряды.