Читать книгу "Наполеон - Пол Джонсон"

Члены Директории санкционировали завоевание Египта, но не более, и заявили, что Бонапарт должен финансировать и готовить экспедицию самостоятельно. Бонапарт поймал их на слове. Он послал своего самого преданного командира штаба Бертье в Ватикан, чтобы захватить его казну. Гийом Брюн, известный мародер, отправился в Берн и украл весь шведский резервный фонд. Бартелеми-Катерина Жубер вынудил раскошелиться датчан. Таким образом собрали десять миллионов франков, в основном золотом. Бонапарт распорядился, чтобы все морские суда Генуи и Венеции присоединились к Тулонской эскадре. Привлекательность предстоящей экспедиции позволила Бонапарту отобрать самых лучших молодых офицеров армии в свою команду. Чтобы выгоднее «продать» свой проект французской публике, он также пригласил поехать и ведущих членов Национального института, созданного в 1795 году на смену королевской Французской академии и Академии надписей и изящной словесности. Около 160 членов академий согласились отправиться с ним, включая лучших инженеров, химиков, математиков, историков, археологов, минералогов, географов, художников и чертежников, лингвистов и писателей Франции, плюс журналистов и типографов, и даже одного воздухоплавателя. У Бонапарта впервые появилась возможность привлечь к себе и своей миссии всеобщее внимание и извлечь максимальную пользу из этого. Он был не просто успешным генералом, помешанным на завоевании новых территорий, а воплощением французской культуры, несущей «цивилизаторскую миссию» в страну, где впервые в мире зародилось урбанистическое общество.

С первой и до последней минуты экспедиция в Египет изобиловала драматическими событиями, которые послужили великолепными сюжетами для творчества таких искусных художников, как Жак-Луи Давид и Антуан-Жан Гро, растущей известности которого способствовал Бонапарт. Только невероятная удача, которая сопутствовала Бонапарту много лет, позволила ему 19 мая 1798 года покинуть порт Тулона, не встретившись с флотом графа Сен-Винсента и лорда Нельсона, двух британских адмиралов, господствовавших в Средиземном море. 12 июня, чередуя угрозы и подкуп, он убедил рыцарей Мальтийского ордена сдать свою крепость и морскую базу. Потом Бонапарт отобрал их казну и разграбил церкви и монастыри острова, аннексировал Мальту в пользу Франции и организовал новое правительство, законодательство, религию и конституцию – и все это менее чем за неделю. Снова ускользнув от Нельсона, Бонапарт высадился близ Александрии и 2 июля занял город. Он тотчас выступил на юг, к Каиру, сквозь нестерпимый зной, пыльные бури, тучи мух, при постоянной нехватке воды. 21 июля он привел свою готовую к бунту армию в район пирамид, наткнулся на поле с дынями, что позволило солдатам утолить жажду. Бонапарт отдал приказ по войскам, напомнив им: «Сорок столетий смотрят на вас». Он призвал правителей Египта выставить свою конницу мамелюков против французских солдат. Конница не заставила себя ждать, но была сметена огнем французских пушек, отрезана от своей пехоты, которая в свою очередь была подавлена кавалерией Бонапарта. В бою погибло 29 французов, с египетской стороны потери составили более 10 тысяч человек, и столь легкая победа, которую тотчас окрестили «битвой у пирамид», чудесным образом укрепила дух всей французской экспедиции.

24 июля Бонапарт подошел к Каиру. Он провозгласил себя защитником ислама, который посрамил папу римского и уничтожил рыцарей Мальтийского ордена. В Каире он назначил комитет из представителей знати, под контролем французского «советника» и провозгласил себя полновластным правителем Египта. Он назначил сенат из 200 представителей местного населения и стал составлять конституцию. Тогда же Бонапарт основал Египетский научный институт (Институт Египта), чтобы его ученые и исследователи могли приступить к работе.

Эта пасторальная картина мирного завоевания разбилась вдребезги 1 августа, когда Нельсон полностью уничтожил весь французский флот в Александрийской гавани. Армия Бонапарта была заблокирована, что убедило Турцию объявить войну Франции. Но это была не единственная проблема. Бонапарт получил подтверждение того, что Жозефина ему изменяет, и в отместку решил поразвлечься с подарком некоего бея – одиннадцатилетней девственницей (безуспешно) и мальчиком (с тем же результатом), а потом вступил в связь с 21-летней француженкой, Полин Фуре, его «Клеопатрой». Ему также пришлось подавлять восстание на восточном базаре, где погибли 250 его солдат, за что впоследствии арабы поплатились двумя тысячами смертей. Кроме того, в армии вспыхнула эпидемия бубонной чумы, от которой умерло три тысячи французов. Несмотря на все эти беды, Бонапарт решил опередить наступление турецкой армии в своей обычной решительной манере. Оставив всего 4 500 солдат в Каире, он двинулся на Сирию с армией в 14 тысяч человек. Там он занял сначала Газу, потом Яффу, где, опасаясь неприятностей от 4 500 пленных, он приказал их казнить. Чтобы не тратить патроны, всех пленных закололи штыками или утопили. В этой чудовищной бойне не пощадили ни женщин, ни детей. Это, пожалуй, было самое кровавое из военных преступлений Бонапарта. В Яффе в армии Бонапарта снова вспыхнула эпидемия чумы, и Бонапарт, может, для того чтобы стереть память об учиненной резне или, что более вероятно, в пропагандистских целях, посещал чумные госпитали, чтобы ободрить своих людей. Художник Гро изобразил эту трогательную сцену как кульминационный момент всей экспедиции.

Маленькая армия Бонапарта одержала несколько блестящих побед над превосходящими турецкими силами, но так и не смогла взять Акру, которую турки отчаянно защищали под командованием английского адмирала Сиднея Смита (его многословные хвастливые рассказы о подвигах на Востоке в дальнейшем принесли ему прозвище «Длинный Акра»). Провал осады Акры стал первым крупным поражением Бонапарта и едва не выбил его из седла. Он решил вернуться в Египет с 8 тысячами оставшихся в живых солдат, но попал в ужасающую песчаную бурю в Синайской пустыне. Если бы он знал, что это отступление станет предвестником будущей катастрофы, которая ждет его в России… В тот момент неудача только укрепила его в решении покинуть остатки армии и вернуться во Францию. Шло лето 1799 года, и новости с полей сражения в Европе были угрожающими. Бонапарт воспользовался этим как предлогом, оправдывающим его поспешное возвращение, хотя он действительно рассматривал его как свой шанс «спасти» Францию и подняться еще на несколько ступенек к власти, что стерло бы воспоминание о провале египетской экспедиции. Одиннадцатого августа он собрал своих генералов и целый час гневно обличал идиотизм и трусость членов Директории. Он просто обязан вернуться и защитить Францию от вторжения сил второй коалиции. Это была первая из подготовленных им пламенных речей, и она сработала – генералы согласились, что он должен вернуться во Францию. Спустя неделю адмирал Гантом, командовавший фрегатами «Мюирон» и «Каррер», доложил ему, что настал относительно безопасный момент для отправки во Францию, и Бонапарт вышел в море, оставив Жан-Батиста Клебера командовать обреченной армией. Последний заметил: «Он оставил нас avec ses culottes plein de merde[14]». Клебер сказал также, что «вернется во Францию и заставит его утереться ими».

Как иной раз бывает, египетский поход Бонапарта теперь вспоминается не в связи с его поражением, а как культурный успех. И действительно, этот поход оказал огромное влияние на Францию того периода, так как «открыл Восток» для любителей искусства, интеллектуалов или по крайней мере псевдоинтеллектуалов. Несмотря на страшные лишения, эксперты-искусствоведы великолепно справились со своей задачей. Среди прочих находок они откопали розеттский камень (который позже вывезли британцы). Надписи на нем на трех языках помогли Жан-Франсуа Шампольону (при помощи английского исследователя Смита) расшифровать язык иероглифов, который оставался загадкой два тысячелетия. Самым предприимчивым из экспертов был художник-гравер Виван-Денон (1747–1825), бывший аристократ и дипломат, он в Неаполе при старом режиме делал наброски портретов сэра Уильяма Гамильтона, британского консула в Неаполе, и его красавицы-жены, Эммы, пользовавшейся дурной славой, и навсегда невзлюбил англичан. Художник Давид всячески протежировал ему, а в Египте он, наконец, добился признания. Виван-Денон страстно полюбил искусство и архитектуру древнего Египта, путешествовал по Нилу с генералом Луи Дезе, который не только одержал три блестящие победы, но и поощрял Денона зарисовать, а потом запечатлеть в готовых картинах самые выдающиеся храмы Египта. Эти 150 рисунков легли в основу быстро разошедшейся книги «Путешествия по Нижнему и Верхнему Египту» (1802) – первого серьезного исследования цивилизации древнего Египта, и двадцати четырех прекрасно иллюстрированных томов его «Описания Египта», вероятно, самого выдающегося издания со времен Комплютенской полиглотты[15], триумфа испанского книгопечатанья шестнадцатого века на пяти древних языках. Его «Описание» можно смело назвать величайшим артефактом, созданным за всю наполеоновскую эпоху (хотя с ним соперничает египетский столовый сервиз Севрского фарфора, который хранится сейчас в Веллингтоновском музее в Эпсли-хаус в Лондоне). Первый том этого издания появился в 1809 году при активной поддержке Бонапарта. Последний том вышел в 1828 году. Денон способствовал росту популярности египетского стиля в Париже и популяризировал образ Бонапарта как выдающегося новатора, деятеля культуры, превращая его в фигуру «квазиренессанса», притягательную не только для многих французов, но и для всей Европы. Словом, Денон был гениальным пропагандистом, и Бонапарт широко пользовался его услугами как директора Лувра (вскоре названного Музеем Наполеона) и всех французских государственных музеев, на пополнение которых Денон получил право практически официально грабить все королевские и церковные коллекции Европы.