Читать книгу "Великие неудачники. Все напасти и промахи кумиров - Александр Век"

Возбранялось даже ставить подпись под переводами.

Чтобы свести концы с концами, Михаилу Михайловичу пришлось припомнить свое давнее умение тачать сапоги. Почерневший от горя, с ввалившимися висками, с поредевшими и поседевшими волосами, он собственноручно вырезал подметки и прибивал каблуки.

Однако стервятники от литературы жаждали полного уничтожения. Они вытаскивают писателя на очередную идеологическую «проработку».

– Да дайте же мне умереть спокойно! – восклицает на сборище проработчиков Зощенко.

Публика леденеет. Настолько дико по тому времени звучали эти простые слова.

– Товарищ Зощенко давит на жалость, – замечает Константин Симонов, щедро обласканный советской властью.

Как тут не вспомнить рассказ Мастера «История болезни», где врач восклицает: «Нет, я больше люблю, когда нам больные поступают в бессознательном состоянии… По крайней мере, тогда им все по вкусу. Они всем довольны. И они не вступают с нами в научные пререкания».

В идеале для лидеров лучезарной компартии народ был бы желателен тоже в бессознательном, полумертвом виде. От страха. А тут живой, да еще фантастически талантливый, с чистым и ясным ироническим взглядом.

Богочеловек Сталин на полях произведений Зощенко начертал выразительно: «Сволочь!»

…а как все хорошо начиналось!

В 20-е годы Михаил Зощенко – едва ли не самый популярный советский беллетрист. С 1922 по 1926 год вышло 25 сборников его рассказов. По тиражам его можно было сравнить разве что с поэтом Демьяном Бедным. Популярность Зощенко росла и за счет бесчисленных исполнений его произведений на эстраде и бесконечных чтений по радио.

На улицах его узнавали как знаменитость первой величины. С ним стремились познакомиться с редкой навязчивостью. Стоило ему появиться на каком-нибудь людном сборище, и толпа начинала глазеть на него, как глазела когда-то на Леонида Андреева, Шаляпина или Аркадия Аверченко.

Неслыханная популярность Михаила Михайловича подвигла авантюристов использовать ее в корыстных целях. Появились самозванцы, эдакие «дети лейтенанта Шмидта». Они представлялись состоятельным и любвеобильным дамам как Зощенко, устраивали свои амурные дела, умудрялись обильно поживиться за чужой счет – и пропадали.

Чтобы объясниться с разобиженными дамами, писателю приходилось высылать свою фотокарточку. Дескать, сличайте!

Именно поэтому для конспирации Зощенко в Крыму проживает целый месяц инкогнито, под прикрытием фамилии «Бондаревич», спасаясь от докучливых поклонников обоего пола.

Откуда такой ошеломительный успех? Ведь толком-то пролетарская Россия и читать тогда не умела.

Объяснение просто. Зощенко первым из писателей ввел в литературу нелитературную речь революционного триумфатора Шарикова и стал пользоваться его манерой выражаться как своей собственной.

Язык Зощенко зафиксировал процесс возникновения и становления новой – советской – разновидности русской нации, которая не являлась наследницей прежней культуры, да и не желала ее наследовать. Более того, она находилась с ней в решительном антагонизме.

На самом деле эта хамская цивилизация была в непримиримом противоречии с интеллигентнейшим Зощенко.

Не понимая этого, Корней Чуковский восклицал:

– Миша, вы самый счастливый человек в СССР! У вас молодость, слава, талант, красота – и деньги. Все население СССР должно вам жадно завидовать.

Зощенко лишь горестно опускал голову:

– А у меня такая тоска, что я уже третью неделю не прикасаюсь к перу. И никого из людей не могу видеть. У нас условлено с женою, чуть придет человек, она говорит, мол, Миша, не забудь, что ты должен уйти. Я надеваю пальто и ухожу…

Создав на руинах прежней, дореволюционной, словесности свой уникальный стиль, нежданно-негаданно для себя самого оказавшись востребованным новой читательской аудиторией, Зощенко тем не менее чувствовал себя глубоко несчастным. Он даже пытался полюбить стройки коммунизма, да у него ничего не вышло.

Вот что говорил сатирик, по словам начальника 2-го Главного управления МГБ Шубнякова, ведомства энтузиастов стукачей и живодеров:

«Я считаю, говорил Зощенко, что советская литература сейчас представляет жалкое зрелище. Господствует шаблон. Поэтому плохо и скучно пишут даже способные писатели. Я вижу сплошные неполадки вокруг. Рабочие и служащие не заинтересованы в своей работе, да и не могут быть заинтересованы, так как для этого им должны платить деньги, на которые они могли бы существовать, а не просто прикреплять их к работе… Вообще впечатление такое, точно мозг всех учреждений распался».

Последние дни Мастера были наполнены трудным и нудным выбиванием пенсии. История эта длилась уже несколько лет. Пришлось обратиться к прежним приятелям (а так не хотелось!), не попавшим под «железную пяту» самой гуманной власти в мире.

И вот 2 июля 1958 года приходит извещение о назначении пенсии. 7 июля Зощенко выезжает из Сестрорецка в Ленинград за получением пенсионной книжки.

8 июля возвращается в Сестрорецк. Здоровье его резко ухудшается.

Денежного пайка от советской администрации он так и не успел получить.

Возвращение

«Автор не знает, что самое главное, самое, так сказать, великолепное в нашей жизни, из-за чего стоит, вообще говоря, существовать на свете.

Может быть, это служение отечеству, может быть, служение народу и всякая такая ураганная идеология. Может быть так. Скорей всего, что так. Но вот в личной жизни, в повседневном плане, кроме этих высоких идей, существуют и другие, более мелкие идейки, которые главным образом и делают нашу жизнь интересной и привлекательной».

Страшно представить, что было бы, если бы Михаил Зощенко этих строк не написал. Чем бы вообще была наша жизнь без него?

Страна, однако, у нас огромная и, в сущности, привлекательная. И граждане на ее просторах проживают самые разные. Есть и такие, которые даже в наше бурное время предпочитают дурака валять. А есть и такие, которые ничего и никого не валяют, зато непрерывно во всем сомневаются. Это люди умные, но не слишком. Кажется им, что времена писателя Зощенко давно ушли, как брюки со штрипками, романс «У самовара я и моя Маша», пятиметровая комната с видом на помойку или советская власть. Что на это сказать? Во-первых, советская власть не вся ушла, а кое-где сохранилась, не говоря уж про вид на помойку. Во-вторых, писатель Зощенко про советскую власть никогда не писал. А тот, кто в этом сомневается, пускай возьмет и прочитает хотя бы один отрывок из всего того, что написал М.М. Зощенко:

«Одна молодая особа, весьма недурненькая и развитая брюнетка, решила в этом году разбогатеть… Она хотела иметь какой-нибудь голубой фордик с постоянным, что ли, шофером. Стандартную дачку. Некоторый счет в банке. И конечно, какое-нибудь знатное положение мужа, чтоб ей бывать повсюду и всех видать».