Читать книгу "Лермонтов. Мистический гений - Владимир Бондаренко"

А вы, надменные потомки Известной подлостью прославленных отцов, Пятою рабскою поправшие обломки Игрою счастия обиженных родов!

Это в нем говорило чувство мести за отца, из того самого «обиженного рода». Те же мысли он развивает и в стихотворении к отцу (1831):

Ты светом осужден. Но что такое свет? Толпа людей, то злых, то благосклонных, Собрание похвал незаслуженных И столько же насмешливых клевет.

К сожалению, отец уже сдался воле судьбы и даже не рвался искать свое родословие. И уже перенося на себя, как имеющего отчизной Шотландию, все обиды за отеческий род, Михаил Лермонтов очень тонко чувствует обиды загнанного в угол отца.

Ужасная судьба отца и сына Жить розно и в разлуке умереть, И жребий чуждого изгнанника иметь На родине с названьем гражданина!

Не забудем и о гордости горных шотландцев. Ведь Шотландия после пребывания там кажется мне чем-то похожей на нашу Чечню. Те же горы, те же родовые общины, та же война между соседними горными кланами. Примерно тот же характер и те же нравы. «Дикари» для равнинных англосаксов. Смелые, гордые, вольные, но все поодиночке, со своим кланом, поневоле в жесточайших схватках они уступали командному порядку англосаксов. Так же было в Ирландии, где воевали со своими захватчиками сотни лет, Ирландская республиканская армия до сих пор воюет, умеют воевать, не боятся смерти, но нет единства в строю, нет командности. И вот этот гордый шотландец, в венах которого течет кровь древних воинов, вынужден сдаваться. Не отсюда ли чувство унижения самого поэта, которое он и воспринимал с необычайной чувствительностью? Не отсюда ли мрачный взгляд на мир? Не отсюда ли любовь к такому же вольному Кавказу? Не отсюда ли и увлечение Байроном? Михаила с его шотландскими стихами дразнили английским поэтом, говорили, что он лишь подражает Байрону. Михаил Лермонтов на самом деле очень любил и ценил английского поэта. Им бы еще вместе Балкоми — родовое имение — посетить. Он переводит стихи Байрона, выбирая все ту же мистическую тему заброшенных замков. В подражание Байрону он в 1830 году написал свою балладу о черном монахе («Берегись! берегись! над бургосским путем…»), как бы продолжая шотландский цикл:

Берегись! берегись! над бургосским путем Сидит один черный монах; Он бормочет молитву во мраке ночном, Панихиду о прошлых годах. Когда мавр пришел в наш родимый дол, Оскверняючи церкви порог, Он без дальних слов выгнал всех чернецов; Одного только выгнать не мог. Для добра или зла (я слыхал не один, И не мне бы о том говорить), Когда возвратился тех мест господин, Он никак не хотел уходить. Хоть никто не видал, как по замку блуждал Монах, но зачем возражать? Ибо слышал не раз я старинный рассказ, Который страшусь повторять. Рождался ли сын, он рыдал в тишине, Когда ж прекратился сей род, Он по звучным полам при бледной луне Бродил и взад и вперед. (Продолжение впредь.)

Лермонтов оставил его как бы незавершенным. Сегодня находятся исследователи, считающие этот стих пародией на балладу. Тогда и весь Михаил Лермонтов с его героикой, мистикой и трагичностью может показаться пародийным поэтом. Надо ли так передергивать в угоду моде? Тем более тогда уж и Байрон становится пародистом.

Русский поэт уделяет творчеству Байрона много времени, в тетрадях того времени много переводов, подражаний Байрону. Он пробовал работать и над «Гяуром», и над «Ларой». Внимательно читал жизнь лорда Байрона, описанную Томасом Муром. Видит какие-то общие истоки творчества, так и не догадываясь о прямом родстве.

И Байрона достигнуть я б хотел. У нас одна душа, одни и те же муки; О, если б одинаков был удел! Как он, ищу забвенья и свободы.

Как он, в ребячестве пылал уж я душой… [10]

Может быть, у обоих пылала душа Томаса Лермонта. Проснулся спустя века великий шотландец, дал свою кровь, свой нрав и по женской линии, через Маргарет Лермонт — Байрону, и по мужской, через Джорджа Лермонта — Лермонтову. Как к старшему брату относился Лермонтов к Джорджу Байрону.

Он и на самом деле оказался «последним потомком отважных бойцов», последним представителем одной из ветвей Лермонтов. Кто же был первым русским представителем этого шотландского древнего, но обедневшего рода?

И тут уже нам от замка Дерси придется перенестись в другой замок — Бал коми, построенный в XVI веке неподалеку от городка Крейл и принадлежащий другой ветви Лермонтов. Когда-то, во времена Малькольма IV, правившего с 1153 по 1165 год, эти земли принадлежали некоему Сену, затем в 1375 году они перешли Джону де Балкоми, а затем уже в 1526 году какой-то старый замок перешел Лермонтам — сначала на правах аренды. Со временем Джеймс Лермонт-Дерси выкупил эти земли у короля Якова V и приступил к строительству нового замка. Хочу дать слово и своему любимому лермонтоведу Павлу Висковатому. Он писал:

«Да, Михаил Юрьевич предугадал: он был последним потомком шотландских бойцов; но не в снегах кончил боец этот жизнь свою, а в южной стране, среди гор, ставших ему милее туманных картин на берегах Лидера и Твида. Смерть отца повергла поэта нашего в скорбь, которую он тщательно скрывал перед другими и перед самим собою. Жизнь била в нем ключом, и ему удавалось поднимать свое настроение до резвой веселости, но тем сильнее были минуты скорби. И если в двух автобиографических драмах мы находим следы мыслей о самоубийстве, то о том же гласят многие лирические стихотворения того времени. Юноша немало перенес тяжелых душевных мук и борьбы. Когда мрачное настроение овладевало им, он уходил в уединенные места — в лес, в поле, на кладбище, или проводил бессонные ночи, глядя сквозь окно в ночную тьму, а в голове стучала безысходная мысль покончить с собою. Покой могилы манил его. С такими мрачными думами сидел он у окна своего в Середникове, когда написал свое „Завещание“.

Есть место близ тропы глухой, В лесу пустынном, средь поляны, Где вьются вечером туманы, Осеребренные луной… Мой друг, ты знаешь ту поляну! Там труп мой хладный ты зарой, Когда дышать я перестану. Могиле той не откажи Ни в чем, последуя закону: Поставь над нею крест из клену И дикий камень положи…

Совершенно предаться мрачному настроению, впрочем, мешала поэту не только полная жизни натура его, но и шумное общество окружавших его в Середникове людей».