Читать книгу "Сколково: принуждение к чуду. Реальная история создания самого амбициозного проекта - Олег Рашидов"

В главном «либеральном» министерстве посчитали, что увеличивать объем финансирования таких структур, как, например, Фонд Бортника, — это не рыночный подход. По законам экономической целесообразности рынок должен сам отрегулировать инновационный сектор. «Нельзя давать чиновникам возможность собираться вместе и решать, кому давать деньги, а кому — нет», — заметил как-то в беседе со мной специалист из департамента госинвестиций МЭРТ.

Предполагалось, что 25 % средств в каждый конкретный региональный фонд внесет федеральный бюджет, 25 % — региональный, еще 50 % — частные инвесторы. Управлять закрытыми паевыми фондами должны были инвестиционные компании, отобранные на конкурсной основе. Победившая на конкурсе компания дополнительно к государственным 400 млн руб. должна была в течение шести месяцев собрать еще как минимум 400 млн руб. частных средств. Таким образом, капитал каждого фонда должен был составить порядка 800 млн руб. Фонды имели право инвестировать в один проект не больше 15 % своего капитала, а значит, по задумке МЭРТ, поддерживать новые и новые стартапы. В среднем финансировать предполагалось по 10–15 проектов, и инновационная компания, предложившая хороший бизнес-план, могла рассчитывать на 1–1,5 млн долл. на четыре года.

Экспертов из МЭРТ не смущало, что у российских управляющих компаний практически не было опыта работы с технологическими стартапами. Они полагали, что те смогут привлечь в свои ряды профессионалов высокого класса. К 2011 г. в России было создано 22 таких фонда, под управлением которых находилось 9,224 млрд руб. Но их влияние на развитие инновационного климата оказалось мизерным. По данным журнала «Эксперт», за четыре года работы венчурного фонда Красноярского края управляющей компанией было рассмотрено 30 проектов, из них профинансировано два на общую сумму 48,5 млн руб. Венчурные фонды Республики Мордовия и Томской области инвестировали в четыре проекта каждый. Венчурный фонд Калужской области первую сделку заключил лишь в мае 2011 г.[16]

И дело не столько в непрофессионализме сотрудников управляющих компаний: оказалось, что сама концепция базируется на спорном предположении, что в стране достаточное количество проектов, готовых к венчурным инвестициям, стоит только выделить на них деньги, оперируя при этом инструментами, проверенными на Западе. Стало очевидно, что давать деньги просто некому.

С точки зрения венчурного фонда, проект можно считать состоявшимся, если он соответствует определенным критериям: это должна быть новая разработка с защищенной интеллектуальной собственностью, необходимы грамотный бизнес-план, понимание рынка сбыта и профессиональная команда управленцев.

Например, менеджеры УК «Мономах» после тщательного изучения проектов, ранее поддержанных Фондом содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере, написали в адрес последнего письмо, жалуясь на их полную непригодность. «Большинство идей — старые, многие эксплуатируют еще советские разработки, — признавался тогда директор фонда Иван Бортник. — Бизнес-планы и маркетинговые исследования наши ученые готовить не умеют, команд менеджеров у них нет»[17].

Российской венчурной компании, созданной в 2006 г. по инициативе МЭРТ, предстояло наступить на те же грабли. А ведь она должна была стать венцом создаваемого рынка высокорисковых инвестиций. За образец был взят израильский Фонд фондов Yozmа, который не инвестирует в технологические проекты напрямую, а инициирует создание частных венчурных фондов, которые уже сами отбирают компании для инвестиций. По проекту, РВК покупала 49 % паев этих фондов с условием 5 % годовых на выходе.

Говорят, что глава МЭРТ Герман Греф создавал РВК как «запасной аэродром» на случай своего ухода с поста министра. В качестве генерального партнера рассматривался крупнейший в России многоотраслевой холдинг АФК «Система», который должен был обеспечить поток инновационных проектов. Но Герман Греф возглавил Сбербанк, отошла в сторону АФК «Система» и у РВК как-то все сразу не заладилось.

В результате двух тендеров, организованных РВК, было создано семь венчурных фондов под управлением «ВТБ Капитал Управление активами», «Биопроцесс Кэпитал Партнерс» и израильской Tamir Fishman. Активней других взялась за дело компания «ВТБ Капитал Управление активами». «ВТБ — Фонд венчурный» в течение первого же года утвердил 16 проектов, за что на недолгое время приобрел имидж витрины российского венчурного бизнеса. Правда, с витриной случился некоторый конфуз, после того как журналисты ряда деловых изданий проанализировали инвестиционный портфель фонда. Технологии разработчика антивирусного софта Returnil и производителя светодиодных светильников «Лайт Энджинс Корпорейшн», которые в числе первых получили инвестиции, нельзя было назвать революционными, но компании, по крайней мере, попадали в разряд технологических. А вот инвестиции в два других проекта выглядели весьма странными. Как писало деловое интернет-издание Slon.ru, «Погарская картофельная фабрика получила средства на установку комбинированной линии по обработке сухого картофельного пюре. Продукт используется для приготовления чипсов, в хлебопекарных и колбасных изделиях. Другой венчурный проект — инвестиции в компанию EasyTail, производителя презервативов. Ее дочерняя компания обладала семью патентами на специальные держатели и способы надевания презерватива одной рукой. „Благодаря предлагаемому устройству и способу надевание презерватива осуществляется быстро и без затруднения, лишь в минимальной степени отвлекая пользователя от любовного акта“, — говорилось в описании к одному из патентов»[18].

Таким образом, венчурный фонд государственного банка и государственная венчурная компания придали ускорение стратегически важному для экономики страны сектору резиновых изделий. В сети по этому поводу появился издевательский комментарий под заголовком «Миллионы на гондоны». Позже группа управляющих «ВТБ — Фонд венчурный» покинула компанию.

«РВК оказалась в положении заложника, — вспоминал один из чиновников, знакомых с ситуацией. — Дурацкий устав не позволял компании вмешиваться в суть проектов, отобранных венчурными фондами. Давать деньги приходилось людям, которые не знали, как с этими деньгами обращаться. Все это привело к тотальному коллапсу и разгону первой команды РВК».

Генпрокуратуре, которая в 2009 г. занялась проверкой РВК, не понравилось, что компания медленно инвестирует и держит большую часть средств на банковских депозитах. «Государство не получило от этих проектов прибыли и инноваций», — тревожились проверяющие. В обращении к Владимиру Путину генпрокурор Юрий Чайка выразил сомнение в целесообразности дальнейшей деятельности РВК. Глава компании Алексей Коробов подал в отставку.

Хотя некоторые претензии проверяющих и могли показаться обоснованными (например, компания закупала в качестве корпоративных подарков мужские шарфы по 9 тыс. руб. и авторучки по 25 тыс. руб.), вмешательство силовиков в процесс не могло не нанести урона имиджу создаваемой в стране венчурной системы. Ведь надзорные органы потребовали от венчурный компании того, что от нее требовать в принципе невозможно — обеспечить сохранность и доходность капитала одновременно. Но, видимо, у бюджетных денег в нашей стране нет права на ошибку.