Читать книгу "Невидимый фронт Второй мировой - Борис Соколов"

– Тонкая мысль, герр гаулейтер!

– Ничего тонкого. Все весьма просто. Некоторые весьма наивно представляют себе германизацию. Они думают, что нам нужны русские, украинцы и поляки, которых мы заставили бы говорить по-немецки. Но нам не нужны ни русские, ни украинцы, ни поляки. Нам нужны плодородные земли… Мы будем германизировать землю, а не людей. Здесь будут жить немцы!

Кох переводит дух, внимательно смотрит на лейтенанта:

– Однако я вижу, вы не сильны в политике.

– Я солдат и в политике не разбираюсь, – скромно ответил Кузнецов (ответ для члена НСДАП, согласимся, несколько странный. – Б. С.).

– В таком случае бросьте путаться с девушками и возвращайтесь поскорее к себе в часть. Имейте в виду, что именно на вашем курском участке фюрер готовит сюрприз большевикам. Разумеется, об этом не следует болтать.

– Можете быть спокойны, герр гаулейтер!

– Как настроены ваши товарищи на фронте?

– О, все полны решимости! – бойко отвечает лейтенант, глядя в глаза гаулейтеру.

– Многих испугали недавние события?

– Сталинград?.. Он укрепил наш дух!

Гаулейтер явно удовлетворен столь оптимистическим ответом. Он еще раз любопытным взглядом окидывает офицера и, наконец, принимается за заявление его подруги. Он пишет резолюцию».

Дмитрий Николаевич основывался, по всей видимости, как на личных беседах с Кузнецовым и Валентиной Довгер, так и на рапорте «Колониста» (он же – «Пух»). А кое-что сознательно присочинил. Например, по легенде, Зиберт был не дворянином, обладателем родового поместья (тогда к фамилии требовалась бы приставка «фон»), а всего лишь лесничим (пригодилась довоенная профессия Кузнецова), а затем управляющим в имении князя Шлобиттена. Главное же, Медведев в своей мемуарно-художественной книге почти целиком придумал диалог Зиберта и Коха.

Посмотрим же, как в действительности проходило знаменитое свидание террориста и гаулейтера. У нас есть такая возможность, поскольку сохранился отчет Кузнецова о визите к Коху. Вот что там говорится:

«…Я на фаэтоне с Валей, Шмидтом и собакой Коха подъехали к рейхскомиссариату, вошли в вахтциммер (караульное помещение. – Б. С.), где было около двадцати жандармов с автоматами, и взяли пропуск к Коху. Жандарм у ворот пропустил нас во двор дворца Коха. Прошли мимо второго жандарма, нас во дворе встретил адъютант. Он привел меня и Валю в нижний этаж дворца, где в приемной встретила нас одна дама и один приближенный Коха. Шмидт с собакой остались во дворе. В приемной нас попросили обождать, доложили о нашем приходе на второй этаж и попросили подняться. Мы оказались в квартире Коха. Здесь нас встретил адъютант или личный секретарь Коха, который попросил сесть и начал расспрашивать о цели приезда, после этого он ушел в кабинет Коха и вернулся с тремя высокопоставленными телохранителями Коха с крестами на груди (очевидно, это были офицеры СД. – Б. С.). Они отрекомендовались, осмотрев нас, и попросили Валю в кабинет.

Я остался ждать. Один ушел с Валей, двое остались, молча глядя на меня…

У меня в кармане на боевом взводе со снятым предохранителем лежал „вальтер“ со спецпатронами (оснащенными ядом. – Б. С.), в кобуре еще один пистолет. В коридорчике перед кабинетом меня встретила черная ищейка, за мной шел один из приближенных. Войдя в кабинет, я увидел Коха, и перед ним двое, которые сели между мной и Кохом, третий стоял за моей спиной, за креслом черная собака. Беседа продолжалась около тридцати – сорока минут. Все время охранники, как зачарованные, смотрели на мои руки. Кох руки мне не подал, приветствовал издали поднятием руки, расстояние было метров пять. Между мной и Кохом сидели двое, и за моим креслом сидел еще один. Никакой поэтому возможности не было опустить руку в карман. Я был в летнем мундире, и гранаты со мной не было.

Кох очень придирчиво ругал меня за то, что я решился просить за девушку не немецкой крови. Кох сказал: „Как вы можете ручаться за нее, у нас было много случаев, доказывающих, что нельзя ни за кого ручаться сегодня (в отношении наличия „арийской крови“. – Б. С.)“. Кох спросил меня, где я служил, в каких боях участвовал, в каком полку, давно ли я знаю девушку, откуда она, почему я о ней не навел предварительно справки в гестапо, где мои родные, в каких городах бывал, где и у кого работает мой отец, где мать, специальность, религия. Кох заявил мне, что если за каждую девушку, у которой убит отец, придут просить, то нам некого будет посылать в Германию…

В заключение он спросил меня, как и почему украинцы режут поляков, по моему мнению, кто хуже, поляки или русские, как уничтожить сопротивление поляков и русских одновременно, какого мнения наши офицеры и солдаты о подготовке наступления на Востоке.

Наконец, после подробного расспроса о боях на Востоке Кох взял карандаш и написал на заявлении Вали: „С получением работы в Ровно согласен. Кох“. Заявление Вали он передал мне и предупредил об ответственности, в случае если Валя окажется шпионкой (Кох, разумеется, не знал, что обратился с таким предложением к самому крупному в Ровно советскому шпиону. – Б. С.). Снова приветствия, и я удалился, окруженный охранниками. В ожидании записали мое имя и адрес полевой почты, выпускали меня через другие двери, поздравляли много, даже один генерал пожал руку (этому „генералу“, в действительности имевшему чин полковника, главному судье Украины Альфреду Функу Кузнецов за поздравления через пять с половиной месяцев отплатил пулей. – Б. С.), затем мы обошли дворец, поблагодарили адъютанта за услуги, последний подарил мне и Шмидту по две пачки папирос. Мы вышли, сдали пропуска и уехали в город».

Почувствуйте разницу! Одно дело: «именно на вашем курском участке фюрер готовит сюрприз большевикам». И совсем другое: «какого мнения наши офицеры и солдаты о подготовке наступления на Востоке». В первом случае Кох проявляет недопустимую беспечность, выдав первому встречному офицеру план секретной операции «Цитадель». Во втором – отделался ничего не значащей фразой о подготовке вермахтом наступления на Восточном фронте. Может быть, гаулейтер просто хотел подбодрить симпатичного ему лейтенанта-фронтовика, ничего конкретного не зная о военных планах. Мол, ничего, после Сталинграда будет и на нашей улице праздник! Да ведь и действительно ничего не знал! Кроме Гитлера, о «Цитадели» были осведомлены только несколько высокопоставленных генералов и фельдмаршалов, но никак не гаулейтеры. Кстати, по легенде часть Зиберта располагалась под Ленинградом, а совсем не возле Курска. Даже если допустить, что интенсивные перевозки через Украину в последние недели навели Коха на мысль о предстоящем наступлении и чисто логически рейхскомиссар пришел к выводу, что оно состоится на южном крыле Восточного фронта, информация об этом никакой пользы советскому командованию принести не могла. Ведь как раз в то время в группе армий «Юг» по приказу тезки Коха фельдмаршала Эриха фон Манштейна свозили макеты танков к реке Миус, чтобы создать у противника впечатление: генеральное немецкое наступление будет в Донбассе.

Отмечу также, что, судя по кузнецовскому отчету, Кох действительно намекал Зиберту: для немцев совсем неплохо, если поляки и украинцы стреляют друг в друга. Но людоедских тирад об уничтожении всего ненемецкого населения Украины не произносил. Даже геноцид против евреев нацистская верхушка таила от народа: считалось, что несчастных отправляют не в газовые камеры, а переселяют далеко на Восток. Даже проверенному рядовому члену партии никогда не стал бы признаваться гаулейтер в намерении истребить всех славян во вверенном ему рейхскомиссариате. А тем более глупо было говорить такое беспартийному офицеру вермахта, невеста которого не была чистокровной немкой.