Читать книгу "Котовский - Борис Соколов"

В советское время имя Григория Котовского было овеяно славой. Его воспевали как героя Гражданской войны, истинного большевика и борца за народное счастье. Но после падения коммунистического режима на свет божий всплыли его уголовное прошлое и военные операции против разного рода повстанцев, не принявших советскую власть. Что здесь правда, а что — пропагандистский вымысел? Кем же на самом деле был Григорий Котовский — лихим разбойником, предложившим свои услуги победившей революции, или стихийным революционером, нашедшим в революции наилучшее применение своим способностям?

Точно известно, что Котовский в молодые годы был одним из вожаков уголовного мира на юге России. Его имя наводило ужас на Бессарабию и западные уезды Херсонской губернии, включая крупнейший порт империи Одессу. Таких, как Котовский, тогда называли по-разному — бандитами, гайдуками, разбойниками, налетчиками, народными мстителями. Сам же Григорий Иванович впоследствии предпочитал, чтобы его называли народным мстителем или, в крайнем случае, «последним гайдуком». Но если отбросить романтический флер, то с правовой точки зрения Котовский был настоящим уголовником, освоившим две криминальные специализации — разбойника, грабившего своих жертв на дорогах и в сельских усадьбах, и налетчика, грабившего горожан главным образом в их квартирах и магазинах и только в исключительных случаях — прямо на улице. Налеты и грабежи он прикрывал декларациями о стремлении справедливо перераспределить общественный продукт, отнять неправедно нажитое у богатых и передать его бедным. Во все времена разбойники обычно грабили богатых, поскольку у бедных нечего было взять. Только вот беднякам немного перепадало от Котовского и его друзей.

В начале XX века в Бессарабии целая дюжина разбойничьих атаманов наводила ужас на помещиков и полицию, но если мы сегодня и вспоминаем их имена, то, как правило, в связи с биографией Котовского. Значит, было что-то в этом «последнем гайдуке», что выделяло его из числа других бессарабских криминальных авторитетов. Это что-то — успешная служба Котовского в Красной армии, сначала командиром бригады, а потом — командиром кавалерийского корпуса. Этот очень важный факт его биографии, а также ранняя смерть, причем не в результате политических репрессий, сделали из Котовского культового советского героя. Но надо заметить, что Григорий Котовский был не единственным представителем уголовного мира, оказавшимся в рядах Красной армии. Друг Котовского и «король» криминальной Одессы Мишка Япончик тоже короткое время был командиром полка в Красной армии, но это закончилось для него трагически. Если Котовский преуспел в этом куда больше Япончика, значит, в его характере были такие качества, которые помогли ему превратить разбойничью шайку в регулярное войско. Его бригада была не просто не хуже, но даже лучше многих других советских кавбригад. А после Гражданской войны Котовский стал не только командиром корпуса, но и крупным хозяйственником, основателем Бессарабской коммуны. Следовательно, были у него и организаторский талант, и военные способности, хотя военному делу он нигде не учился.

Мифологизация Григория Ивановича Котовского как легендарного героя Гражданской войны, начатая еще при его жизни, приняла законченные формы после его внезапной и нелепой смерти. Классическую формулу этой мифологизации дал Сталин в некрологе, опубликованном почти с полугодичным опозданием 23 февраля 1926 года, в День Красной армии, в харьковской газете «Коммунист»: «Я знал т. Котовского, как примерного партийца, опытного военного организатора и искусного командира.

Я особенно хорошо помню его на польском фронте в 1920 году, когда т. Буденный прорывался к Житомиру в тылу польской армии, а Котовский вел свою кавбригаду на отчаянно-смелые налеты на киевскую армию поляков. Он был грозой белополяков, ибо он умел „крошить“ их, как никто, как говорили тогда красноармейцы.

Храбрейший среди скромных наших командиров и скромнейший среди храбрых — таким помню я т. Котовского.

Вечная ему память и слава».

После публикации написанного Сталиным некролога Котовский официально стал культовым советским героем, именем которого полагалось называть улицы, поселки, колхозы и пароходы.

Легендарный разбойник, бессарабский Робин Гуд, харизматический герой Гражданской войны, Григорий Иванович Котовский был довольно тщеславен и очень любил мистифицировать свою биографию. Своих будущих биографов он путал буквально во всем. Начиная с года рождения. В советское время в анкетах Котовский указывал то 1887-й, то 1888 год рождения. Но как выяснилось после его гибели, Григорий Иванович омолодил себя лет на шесть-семь. Зачем? Не ради же прекрасного пола. Котовский не был красавцем, но успехом у женщин пользовался всегда. Был у него этакий шарм разбойника-джентльмена. С точки зрения военной карьеры, которую Котовский весьма успешно делал в рядах Красной армии, паспортный возраст имел не последнее значение. Одно дело стать командиром кавалерийского корпуса в 41 год, и совсем другое — в 34 года. Молодой комкор выглядит перспективнее для выдвижения на более высокую должность. Но скорее всего перед Григорием Ивановичем и позднейшими советскими пропагандистами, лепившими образ легендарного героя Гражданской войны и рыцаря революции, стояла более важная задача: сотворить из одного из «королей» преступного мира юга России не просто образ романтического разбойника и нового Робин Гуда, а превратить его в пламенного революционера и борца с самодержавием, еще до 1917 года осознавшего историческую правоту партии большевиков во главе с Лениным и в дальнейшем с энтузиазмом вставшего под ее знамена. Однако для создания безупречного образа Григорию Ивановичу было необходимо скрыть факт своего уклонения от воинской повинности и участия в Русско-японской войне. Факт банального дезертирства, да еще в военное время, героя революции определенно не красил; как протест против империалистической войны подобная акция никак не проходила. Тем более что Русско-японская война, в отличие от Первой мировой, в советской пропаганде никогда не называлась империалистической, а, наоборот, считалась со стороны царской России если не справедливой, то хотя бы полусправедливой, что ли. А уж Советско-японская война 1945 года вообще подавалась как законный реванш за поражение в войне 1904–1905 годов. Все-таки тогда Япония напала на Россию, да и оборона Порт-Артура и гибель «Варяга» в народном сознании олицетворяли высшую степень героизма и подвига, хотя и были результатом военной пропаганды. И песен об этой войне в советское время пели немало, популярность они не утратили вплоть до наших дней. Достаточно назвать песни о «Варяге» и «На сопках Маньчжурии». Песням Первой мировой войны повезло гораздо меньше. В лучшем случае помнят их перелицовки эпохи Гражданской войны. Многие ли знают, что знаменитая песня советских партизан Дальнего Востока «По долинам и по взгорьям», равно как и не менее знаменитый в белой среде марш Дроздовского полка («Из Румынии походом шел Дроздовский славный полк…») имеют своим первоисточником «Марш сибирских стрелков», слова к которому написал Владимир Алексеевич Гиляровский, легендарный «дядя Гиляй» («От тайги, тайги дремучей, от Амура, от реки, молчаливо, грозной тучей шли на бой сибиряки»)? А автора музыки этой песни мы не знаем и по сей день.