Читать книгу "Саксонец. Меч Роланда - Тим Северин"

Арнульф выругался.

– Закрой крышку, пока все не расползлись!

Я полез на повозку и в темноте нащупал что-то мокрое и склизкое. Оно извивалось, как скользкая мускулистая веревка. Мне пришлось преодолеть отвращение. Поставив ногу на конец оси, я потерял равновесие оттого, что большой угорь выскочил из чана и ударил меня в грудь. Он исчез в темноте, ползя по земле. Сжав зубы, я снова залез на повозку и надавил на крышку, стараясь плотнее захлопнуть. Она не закрывалась, потому что я прижал вылезающего угря. Он забился в панике, колотясь о мою руку, и обвился мне вокруг пояса. Тут рядом появился Арнульф. У него была деревянная киянка, которой он заколачивал шкворень повозки. Он вышиб ею вылезающего угря, тот, извиваясь, уполз прочь. Я почувствовал, что крышка встала на место, и ощутил, как внутри бьются угри, пытаясь выбраться. Арнульф нашел выбитый ворами клин и крепко заколотил его снова.

– Эти ублюдки сами перепугались до смерти, – сказал он, закончив, и бросил на меня странный взгляд.

Я понял, что мой наглазник в суете сдвинулся, и возница увидел, что у меня оба глаза целы. К счастью, в темноте было не разглядеть их цвета.

– Я и не знал, что угри могут так быстро ползать, – пробормотал я, отвернувшись.

Он плюнул через борт повозки.

– Они бесятся, чувствуя приближение дождя.

Было странно слышать это в такую ясную ночь, но на следующее утро, когда Арнульф запрягал волов, над западным горизонтом появилась черно-серая линия грозовых туч. Они быстро надвигались, затягивая солнце, и свет померк, хотя еще не было и полудня. Лес вокруг замолк в мрачном ожидании, а потом вдали послышался стон. По деревьям пронесся яростный ветер. Первые порывы срывали листья и кружили их в безумном танце. Мимо пролетел одинокий ворон, беспомощно хлопая крыльями в вихре, и исчез из виду. Вскоре верхние ветви стали сгибаться и выкручиваться, и буря всей силой обрушилась на лес. Слышался треск ломающихся тонких ветвей, а потом и толстых сучьев, они отламывались и, вертясь, падали на землю. Давно высохший огромный дуб, корявый, с прогнившей сердцевиной, наклонился, еще удерживаемый корнями, а потом рухнул, сотрясая землю и наполовину перегородив дорогу. Вывороченный ком земли был размером с небольшой дом. За шумом ветра послышалась словно бы барабанная дробь, и, наконец, хлынул дождь. Тяжелые капли застучали по земле, мгновенно образовав лужи, которые тут же слились вместе. По склонам потекли ручейки желто-коричневой воды и превратились в бурлящие потоки.

Яростная буря остановила Арнульфовых волов. Они терпеливо стояли, их рыжие шкуры от воды стали тускло-бурыми, а копыта постепенно завязли в грязи. Мы с Озриком забились под повозку, и под ногами у нас прибывала вода. Арнульф поднял капюшон плаща и сгорбился под прикрытием волов. Наверное, целый час буря хлестала нас, а потом перешла в ровный нестихающий дождь. Мы двинулись дальше. Волы брели по грязи, и колеса повозки оставляли глубокие следы, которые тут же размывало дождем. Мне показалось, что я слышу, как возбужденно бьются и извиваются угри в чане.

Опустив голову, мы плелись по дороге и даже не заметили, как вышли из леса. Дождь продолжался целый день, а ночь мы снова провели, забившись под повозку. Других путников поблизости не было, и когда я, наконец, выглянул и осмотрелся, то увидел вдали предместья большого города.

Арнульф указал куда-то, и в миле от нас, на возвышенном месте, я увидел в паутине лесов величайшее здание из всех, что я когда-либо видел. Еще не достроенное, оно уже господствовало над городом.

– Новый дворец Большого Карла, – сказал Арнульф, вытирая дождь с лица.

Его мокрое родимое пятно блестело, как разрезанная свекла.

Мы углубились в город. Все жители сидели по домам, закрыв ставни от стоявшего стеной дождя. В грязных боковых переулках и затопленных канавах рылись в мусоре бродячие собаки и свиньи. Чем ближе мы подходили к новому дворцу, тем основательнее становились дома. Я предположил, что они принадлежали богатым купцам и королевскому окружению. Иногда между зданиями мелькал слуга или раб, бегущий с каким-то поручением, прыгая между потоками воды с крыш и водостоков. Промокшие, мы брели дальше, пока не вошли в королевский квартал. Это была огромная строительная площадка. Повсюду лежали строительные материалы – кучи бревен, груды тесаного камня и штабели кирпича. Здесь, наконец, шла какая-то деятельность. Плотники пилой и стругами обрабатывали огромные балки, спрятавшись от дождя под длинными низкими укрытиями. Другие работники десятками кувалд колотили по раскаленному металлу, каменщики резали и кололи камень, а из странного вида строения – судя по большой куче глины рядом, печи для обжига – шел дым. Мы миновали временный навес, под которым люди ходили вокруг круглой ямы, толкая тяжелый брус. Заглянув в яму, я увидел, что брус приводит в движение лопасти, которые месят какую-то бурую кашу, и понял, что они замешивают огромное количество раствора.

Когда мы подошли ближе, назначение ряда недостроенных строений стало понятнее. Массивное прямоугольное здание имело те же пропорции, что и пиршественный зал моего отца, и я догадался, что здесь будет палата для больших собраний. За ним приобретало очертания большое восьмиугольное здание, и строительство его уже заметно продвинулось. Уже было возведено основание крыши и сделан каркас для большого купола. Я догадался, что здесь будет королевская церковь. Я также заметил основание и нижнюю часть стен для длинной галереи, и меня поразили не только размеры и размах строений, до того я никогда не видел, чтобы так широко использовался кирпич. На родине мы строили стены из бревен и глины и крыли их тростником или черепицей, такие крыши требовалось регулярно менять. А здесь монументальные стены возводились из тысяч рядов ржавого цвета кирпичей, иногда перемежавшихся рядами из тесаного камня. Любому, кто их видел, становилось ясно: здания строятся навечно.

Арнульф повел волов через грязное месиво к группе других зданий и, не дойдя, остановил повозку.

– Здесь наши пути расходятся, – сказал он в своей грубоватой манере. – Я подчиняюсь службе сенешаля. – Он помолчал. – Спасибо за помощь в пути. Вряд ли мы встретимся снова.

Он отошел к своим волам, цокнул языком, и повозка со скрипом двинулась по грязи. Мне было жаль расставаться с ним, потому что он оказался честным человеком, и у него хватало терпения учить меня и Озрика говорить по-франкски. Слова были немного похожи на саксонские, и мы с невольником практиковались друг с другом, так что немного освоились с языком и с каждым днем его улучшали. При последнем взгляде вслед Арнульфу я увидел лишь кончик его прута над чаном с угрями, этот прут более чем когда-либо напоминал удочку.

Мы остались одни под дождем, и появилась возможность переместить наглазник на другой глаз. Я обнаружил, что если слишком долго держать глаз прикрытым, то потом трудно им смотреть.

Ближайшим укрытием был портик недостроенного восьмиугольного здания, которое я заметил раньше. Я побежал туда и снял свой промокший плащ, стараясь не обрызгать уже слонявшихся там двух священников.