Читать книгу "Считанные дни - Хуан Мадрид"

Дверь кабинета открылась, и в нее просунулась голова.

— Долго еще, Паскуаль? — спросил Герман Риполь, юрист издательства. — Ты не забыл, у нас встреча с представителями профкома? Надо бы перед ней кое-что обсудить. — Он заметил присутствие Антонио. — Как движется дело с фотографиями? Порядок?

— Нормально, — ответил Антонио.

Паскуаль выключил диктофон.

— Мы уже закончили. — Он поднялся из-за стола и обратился к брату: — Во что бы то ни стало добудь Сепульведу и в субботу утром приходи снова. Да! Привет Эмме. Почему бы нам не поужинать всем вместе как-нибудь на неделе?

Антонио ретировался, и Герман Риполь прошел в кабинет. Остановившись у окна, он закурил сигарету.

— Надеюсь, ты подготовил почву в комитете? — спросил его Паскуаль.

— Не волнуйся… Положись на меня. Я с ними живо управлюсь, только давай сначала распределим роли: ты играешь эдакого добрячка, а я — злодея. От меня они услышат, что издательство в данный момент не в состоянии повысить оплату больше, чем, положим, на три процента… а ты им скажешь: при благоприятном стечении обстоятельств можно будет поднять ее на четыре, четыре с половиной, а то и на пять процентов. Договорились? Они, конечно, обматерят меня последними словами, но мне плевать. Юрист есть юрист, и он всегда и везде слывет мерзавцем. Но ты — другое дело. Ты директор и должен прикинуться своим в доску.

Паскуаль недовольно уставился на только что зажженную сигарету своего собеседника. Тот подошел к столу и раздавил ее в пепельнице.

— Боюсь, на этот раз нам не избежать забастовки, а она, сам понимаешь, нанесет ущерб репутации предприятия. Опять же реклама, конкуренция и прочее. Не говоря уж о долдонах из городской общины.

— Пусть себе бастуют. Я знаю, как с ними разделаться. Попомни мои слова: забастовка выйдет им боком.

— Все так, однако их одиннадцать человек, Герман. Подсчитай, во сколько нам обойдется возмещение ущерба за незаконное увольнение? Кроме того, мы останемся без персонала.

— Следующий раз будем заключать договоры только на шесть месяцев с возобновлением. И больше никаких бессрочных. А с шестимесячными контрактами не больно-то побастуешь. Позволь мне обделать дельце самому. Не все сотрудники пойдут на забастовку, если они вообще смогут ее организовать. А организуют, то пусть пеняют на себя. Я для них кое-что приготовил.

— Так как же мы решим?

— Сейчас ты им объявишь об этих четырех-пяти процентах… Нет, погоди… Лучше скажи им, что сможешь все-таки поднять оплату: дескать, ты воевал за них в администрации и добился повышения, поскольку сам, мол, вышел из рабочих и прекрасно все понимаешь. Только не называй конкретных цифр. Держи их на коротком поводке, понял?

Паскуаль поправил манжеты и затянул потуже галстук.

— Уж не вообразил ли ты, будто я впервые сталкиваюсь с забастовкой, Герман?

— Упаси меня боже! — Герман Риполь похлопал его по плечу. — Я просто хочу скоординировать наши действия — и только. Чистейшей воды стратегия. Не забудь, в субботу у нас встреча с американцами. Поужинаем у меня дома и подпишем учредительные документы компании. А потом кутнем на полную катушку.

— Лады. Теперь пошли бодаться с этими типами, — пробурчал Паскуаль и многозначительно посмотрел на Германа Риполя. — Меня так и подмывает придушить их всех собственными руками.

Глава 5

Единственная лампочка, свешивавшаяся с потолка, рассеивала по комнате мертвенно-бледный свет. Растянувшись на полу, Антонио курил трубку с гашишем и наблюдал за тем, как Чаро стаскивает с себя майку.

Ванесса и Лисардо грызли сливочное печенье, принесенное Антонио, и смотрели принесенный им же телевизор.

Угарте неспешно листал потрепанный журнал «Мотор 16».

— Уф! Я раздеваюсь догола. Попрошу без грязных шуточек, а кому невтерпеж, может отвернуть свою блудливую физиономию, — предупредила Чаро.

Антонио безучастно махнул рукой, давая понять, что нагота его не волнует. Чаро быстро скинула юбку и стала наносить крем на ляжки, живот и ягодицы. Закончив, она вытерла руки о волосы в паху.

Несколько дней тому назад Антонио случайно заметил, как в приоткрытую дверь лаборатории вбежала огромная крыса. Черная и волосатая, она внимательно на него посмотрела и исчезла, шмыгнув за ванночку с проявителем. Шкурка на крысе была влажная и блестящая, будто она только что окунулась в воду. Ее вид навел его на мысль: между городской клоакой и зданием, где он снимал квартиру, существует потайной ход. Теперь густо заросший лобок Чаро напомнил ему ту черную волосатую крысу.

Между тем девушка, совершенно не подозревая, какие ассоциации вызывала у фотографа, уютно устроилась на стуле и стала ждать, покуда крем не впитается в кожу.

— Дайте же мне закончить. Настал день, и Альфредо сделал мне предложение. С тех пор прошло довольно времени. Вы слушаете?

Каждый занимался своим делом. Один Антонио вяло ответил: да, он ее слушает, и Чаро продолжила:

— …а я ему говорю, ведь мы еще несовершеннолетние и поэтому не сможем пожениться. Он мне ужасно нравился, понимаете? Можно сказать, я его сильно любила, так сильно… И в конце концов ответила: «Хорошо, мы сойдемся, коли ты так настаиваешь». Тогда Ванесса стала готовиться к свадьбе. Она обожает такие вещи. Организовала грандиозный пир, назвала кучу друзей и повела меня в магазин купить новую одежду. Мы выбрали чудесное розовое платье, длинное — до пят. И я сказала Альфредо о своем желании иметь детей, одного или двух как минимум. Но прежде надо было слезть с иглы, так как дети рождаются порченые, со СПИДом… Не знаю… Мы промучились без уколов шесть или семь дней, точно не помню. И умирали от ломки — страшно вспомнить! Я продержалась еще дня три-четыре, а Альфредо сорвался и пошел колоться по новой.

С Пласы через слуховое окно доносился уличный шум: обрывки разговоров, гул моторов, голос, который настойчиво кого-то звал.

Чаро критически осмотрела свое тело: крем еще недостаточно впитался, а потому можно было рассказывать дальше.

— Теперь, когда вернется Альфредо, я попытаюсь уговорить его сделать еще одну попытку. Мне бы хотелось родить девочку, маленькую, светловолосую. Конечно, если получится. Хочу назвать ее Агатой, но Ванессе больше нравится Дженифер. Верно, Ванесса? Должно быть, где-нибудь вычитала. Можно назвать Каролиной или, положим, Эмилией — тоже неплохо звучит. А если будет мальчик, назовем его Альфредо. Хотите, я вам еще что-нибудь расскажу?

— Валяй, ври дальше. А я буду на тебя смотреть. Ты сейчас такая красивая, похожа на сдобную булочку. Или нет. Пожалуй, больше на пирожное с кремом.

— Что тебе рассказать?

— Что хочешь.

Чаро принялась рассматривать следы от уколов на сгибе рук и тыльной стороне ладони, будто видела их впервые. Потом снова завела:

— О чем это я? Так вот, в детстве, учась в школе, я не расставалась с тетрадкой для рисования, которую никому не показывала. Это было моей тайной. Мне очень нравилось рисовать. Очень. И учительница советовала мне продолжать, поскольку и вправду у меня неплохо получалось. Я рисовала массу вещей, все, что попадалось на глаза, но особенно хорошо у меня получались корабли. Я рисовала много кораблей, больших, обязательно с отцом на палубе, и, пока рисовала, думала только о нем. Представляла, как он возвращается из плаванья, нагруженный подарками. Мне казалось: если я буду так думать, то отец действительно привезет нам что-нибудь. Но он никогда ничего не привозил.